Страница 58 из 95
— Это пытка, — бормотал страж, умудряясь не замечать, что дверь за его спиной открылась, — почему мне-то, мне-то почему? Это вам, господин наместник, полагается, а мне полагается водицы родниковой, или пивка, или хотя бы воздуха глоточенек — леший, да я и говорить об этом не могу!
— Хикеракли, — тихо позвал Скопцов. Тот резко обернулся, осознал посетителей, кивнул им; потом, протерев глаза, вернулся взглядом к хэру Ройшу-младшему и уставился на него.
— Генриетта! — воскликнул наконец Хикеракли, распахивая объятия. — О, Генриетта, как я вас ждал!
— Я не Генриетта, — ледяным голосом ответил хэр Ройш-младший.
— Вы в зеркало смотрели-с? Вы очень, очень Генриетта.
Хэр Ройш-младший сдёрнул вуаль.
— Я Констанция.
Скопцов прыснул, и Хикеракли, к удовольствию хэра Ройша-младшего, тоже, после чего схватился за голову.
Это принесло дополнительное удовольствие.
— Я знаю, что вы сейчас будете о серьёзном, поскольку — о, я знаю! — поскольку тоже меня ненавидите, — простонал тот. — Молю и заклинаю, давайте сперва прогуляемся. Хэр Штерц всё равно спит.
Хэр Ройш-младший посмотрел на наместника с сожалением. Тот выглядел не очень здорово: судя по всему, караул в исполнении Хикеракли догадался предложить ему выпивку, но не подумал о еде. Что ж, в любом случае сперва следует выяснить, что Хикеракли успел разузнать.
Через десять минут стало ясно: ничего.
— Он мировой дядька, — выбравшись на воздух, Хикеракли потянулся и тут же начал обретать цвет лица, — мировой! Отличненько мы посидели. Я, скажу вам, не дурак, я совсем не дурак, уж догадываюсь: на больших местах в политике тоже не дураки, но хорошо поговорили-с. Я его арестовал, а он не в обиде. Да… Хэр Ройш, а ежели сделать его нам советником?
— Советником? — кисло переспросил хэр Ройш-младший. Даже от нескольких минут пребывания в переполненном винными парами кабинете Коленвала у него окончательно разболелась голова.
— Ну да, Революционному Комитету. У него есть планы! Мы всего-то ночку поболтали, а я, пожалуй, уже верю. Может, что-то и получится.
— Роль советника подразумевает наши ему обязательства.
— Да, но, — Хикеракли пнул сапогом кочку, — но я ж его арестовал? Арестовал. Следовательно, наше ему обязательство — не бить, не обижать, едой кормить, а с него нам взамен гешефт. Никто ведь не знает, а мы-то знаем, что Революционный Комитет — это так, кучка студентов… А тут настоящий серьёзный человек. Мы ему поможем, а он и с Охраной Петерберга разберётся.
— А потом и с нами, — поморщился хэр Ройш-младший.
— Да ну! Он мировой дядька. И потом, скоро его сменяют, приезжает новый наместник, и получается, что старый — он вроде как официально не нужен, а мы его как раз можем приспособить.
— Ты недооцениваешь темп развития событий. Когда его сменят, переворот уже успеет закончиться.
— А ты недооцениваешь мой длинный язык, — обиделся Хикеракли. — Стал бы я говорить, если б не знал? Ничего не стал бы. Его, понимаешь, скоро сменят. То бишь скоро. То бишь совсем скоро. А новый приедет дня эдак через три.
Хэр Ройш-младший не поверил своим ушам. Он попытался потереть переносицу, обнаружил на своём лице избыток пудры и раздражился окончательно.
— И вместо этого ты рассказываешь мне о том, какой хэр Штерц мировой дядька? — прошипел он. — В то время как новый наместник приезжает через три дня? Ты точно уверен? Ты понимаешь, что это значит?
— Да, да, да, нет.
Мысли в зажарившейся под париком голове вскружились непривычно сумбурно. Новый наместник приезжает на днях. Если он не сможет попасть в Петерберг из-за перекрытого Порта, Европы мгновенно узнают о том, что что-то происходит; следовательно, этого необходимо избежать. Но даже если сие удастся, новый наместник, разумеется, направится прямиком в руки к солдатам. А те его чего доброго расстреляют — или попытаются заключить с ним договор, который легко может провалиться.
Держать же в руках действующего наместника Революционному Комитету — или любой иной общности, которая желает, чтобы переворот в городе продолжался, и не желает притом жертвовать городом, — просто необходимо. Полномочия наместника простираются далеко, и, в сущности, только он способен при желании дёрнуть тормозной рычаг.
В Тумрани когда-то дёрнули. В Петерберге дёрнуть не должны. Хикеракли, без сомнений, и сам не понимает, какую услугу оказал своему городу.
— Кому ещё известно? — отрывисто спросил хэр Ройш-младший. — Наместническому корпусу?
Теоретически не должно быть: оставаясь подданными Европ, наместники не обязаны извещать своих подчинённых почти ни о чём, и смена наместника традиционно всегда оставалась делом, к которому росскую сторону не допускают. Однако не имеется и запрета. Кто знает, сколь доверительные отношения успел выстроить мировой дядька хэр Штерц со своими помощниками, с главой корпуса?
Собственно, знать бы мог Хикеракли — вполне в его духе выяснять подобные нюансы человеческих отношений.
Но Хикеракли лишь прищурился, а потом, отвернувшись, запрокинул голову.
— Прости, не устраивал ему допрос. Подобало?
— Да, тем более что часть информации ты уже получил, — кивнул хэр Ройш-младший, после чего заподозрил неладное. — Это была ирония?
— Нет, это была клоунада, — Хикеракли заложил за голову руки, — с арестом клоунада и так далее. Ну какой это арест? Это я с золотцевским револьвером. Какой арест, какой Революционный Комитет, какие допросы? Оно, конечно, весело играться, но на самом-то деле я не умею. Я, так сказать, не солдат, я просто ружьё нашёл.
— Ты справился чрезвычайно эффективно.
— Ну спасибо, умник ты мой, вот чьей милости-то нам не хватало-с.
Хэр Ройш-младший нахмурился, поскольку ничего не понял. Хикеракли не был похож на себя — в обычном состоянии он, пусть не всегда преуспевал, непременно стремился донести свои бесценные мысли до всех и каждого, а сейчас бросался огрызками фраз, проглатывая, видимо, их суть. Что мог наговорить ему наместник, вызвав такие перемены?
— Это, считай, тебе подарочек, — Хикеракли, вздохнув, повернулся, — или когда там у тебя день рождения. Нравится?
— Мне — да, — сердито ответил хэр Ройш-младший. — Так что не нравится тебе?
— Что без толку это всё. Поигрались — и ладно. Это ж не мы переворот учиняем, а Охрана Петерберга с леший знает кем, и тут — то же. Выпустить его надо, по уму ежели, и пусть разбирается. И с солдатами, и с новым наместником, и с, так сказать, прецедентами. А мы не вытянем.
Хэр Ройш-младший незаметно выдохнул. Он не любил излишних метаний и людей, склонных им предаваться, если только те не имели, как Золотце, искупающих черт. Но назвать Хикеракли любителем метаний удалось бы едва ли; если уж на то пошло, ему скорее была свойственна определённая беззаботность. Очевидно, он просто остро переживал происходящие изменения.
Или, вернее, ничуть не очевидно. Но арест наместника был поступком одновременно здравым и дальновидным, так что исполнитель сего действа заслуживал награды. Утешать хэр Ройш-младший совершенно не умел и не желал, однако подобрать слова всё же попытался.
— Ты ошибаешься, — как можно более любезным тоном начал он. — Как раз мы-то и вытянем, как ты выражаешься, и не в последнюю очередь благодаря твоему деянию. Если наместнический корпус ещё не осведомлён о точной дате прибытия замены хэра Штерца, мы оказываемся в невообразимо выигрышном положении. Я допрошу его и выясню подробности. Возможно, нам удастся перехватить нового наместника. Если же нет, мы в любом случае держим в своих руках чрезвычайно выгодного заложника и можем шантажировать Охрану Петерберга его связью с Европейским Союзным правительством. Достаточно просто заявить, что он обязался, к примеру, послать туда письмо, отсутствие которого вызовет тревогу, и что мы дозволим ему корреспонденцию только в том случае, если примут наши условия. Золотце отправился в Четвёртый Патриархат шпионить; следовательно, и оттуда у нас будут известия. Наше положение крепчает буквально с каждой минутой. — Хэр Ройш-младший задумался, что ещё следует сказать для полной убедительности. — Переживать не имеет смысла.