Страница 30 из 95
Граф же Набедренных руку подал, встречи взглядов благополучно избежал и окончательно постановил, что худшая ситуация, в которой может оказаться джентльмен, требует не тактического решения, а стратегического.
— До чего же вы непонятливы, — снова вздохнул он. — Напакостили, проштрафились — и сбежать намереваетесь? Теперь уж не сбежите. Найдите в себе мужество сопроводить меня к уважаемому хозяину и поприсутствовать при решении дальнейшей вашей судьбы. А то надумали тоже — хвост поджать и пятиться. Нет уж, голубчики, за мой испорченный досуг вам придётся ответить по всей строгости.
— К хозяину? — ошалело переспросил одарённый мордоворот.
Господин Хикеракли, ростом не удавшийся для выглядываний из-за чьей-либо спины, аж перекрутился весь, чтобы незаметно для мордоворотов продемонстрировать графу Набедренных своё встревоженное выражение. Граф Набедренных улыбнулся: святой всё-таки человек этот господин Хикеракли, надо бы при случае пригласить его в Филармонию.
— К хозяину. И поскорее.
— Щас, как закажете, — продолжал истязать своё лицо подобием вежливой гримасы одарённый мордоворот. — Только это, деньжата-то Федькины, а? — обернулся он к господину Хикеракли.
Тот в лирической задумчивости взвесил на ладони кошель, почесал в затылке и крякнул:
— Слушай, шельма попутала! Это ж не я, это Федька с меня сапоги стащил и пропил. Откуда следует, что не у меня перед ним, а у него передо мной должок. Свидишься — нагоняй ему ор-га-ни-зуй, по дружбе-то.
Веня не выдержал, пропустил-таки наружу нервный смешок.
За это граф Набедренных был благодарен господину Хикеракли отдельной строкой.
Глава 31. Безымянное чувство под названием «гордость»
— Мы должны быть им благодарны, — спокойно сказал хэр Ройш-младший. — Отчётливая декларация намерений раскрывает карты и проясняет ситуацию.
— Простите, но если нас в самом деле решили высечь за наши шуточки, отыскать в сердце благодарность у меня как-то не выходит, — воскликнул Золотце, нервно передёрнув плечами.
— Господин Золотце, хэр Ройш, прошу вас, давайте обойдёмся без драматизации, — Скопцов привычно сложил руки. — Это всего лишь парад.
— Не думаю, — Мальвин опять перевёл взгляд на площадь. — Это определённо декларация намерений.
Слово «заговорщики» вызывало у хэра Ройша-младшего разве что кислую улыбку, но трудно было это слово не припомнить, когда они с Золотцем, Скопцовым и Мальвиным прятались вчетвером на чердаке, выходящем слуховыми окнами прямо на площадь перед Городским советом. Чердак отыскал, разумеется, Золотце, а сидели заговорщики на нём, поскольку внизу разворачивалась самая прямая декларация намерений, какую хэр Ройш-младший только видел в родном городе.
Надо тем не менее заметить, что задекларирована сия декларация была специфически, если не тайно. Формально она звалась парадом Охраны Петерберга и — формально же — никаких привязок к тем или иным поводам не имела. В то же время конец октября вряд ли мог похвастаться наличием неких торжественных дат, а потому несложно было сообразить, зачем четырём генералам понадобилось напомнить горожанам, кто в Петерберге хозяин.
Ключевая ирония, однако же, состояла в том, что шумный и наверняка призванный привлечь к себе внимание парад легко мог бы обойти невнимательного петербержца стороной, поскольку никаких предварительных объявлений о нём не делалось. Солдаты в парадной форме без предупреждения и видимого повода просто выстроились в колонну и промаршировали по нескольким главным улицам города, начиная с Конной дороги, обогнули Людской по Большому Скопническому и добрались до площади. Заворачивать в недра районов было сложно и бессмысленно, поскольку четыре генерала возглавляли процессию конной шеренгой, которая потеряла бы на узких улочках весь свой лоск. В общем, пожелай хэр Ройш в этот субботний день остаться дома, он мог бы, зачитавшись, и вовсе не заметить парада.
Так бы наверняка и сложилось, если бы под утро слуга не доложил, что к молодому хэру Ройшу пожаловал префект его академического курса. У молодого хэра Ройша сей факт вызвал определённое недоумение: когда-то давно Мальвин с педантичностью часового механизма предоставил адрес Брэда Джексона, а теперь не менее педантично обновлял чернила на валике, чтобы листовки отпечатывались в равной степени жирно. «Я сам не могу в точности сказать, как бледные чернила могут оказаться уликой, — усмехался Мальвин, — но предпочту её не оставлять».
Иными словами, был он точным и надёжным человеком, с которым хэр Ройш-младший почти не имел личных контактов за пределами совместных академических возлияний, поэтому утренний визит оказался полной неожиданностью. Мальвин предложил прогуляться до одной распивочной неподалёку от Академии, и хэр Ройш-младший едва удержался, чтобы не ущипнуть себя украдкой.
В его мире — мире строгих регламентов и назначаемых за месяц приёмов — люди не заходили в гости просто так и уж тем более не приглашали в распивочную.
«Готов поспорить, вы задаётесь вопросом, почему я не прислал к вам курьера, — хмыкнул Мальвин, когда хэр Ройш не без растерянности натянул пальто и вышел вслед за ним. — Вынужден повторить почти то же, что говорил про краску: не представляю, как это может бросить на нас тень, но предпочту не рисковать».
«У вас имеется некая ценная информация?»
«Боюсь, я вас разочарую. Мне просто нужно поделиться с кем-нибудь одним курьёзом».
Хэр Ройш-младший недоумённо моргнул.
«Весь вчерашний вечер семья в полном смысле этого слова меня допрашивала, — Мальвин заложил руки за спину с весьма торжественным видом. — Они всецело убеждены, что листовки зародились в стенах Академии».
«Оригинальное предположение».
«Согласен, здесь не имеется ничего примечательного. Однако курьёз заключается в ином. Не буду мучить вас излишними деталями, скажу лишь, что в семье Мальвиных важнейшую роль играет моя бабка — с годами её купеческий опыт переродился в поистине фантастическую интуицию. И она, представьте себе, видит в листовочниках не только угрозу».
«Купеческая среда разделяет наши лозунги? — изумился хэр Ройш-младший. — Это, должен заметить, идёт в разрез с моими представлениями о её консервативности».
«Не среда, а лишь одна бабка, — иронически улыбнулся Мальвин, — и она утверждает, что ей был вещий сон. Это, конечно, чепуха; однако нельзя отрицать, что бабка, выходит, видит в нашей деятельности более серьёзные перспективы, чем мы сами».
Услышав это, хэр Ройш-младший уловил в себе некое странное, незнакомое чувство, которого, кажется, прежде никогда не испытывал, но отрефлексировать и назвать оное ему не удалось, равно как не удалось им с Мальвиным добраться до распивочной. Неподалёку от общежития Академии их с чрезмерной суматошностью схватил за руки Скопцов — судя по одышке, бежавший сюда сломя голову.
Свои переживания он, впрочем, попытался скрыть, поприветствовал однокашников весьма спокойно и лишь после раскланиваний светски заметил:
«Господа, а знаете ли вы, что Охрана Петерберга решила провести в городе парад?»
«Когда?» — немедленно посерьёзнел Мальвин.
«Сейчас!»
Разумеется, сговариваться им не пришлось, и вместо распивочной хэр Ройш-младший сотоварищи направились в Старший район — именно там парад намеревался завершиться. Несмотря на нынешние призывы не драматизировать, Скопцов нервничал больше всех, и справедливо: парад, не привязанный ни к датам, ни к событиям, есть не что иное, как декларация намерений.
Демонстрация силы.
Безымянное чувство внутри хэра Ройша-младшего протяжно и сладко заныло. Он отметил, что Скопцов ни на секунду не смутился присутствием Мальвина и пригласил проследить за парадом обоих; причин поступать иначе не имелось, однако хэру Ройшу-младшему невольно мерещилась в подобной неразборчивости определённая неосмотрительность.
Впрочем, его беспочвенные, инстинктивные подозрения были сродни как раз таки мальвинским — и, вероятно, Скопцов не запнулся как раз потому, что почуял это сходство. Иными словами, компания подобралась не худшая, а в Старшем районе к ней присоединился уже заинтересовавшийся парадом Золотце — он как раз искал выход на пресловутый чердак, откуда открывался бы оптимальный обзор.