Страница 45 из 55
Он лежал в психушке. А с ним молодой летчик, он угробил машину в учебном полете, авария, катапультировался над теми болотами, оказался на островке. И что он там увидел? Но «крыша» после этого у него съехала капитально. Несколько дней просидел там, в болотах, пока его оттуда с вертолета зацепили.
— Э-э… постой, Карамелла… твой муж сбил южнокорейский «Боинг»?
— О боже! Да это не «Боинг» — а проклятие какое-то! Ведь никто не знает на самом деле, была это провокация или, правда, с курса сбился. Все сведения по этому делу засекречены.
…Готовность номер один объявили в пятом часу утра. Он набрал восемь с половиной высоты, когда получил команду: «Впереди самолет-нарушитель». На удалении тридцати километров увидел огни. Самолет мигал. Но вокруг темно, серая дымка. Два ряда светящихся иллюминаторов просматривались четко. Его запросили с земли: «Горит мигалка?» — «Горит». Мигалка бывает только на транспортных и пассажирских самолетах. Пересекли береговую границу, ему дали команду: «Цель нарушила государственную границу, цель уничтожить». Вдруг новый приказ: «Отставить атаку. Принуди его к посадке». Вышел на одну с ним высоту, чтобы тот его видел. Начал мигать бортовыми огнями, есть специальный международный код, который предупреждает, что самолет нарушил границу. Но он не отвечал. Тогда ему передали: «Постреляй из пушки». Он сделал четыре очереди — никакой реакции. Они уже подходили к Невельску, когда дали команду: «Цель уничтожить». Повернул свою машину, зашел снизу. Ракеты ушли. Одна, тепловая, попала в двигатель; другая, радиолокационная — под хвост. Огни в самолете погасли. Он доложил: «Цель уничтожена».
«Двести шестьдесят девять душ! — Ему стало не по себе. — Вообще-то, двести шестьдесят восемь, надо полагать. А мою-то душу они, что же, внесли в свой секретный протокол, черный реестр, поминальный список?»
— Потом мы скрывались, жили почти нелегально. Он вбил себе в голову услышанное от того свихнувшегося пилота: решил во что бы то ни было попасть на тот островок в болотах.
Несколько лет прошло. Он все продумал, просчитал. Даже немецкий язык выучил: с учебником, словарем. Я думала: специальную литературу читать, документацию, инструкции к немецким машинам. Тогда хлынули иномарки, он мог бы в любом автосервисе работать, получать нормально. Но подрабатывал только частным образом, если кто попросит. Очень заинтересовался дельтапланами, особенно мотодельтапланами. Хорошо разбирался в механике, в летательных аппаратах, в чертежах. Сам спроектировал, изготовил и собрал конструкцию, испытал. Я не знала, что он замышляет. В разобранном виде этот его летающий мотодрандулет можно очень просто перевезти в прицепе, на раздолбанном жигуленке, который был у него. Сборка несложная, машина управляема в воздухе.
А в том месте, на болотах — надо ориентироваться на одну скалу. Там есть сухой мыс, он вдается в топи. На нем каменный останец, скальный зуб, «чертов палец», как говорят. Он выбрал старую заброшенную дорогу для разбега — в общем, смог перелететь на островок. Много раз бывал там. Собирал останки, ну… одним словом, черепа десантников, специально их обрабатывал. Документы у многих сохранились, войсковые жетоны, письма, фотографии. Да и оружие, он говорил, личные вещи… Все это раскидано, рассыпано в густом травяном сплетении, словно какой-то безумец разбил музейную витрину, да так все и осталось. Брошенное, забытое. Наверное, это самое тихое место на земле. Белеют черепа в траве, будто футбольные мячи, внезапно оставленные убежавшей куда-то командой.
Его постоянно преследовал один звук, тончайшее серебристое тиканье… Начинало казаться — неумолимый ход времени, слышимый наяву. Можно сойти с ума от этого тиканья, сочащегося из ядовитой капельницы, проникающего и отравляющего кровь. Но источник был вполне определенным, он потратил несколько дней на поиски, и наконец нашел оплетенные корнями трав, ставшие донышком гнезда какой-то пичуги старинные немецкие часы известной марки. У них еще не кончился завод.
Он никогда не связывался с оружием. Но все же десантные ножи, эсэсовские кинжалы привозил оттуда, не мог удержаться. Была у него к ним страсть. Ну, и все отмечал, наносил на карту, делал захоронения, фотографировал.
Однажды возвращался, летел ранним утром, потерял направление в тумане… Врезался в эту одинокую скалу. И сам разбился, и мотодельтаплан — вдрызг! Чудом в живых остался. Завис, зацепился на самой вершине. Весь изранен, для него это конец. Ни одна живая душа не знает о нем, в окрестностях нога человека не ступала. Спуститься невозможно. Так и подыхал там. Шли дожди, в каменном углублении скапливалась вода, он пил. Днем жарило солнце, а ночью жуткий холод. Прошла неделя, больше бы он не выдержал.
Но нашел выход. Какие-то обломки от аппарата все же остались. Из этого собрал… что-то вроде планирующего парашюта. Или воздушный змей, можно сказать. Однако подъемная сила «крыла» была очень мала, не могла выдержать его вес. В любом случае рухнул бы на острые камни внизу. И все же — это шанс на спасение. Один из тысячи, но попробовать стоило. Он стоял перед выбором — сделать ЭТО или сгинуть насекомым, наколотым на булавку дьявольского коллекционера. Он же конструктор, с математикой у него все в порядке. По подсчетам выходило… в общем, ему необходимо избавиться от «лишнего» веса. Тогда его конструкция, по размерам не больше обычного зонтика, возможно и выдержит. Хотя бы минимально спланирует. Можно будет спастись. С собой у него было — и остались при крушении — пара отличных золлингеновских ножей. Как волк попавший в капкан, бывает, отгрызает себе лапу, чтобы уйти на свободу, так и он…
О чем она говорит?! Его охватили усталость и равнодушие. Хотелось, чтобы уж как-то это скорее кончилось. «Ты хочешь сказать, он… отсек СЕБЕ все лишнее?»
Ее ответ прозвучал, словно бы из той дали, из болот в ядовитом тумане. «Да». — «Одну руку? И одну ногу?» — «Именно так. И он летел. Летел на этом подобии парашюта. Затерянная точка в небе. Черный треугольный зонтик».
— Нет, Карамелла… что ты несешь? Бред какой-то! — Дикая игра становилась все более непонятной. Но он даже выговорить ничего не смог! Душивший смех прорвался наружу… Словно вырвало этим смехом. — Да ты понимаешь, какая это чушь?! — не мог остановиться от смеха. — Корейцы-истребители-развал-Союза! Болото! Немцы! Дельтапланы! Круглые дома! Подводные лодки! Кто тебе поверит?!
В ответ она расхохоталась ему в лицо!
Она заливалась безудержно. В ее смехе перекатывались дальние отголоски приближающейся грозы…
…А ты сам-то, Другман… ха-ха! Друг человека! — едва выдохнула сквозь набежавшие слезы. — Сам-то себя послушай! В живых остался! после катастрофы! соображаешь, что говоришь?! Да при таком взрыве — все в элементарные частицы превращается! В море он болтался! До прихода спасателей! А еще электричество, да? отключать научился! надо же такое придумать… Отключать электричество! Рекламу! Когда эти самые фоторелешки стоят — три рубля пучок в базарный день! Сидит тут, заливает!
И так далее, и тому подобное. Странно. А чемоданы? Вот же они стоят, никуда от них не денешься. Хорошо. Карамелла, эти ее очки… она смотрела на что-то, происходящее за его спиной. В отражении зеркальных стекол видна парковая дорожка, уходящая в обратной перспективе. Вдалеке, где она терялась… Оттуда со скрипом и хрустом песка под колесами выезжало невообразимое… Какое-то мерзкое существо или насекомое! Оно подкатывалось, словно тошнота к горлу. Все, что было позади него — меркло, подернутое болотной ряской… жижей… кошмаром… Катящееся кресло. Инвалид с багровым обезображенным лицом, полускрытым низко напяленным подобием шляпы. Из-под нее угадывалось, что уха у него нет, вместо глаза чернел провал.
Креслом он управлял одной рукой.
И помогал себе одной ногой.
«Так вот, ДВЕСТИ ШЕСТЬДЕСЯТ ДЕВЯТЫЙ! Иногда судьба дает сбои. Надо внести коррективы». В ее руках оказалась блестящая коробочка. В ней шприц, темная пластиковая туба. «Это не больно… ты просто уснешь», — предупредила она с издевательским участием.