Страница 4 из 71
Александр поднялся.
-- На этом все. Завтра я ухожу в Сидон.
* * *
Впереди щитоносцев Гелланика шли три сотни агриан. Пока ползли пустынной дорогой, македоняне не напрягались, пропустив вперёд фракийцев, но едва показались свежераспаханные поля, щитоносцы заторопились. Где поля, там и село. Если эти варвары опять, как и в прошлый раз войдут в него первыми...
-- Давай-ка ребята, шире шаг, -- командовал Теримах, -- а то нам снова одни куриные кости на ужин достанутся!
-- Эти варвары ещё и собак всех сожрут, -- пропыхтел Медведь.
-- Собак? -- Теримаха передёрнуло.
-- Ну да, сам видел.
-- Охренеть... Нет, я голодным спать не лягу! Надоело уже чёрствые лепёшки грызть. Шире шаг, ребята!
После боя с тирийцами на молу, Теримах, замеченный за попыткой спасения командира, попёр в гору. Назначен декадархом, старшим над шестнадцатью воинами. Отметил его Гелланик и в недавних стычках с варварами Антиливана. Теперь у Теримаха синий шлем с серебряной полосой вдоль гребня. Почёт и уважение. И ведь всего месяц назад рядовым был. Видать, заметили, наконец, боги. Этак и до золотой полосы, лохаговой, дослужится парень. Если жив останется. Последнее весьма зыбко. Горцев гонять, конечно, труда не составило, воины они никакие, но всё равно, два человека в декаде рыжего словили случайную стрелу.
Гипасписты шли, подвесив свои большие круглые щиты на левое плечо или закинув за спину, вместе с кожаным ранцем, в котором несли припасы, и скатками-постелями. К ранцу подвязали и шлемы, никто не хотел париться в нагретом на солнце бронзовом колпаке. На головах у большинства шерстяные береты-каусии от солнца, а Теримах закутался в финикийский платок, удерживаемый на голове шнуром.
Колонна александровых воинов растянулась почти на пять стадий. Впереди двигались пешие агриане и дозорная ила "друзей". За ними гипасписты, по четверо в ряд (ширина дороги позволяла), все остальные "друзья". В хвосте шли критские лучники, замыкал колонну лох щитоносцев.
Солнце уже клонилось к закату, когда впереди забрехали собаки.
-- А вот и село, -- прогудел Медведь, -- фракийцы дошли.
-- Надо и нам поспешать, -- согласно кивнул Теримах.
-- Да и так почти бежим.
Александр, в отличие от своих воинов, предвкушавших отдых не в чистом поле и ужин более плотный, чем обычно, никуда не торопился. Царская ила неспешно ехала шагом в двух-трёх стадиях позади щитоносцев. Царь осматривал окрестности и беседовал с проводником-иудеем, нанятым в Сидоне. Тот, явно обладая большими способностями к языкам, знал полдюжины местных диалектов и довольно сносно говорил по-эллински, сказывалось давнее общение с купцами. Любознательный Александр, отметив чистоту речи иудея, поинтересовался, много ли эллинов ездит через Финикию торговать на восток, в Вавилон.
-- Мало. Вы, яваны, народ моря. Редко вглубь суши забираетесь. Но бывает, отчаянные попадаются. В Дамаске встречал пару раз.
-- А далеко ещё до моря?
-- Уже близко, мы сильно отклонились к западу.
-- Разве это плохо? -- удивился царь, уловив не слишком-то довольный тон проводника, -- быстрее достигнем побережья.
-- Там не слишком хорошо идти берегом, упрёмся в устье Киссона, -- возразил проводник, -- лучше прямо сейчас взять севернее. Тут есть широкая дорога. И пешим и конным удобно будет. А через реку мост есть.
-- Куда она ведёт?
-- Сначала в Назарет, а потом прямиком до Тира. Хорошая дорога. Купцы часто ездят по ней. Много караванов.
Александр повернулся к одному из своих телохранителей-соматофилаков.
-- Что думаешь, Лагид?
-- Ну, раз хорошая дорога, почему нет? Скорей дотопаем.
-- Дотопает он... Уж забыл поди, когда пешим ходил. Ты что, устал уже? Спешишь отдохнуть? Там не получится, -- Александр покачал головой.
-- Да уж, -- проворчал Птолемей, -- если ты, царь, доверяешь что-то строить Гефестиону, тот умудряется застроить всех...
-- А вам бы только рушить, -- беззлобно ответил Александр, -- Гефестион не самый первый в бою, для этого вон, у меня Клит есть. Или ты. Зато поручи вам построить город, вы в нужник спустите все деньги, мастера от вас разбегутся, рабов забьёте палками тьму, за леность. И кое-как возведёте три сарая. А Гефестиону дай втрое меньше денег и людей, и он построит город.
Птолемей спорить не стал, повернулся к проводнику.
-- Как называется это место, Эфраим?
-- Ар Мегиддо, -- ответил тот.
-- Как? -- переспросил Александр, -- Хармагедо?
-- Ар Мегиддо, -- повторил проводник и перевёл, -- гора Мегиддо.
Птолемей фыркнул.
-- Язык сломаешь. И где эта гора?
-- Вон там, вдалеке виднеется.
Лагид приложил ладонь козырьков к глазам, всматриваясь.
-- Вижу. Это и есть гора? Чего-то невелика. Я бы сказал, что это холм большой.
-- Там, на вершине, заброшенная древняя крепость, старая, как само время. Некогда царь египетский победил здесь царя иудеев. А ещё раньше другой царь египетский победил много ханаанских царей. А ещё раньше...
-- Другой царь египетский... -- передразнил Птолемей, -- победил всех царей Ойкумены? Им, царям, тут мёдом намазано?
Александр покосился на Лагида, а Эфраим неодобрительно поджал губы.
-- Напрасно господин смеётся. Это плохое место. Здесь много крови лилось. Много битв было. И будет ещё.
-- Почём знаешь?
-- Наши пророки так говорят. Плохое место.
-- Зато округа хорошо просматривается, -- сказал Александр, -- дорога на этот, как его, Назарет, проходит возле горы?
-- Нет, раньше. До неё совсем немного осталось. Шагов пятьсот.
-- Значит, передовые уже достигли. Тут и встанем лагерем, возле дороги, а завтра выступим на Назарет.
-- Я бы не стал, господин, -- пробормотал Эфраим, -- плохое место...
-- Солнце садится, поздно уже, надо лагерь разбивать.
-- Дальше, как раз на перекрёстке дорог село есть.
-- Вот как? Что сразу не сказал? -- Александр повернулся к Птолемею, -- Лагид, двигай туда, проследи за дисциплиной. Гелланик-то справится, а фракийцы как бы не разошлись. Не надо устраивать резни, как в прошлый раз. Это земли под законом, тут мирные пахари живут, нечего их обижать, чай не горцы дикие. Мне не бунтовщики нужны, а мирные подданные. Которые исправно платят подати. Провиант беззаконно не отнимать, заплатить за все взятое.
Когда гетайры подъехали к селу, лежащему в тридцати стадиях от горы, оно уже гудело, как потревоженный осиный рой. Гипасписты и агриане добывали хлеб насущный.
-- Смотри, вот это обол, -- Теримах совал медяшку под нос иудею, -- хорошая монета, дорогая. Много купишь. Понял? Медведь, чего он башкой мотает?
-- Я думаю, не хочет барана отдавать. Может знает, что за такого барана в Сидоне тетрадрахму дают?
-- Да откуда ему? По роже видать, отродясь дальше своего амбара не выезжал, -- Теримах в сердцах сплюнул и легонько толкнул селянина в грудь, -- ладно, деревня, иди уже. Мы тебе заплатили, так что без обид. Понял? За-пла-ти-ли. Не понял?
Старик что-то щебетал и отчаянно жестикулировал, цепляясь за хитон рыжего. Тот выворачивался, но никак не мог отделаться от дедугана. Медведь в это время наматывал на локоть верёвку, на другом конце которой упирался баран. Дед, завидев это дело, вцепился в баранью шкуру и стал тащить на себя. Баран немедленно высказался, что он обо всём этом думает. Громко так. Все поняли. Но перетягивание не прекратили.
-- Да иди ты уже, старый! Бабку свою порадуй. Видано ли, целый обол получил. Когда ещё так разбогатеешь...
Из соседнего двора выскочил фракиец с лисьей шапке набекрень, сжимая подмышкой пёстрого петуха. За ним выбежала немолодая женщина и бросилась на агрианина с кулаками. Тот, отмахиваясь одной рукой, попятился, коверкая эллинскую речь.
-- А ходи отсюда, ведьма старый! Ходи, давай!
Старуху схватил за локоть ещё один фракиец и с жаром зашептал. Тоже по-эллински, но гораздо чище: