Неприкасаемые (другой перевод)

Ронан сидит в кресле возле ночного столика. У него болит правый бок. Как унизительно ощущать себя таким немощным. Нет, не орёл клюет его печень. То, что чувствует он, еще хуже. Будто там что-то шевелится. Будто зудит. Будто грызет. Будто мясные черви копошатся в тухлятине. Ронан массирует правый бок, почесывает его. Мать с помощью старой служанки перестилает ему постель.

— Натяните получше простыню, — говорит она. — Ронан не любит складок.

Он смотрит на часы, болтающиеся на браслете вокруг похудевшего запястья. Если бы Эрве не опаздывал, он был бы уже здесь.

— Ну вот! Готово. Помочь тебе?

— Не надо, — отмахивается он. — И сам справлюсь.

Он снимает халат и забирается в постель. Блаженство. Он ничего теперь не весит, словно пловец, лежащий на спине.

— Болит? — сурово глядя на него, спрашивает мать. — По глазам вижу, что болит.

— Да. Болит. Довольна? Ай-ай-ай! Бедненький мальчик!

— Ронан, почему ты такой злой?

— Не я первый начал.

Он произносит это с такой яростью, точно сейчас ее укусит. Мать идет к двери.

— И никаких шушуканий с Эрве, — смягчаясь, говорит Ронан. — Пусть поднимается прямо ко мне. Долго он не задержится.

— Вы теперь будете часто видеться?

— А почему бы и нет? Должен же кто-то рассказывать мне городские сплетни.

— Ты считаешь, что я на это не способна?

— Ну, ты совсем другое. Вы с ним обращаете внимание на разные вещи. Стой! Это он звонит. Иди быстрей.

Эрве краток. Сделать фотографию было проще простого. Но за неделю навести справки о Жан-Мари Кере — вот это уж слишком. Ронан чувствует, как его наполняют добрые чувства к другу. Он протягивает руку Эрве.

— Так что же?

— Все тут, — легонько хлопает тот по крышке своего чемоданчика.

— Сначала фотографию, — шепчет Ронан.

Голос его мгновенно садится. На висках выступает липкий пот.

— Я сделал четыре снимка, — говорит Эрве.

Он достает из чемоданчика конверт, хочет его раскрыть.

— Дай!

Ронан разрывает конверт и смотрит на первый снимок. Скромная гранитная плита. Буквы, уже чуть стертые временем.

В ногах могилы лежат свежие цветы, их перерезает тень кипариса. Ронан закрывает глаза. Он задыхается, будто после долгого бега. Катрин только что умерла — у него в руках, на этой фотографии.

— Ронан!.. Старик!

Голос Эрве доносится откуда-то издалека.

— Подожди, — шепчет Ронан, — подожди… Сейчас пройдет. Помоги приподняться.

С помощью друга он усаживается в подушках, храбро пытается улыбнуться.

— Точно под дых двинули, сам понимаешь.

Ронан смотрит на остальные три снимка, сделанные с расстояния, позволяющего видеть аллею, соседние могилы.

— Спасибо, — говорит он. — Для этих тебе бы надо было взять другой объектив. А то фон немного вне фокуса. — Он с какой-то грубой нежностью хватает руку Эрве. — Все равно очень здорово. Ты здорово все снял.

Голос Ронана постепенно крепнет.

— Теперь, — добавляет он, — надо будет с этим жить!

— Если я могу… — начинает Эрве.

— Нет-нет. Помолчи.

Тишина повисает такая, что слышен шорох материи за дверью.

— Слушай, — наконец произносит Ронан. — Фотографии ты спрячешь в книжном шкафу, там, в кабинете. Где стоит томик твоего любимого Верселя… знаешь… «Капитан Конан». Положи их в него. Только постарайся не шуметь. Не то она станет допытываться, что мы тут делаем.

Эрве на цыпочках проходит в кабинет. Он знает эту комнату наизусть. Сколько раз он приходил сюда. Да он с закрытыми глазами отыщет роман Верселя. Поручение выполнено. Ронан удовлетворенно кивает.

— Расскажи мне о Кере, — говорит он.

— Я как раз и собирался, — отзывается Эрве, доставая из чемоданчика лист бумаги с напечатанным на нем текстом. — Живет он в Париже, на улице… — Заглядывает в листок. — На улице Верней — это на Левом берегу. Я эту улицу не знаю. Он женат.

— Скотина!

— Его жена работает в парикмахерской. Ее зовут Элен.

— Но как ты сумел собрать все эти сведения?

— А как поступают, когда нет времени заниматься самому?

— Что, частный детектив?

— Именно. И все было мигом сделано. Ему понадобилось всего четыре дня, чтобы выследить Кере. Мастера они классные. И не подумай, что Кере прячется. Ничего подобного. Он преспокойно, не таясь, живет со своей женушкой. А сейчас занят поисками работы.

— Значит, ищет работу! — восклицает Ронан. — Вот смехота! Фараоны вполне могли бы взять его стукачом… Это все, что ты сумел разузнать?

— Все. А что тебе еще надо?

— Какой он стал теперь?.. Сумею ли я его узнать?

Эрве подскакивает.

— Узнать? В твоем-то состоянии?.. Надеюсь, ты не собираешься?..

— Да нет, нет, — отвечает Ронан. — Так, интересуюсь между прочим. Раньше он брился. А теперь, может, ходит по моде. Так и вижу его с пышной бородой… А?.. Что скажешь насчет пышной бороды?

Он смеется, и на мгновение лицо его становится прежним, детским. Эрве умиляется.

— Да, — говорит он. — Именно с пышной бородой. Но только ты не волнуйся. Ты же получил все, что хотел. Так что теперь, надеюсь, перестанешь психовать.

— А он давно женат?

— Это в отчете не указано.

— Мог бы твой сыщик узнать поподробнее? За мой счет, разумеется.

— Нет, — возражает Эрве. — Это мои дела. Я могу его попросить. Но для чего тебе это? Что ты замышляешь?

— О, ровным счетом ничего! — говорит Ронан. — Когда приходится торчать в четырех стенах, знаешь, есть время помечтать. Мне бы хотелось, чтоб он знал, что меня освободили, — вот и все. И мне б хотелось, чтобы он потерял покой. Раз он ищет работу, значит, времени свободного у него столько же, сколько и у меня. И меня бы позабавило, если бы он одновременно со мной вспоминал прошлое. Нам обоим это было бы полезно. Нет? Ты не находишь?

— Но, старичок, это не вернет тебе Катрин.

— Мы больше никогда не будем говорить о Катрин, — тихо произносит Ронан.

Страдание еще больше заостряет его лицо.

— Извини, — выждав минуту, поднимается Эрве. — У меня легкая запарка.

— Действительно, — насмешливо замечает Ронан. — Ты же у нас бизнесмен. Ни минуты простоя. Могу себе представить, я у тебя как бельмо на глазу.

— Ничего подобного.

— Ты часто ездишь в Париж?

— Да. В нашем отделении там дело поставлено. Но мне, естественно, все равно приходится приглядывать.

Ронан с таинственным видом приподнимается на локте.

— Я, конечно, доверяю твоему сыщику, — говорит он, — но мне было бы так приятно, если бы ты сам, своими глазами увидел Кере. Потому что ты знаешь его как облупленного и можешь заметить мелочи, на которые фараон и внимания не обратит… Например, как он одет… выглядит ли озабоченным… короче говоря, ты мог бы сравнить сегодняшнего Кере с прежним.

— У тебя это прямо навязчивая идея.

— Ну что, сможешь?

— Нет. У меня не будет времени.

— Жаль, — вздыхает Ронан, откидываясь на подушки. — Ну что ж, тем хуже. Тогда, я попрошу тебя… Умоляю. Не откажи… Отвези от меня цветы на могилу. Больше часу это не займет. Можешь подарить мне час?

— Конечно.

— Хорошо. Возьми деньги в шкафу.

— Нет. Я сам…

— Не спорь. Эти деньги я заработал в тюрьме. Так пусть они превратятся теперь в розы, гвоздики, в какие хочешь цветы, лишь бы было красиво. Сделаешь?

— Сделаю.

— Ну пока!

Ронан глазами провожает Эрве. Пустышка он все-таки, этот Эрве! Зато сумел выяснить главное. Улица Верней. Теперь, имея в руках адрес, Ронан заставит Кере поплясать. И Ронан уже составляет в уме свое первое анонимное письмо. «Простись со своей шкурой». Или нет: «Никуда тебе не скрыться, гад ползучий». Что-нибудь в этом роде. Пусть Кере забудет, что такое сон. Для начала!