Страница 5 из 11
То есть:
— Еще раз повторяю: сейчас не время определять, кто «верный», а кто «неверный», сейчас нужен компромисс. Потом, когда сбросим власть, можете сами выбирать курс, который вам близок, а пока что, — опять повторяю, — не пугайте людей. Люди боятся сепаратистов, люди еще больше боятся салафитского подполья, и с тем, кто этого не понимает, мы сотрудничать не будем.
«19 июля в Казани произошел теракт. Мне сложно судить о религиозной ситуации в Татарстане. Представители мусульманской общины жаловались мне, что идут притеснения: аресты, вызовы на допрос. Я думаю, на ситуацию нужно смотреть с двух сторон. Для тех, кто призывает к сепаратизму, применять Закон. Даже если сепаратисты прикрываются лозунгами против действующей власти. Если есть нарушения прав граждан, то разбираться с этим. Оппозиция должна сама отделять зерна от плевел. Если сепаратистские настроения сильны в Татарстане, правоохранительным структурам надо этому уделить особое внимание. Если они еще на это способны».
То есть:
— Я не знаю и знать не хочу, кто тут у вас кого и ради чего взрывал. Не мое дело, а ваше, внутреннее. Творите, что хотите, но помните, что подставляться глупо. Разбирайтесь сами, но не забывайте, главное, сейчас, пока власть слаба, сбросить ее нафиг, а все разборки можно отложить на потом.
Назовем кошку кошкой.
Сообразив, — или услышав от умных людей, — что наговорил в запале, лидер Левого Фронта пытается дать задний ход, но получается это предельно неубедительно. Всем, кто не слеп, очевидно: тактический союз с сепаратистами, в последнее время фактически объединившимися с салафитским подпольем, заключен. Политическая крыша радикалам — во всяком случае, тем из них, кто готов, временно и формально, снять радикальные лозунги, — предложена. За свою поддержку лидеры и «Азатлык» — тот же г-н Набиулин, ранее не смевший о подобном и мечтать, — и (будем откровенны) «Хизб ут-Тахрир» берут высокую цену: г-н Удальцов выводит их из маргинальной тьмы на просторы большой политики, как респектабельных представителей региональных элит. А обилие ссылок на законность в данном случае нельзя рассматривать иначе, как дымовую завесу.
Собственно, все.
Если кого-то интересует мое мнение, Россию всерьез готовят к гражданской войне и развалу, а власть теряет инициативу, и не факт, что способна адекватно отреагировать на, не дай Бог, одновременное появление множества «очажков» локальных бунтов. Сценарий еще можно сломать, но — только уже сейчас выйдя из глухой обороны и перехватив инициативу.
Что же касается г-на Удальцова, то, кем бы он ни был, — провокатором или орлом из тех, кому чем хуже, тем лучше, — это уже совершенно неважно. Суть одна.
Дмитрий Гудков
В деревне парень был рожден.
«Я жил в обычной советской семье. Бабушка была чуть ли не личным секретарем Фрунзе, дед одним из помощников Бухарина, но спасся от репрессий. Отец работал на заводе тяжелых станков в Коломне [оборонка]. И я, кстати, на этом заводе трудовую биографию начал, подрабатывал там первые полгода [для института].
Я был все время идейным, убежденным в марксистсколенинской идее. В 12 лет я уже хотел работать в спецслужбах. Мне хотелось обладать особыми полномочиями, чтобы на что-то влиять. Меня пронизывает эта мысль всю мою жизнь.
Во мне есть это бунтарское начало. Это мало кто знает, только близкий круг, но со мной всегда было сложно начальству. Хотя оно меня любило, очень многое мне прощалось, не знаю, почему.
— В институте вы учились, еще не будучи связанным никак с КГБ?
— Меня отобрали еще в школе в Военный институт иностранных языков. Сейчас я, конечно, знаю, что он готовил кадры Главного разведуправления. И я там прошел все конкурсы. Но когда я поехал первый раз сдавать в ВИИЯ, я недобрал баллов, хотя меня там хотели взять. И я пошел в Иняз. Окончив его, я пошел служить в армию, прослужил полтора года солдатом».
Сами видите: простая-препростая советская семья. Бабушка — секретарь Фрунзе, дедушка — помощник Бухарина, почему-то (?) не репрессированный, отец — высокий чин в оборонке. Мальчик был суперидейный, с 12 лет мечтал о карьере, и в результате (безусловно, по чистой случайности) обычного пацана еще в школе отбирают кадровики ГРУ, направляют в спецвуз, но он, видимо, такой оболтус, что даже притом, что «хотели взять», экзамены провалил. Однако же попал в не менее престижный вуз, а потом пошел в армию. Вот только не верится, что солдатом, поскольку после военной кафедры служили уже офицерами. Кстати сказать, всегда был «бунтарем», но об этом знал только «близкий круг», а все остальные нет, так что начальство его очень «любило».
«Когда я пришел из армии, куда идти работать? И меня приглашают через жену… У нее был один знакомый… «А ты пойдешь в горком комсомола работать? Нормальная работа, там нужен боевой офицер». Так я попал в райком комсомола…
У меня полторы тысячи человек отряд был, оперативный. И у нас там была куча всяких врагов, в том числе и среди обэхээсэсников, директоров всяких мясокомбинатов, рыбных баз и так далее. И мне сделали предложения три инстанции: лейтенантом, младшим опером в КГБ, потом в Москву, в обком комсомола, и третье предложение — тоже в Москву, инструктором ЦК ВЛКСМ. Я выбрал спецслужбы, управление по Москве и Московской области. Надел форму и отработал в органах госбезопасности 12 лет.
— Вы что, в форме ходили?
— Нет, я же говорю, бунтарь был. Меня вызывает замначальника школы: «Что это такое? Мы вас накажем!..» А потом меня вызвали и сказали: «Через три месяца едешь в Америку. Ты едешь по легенде, что ты преподаватель института, едешь от Минобразования, там херова туча будет заданий, у тебя три месяца на подготовку». — Почему вы ушли из КГБ и в каком году?
— По идейным соображениям. Процесс разрушения КГБ СССР начался примерно со второй половины 1989 года, когда был ликвидирован ряд учетов, важных для контрразведки, ряд массивов необходимых. И я уже понимал, что контрразведка никому не нужна. В 1992 году не дождался очередного звания, не дождался пенсии, которая могла бы быть у меня через два года, — и ушел из органов в звании майора».
Сразу не все понятно: служил «солдатом», а на работу берут, как «боевого офицера» (хотя в Афгане не был — иначе бы похвастался, — а больше и войн не было). Врет в чем-то. Но главное, после армии, как ждали: горком комсомола, «дзержинцы» (были такие молодежные дружины), «куча врагов» и, как следствие, перевод в Москву, да еще и с правом выбора, сделанного в пользу КГБ. Как он там работал, мы более-менее знаем, да ко всему еще и «бунтовал», не подчиняясь приказу аж председателя КГБ СССР, в итоге чего был отправлен в Америку с особо важным заданием. Если не врет, конечно, — но думаю, что врет, потому что трудился в 5 Управлении, гоняя диссидентов, а таких за кордон на оперработу не посылали. А из КГБ ушел «по идейным соображениям», но — что интересно — в 1992-м, когда все «идейные» давно уже покинули органы, а сваливали за длинным баксом, и если везло, то в «свои» структуры.
«— Ушли в никуда?
— У меня было предложение от одного концерна сделать автономную службу безопасности. Один мой агент — руководил концерном. Сначала просто был обычным человеком, а потом стал влиятельным лицом в этом концерне.
— Может быть, имеет смысл уже сказать, какой был концерн?
— Не стоит, человек был убит. Да и зачем агентуру сдавать? Агентуру сдавать нельзя ни при каких условиях.
— И как вам удалось построить большую охранную компанию? На связях кагэбэшных или на чем-то другом?
— Нет, связи кагэбэшные здесь ни при чем. Я был абсолютно независим от ситуации в стране. То есть мне нельзя было сказать: а мы тебе клиентов сейчас не дадим.
— С государством не было дружбы, а с бандитами были какие-то отношения?
— Возможно. Я же сказал, что у меня нестандартное мышление. И авторитет компании в преступном мире был очень высокий, хотя мы никогда с ними никаких дел не имели. Я много раз встречался с лидерами бандитских группировок как с противниками. У меня была такая слава, что к Гудкову лучше приехать и на его условиях договориться».