Тропою снов

…Мой наставник, дорей-мастер Норк, приходился мне дядькой — он был старшим братом моего отца. А его жена, госпожа Саемма, была старшей сестрой Сешме. Сешма тоже не поверила, будто мастер Норк мог убить свою жену из ревности. Но она смолчала тогда перед Верховным, как и все остальные. Когда она искренней была? Сейчас, когда со мной почти каждый день проводит или тогда, когда молчала вместе с остальными?..

Юлеська совсем уж разошелся. Его послушать, так храбрец, каких поискать. А то я визга его не слышала, когда он в пропасть летел! Сешма слушает его с восхищением, глаза так и блестят. Вот и вился бы вокруг Сешмы, чем не пара тебе? Красивая, умная, к тебе с симпатией относится. А что на целых четыре весны старше, так по ней того не видать. Нет, тянет тебя на глупые никому, не нужные подвиги. Свернешь когда-нибудь шею, разве это дело?

Колокольчики при дверях вдруг запели — динь-дон. Это были другие колокольчики, не те легкомысленные звонкоголосые малыши, что сторожили вход в мастерскую. Эти были старыми, солидными господами, с густым голосом и древней памятью. Их спросить, так о многом, наверное, услышать можно. Да только как у них спросишь…

— Я открою, — мгновенно вызвалась Сешма.

Кого там принесло, интересно? По такой непогоде… Впрочем, сейчас узнаю.

— Ясного вам вечера, дети!

Да уж. В тон заоконной непогоди приветствие, ничего не скажешь. Сешма сейчас же захлопотала, предлагая гостье шерт и уговаривая отведать булочку. Хотя вот уж кому булочки были совсем уж лишними!

Дорей-целительница, нданна Кемма была чудовищно полна. При высоком, гораздо выше среднего, росте это смотрелось впечатляюще. В кухне сразу же стало мало места. Но полнота целительницы вовсе не была бесформенной. Наоборот, затянутая в шелка фигура смотрелась намного эффектнее, чем у иных городских модниц, годами изнуряющих себя голодом ради тонкой талии.

— Что с тобой, девочка? — сразу обратилась она ко мне. — На тебе лица нет!

— Ничего, — буркнула я.

Сейчас мне достанется… За то, что силы растратила, а восстановить не позаботилась. Кемма вообще была против того, чтобы меня магии учили. Сколько она с Верховными спорила, доказывала, что он зря это делает, что это вредно для здоровья моей души… Да только кто б там ее слушал! Тогда она за меня взялась. И ее забота, можете мне поверить, вовсе не то, что спокойно перенести можно.

Кемма взяла меня за руку. Ее ладонь была сухой и горячей, в ней таилась целящая сила.

— Понятно, — сердито сказала она. — Голова есть на плечах? Чем ты думала, когда Силу тратила, дитя?

Молчу. Юлеська тоже молчит, вину свою чувствует. Но рассказывать не хочется, я и молчу. Не могла же я друга бросить. Или надо было отвернуться, и пусть пропадал бы он в том колодце, зато мое здоровье не пострадало бы. Так, что ли? Сейчас прям. Никогда я предателем не была и не буду!

— Что с тобой делать? — задумчиво спросила Кемма. — А? Что скажешь?

Молчу.

— Пропишем-ка мы тебе постельный режим. Полежишь пару деньков, в себя придешь. А там посмотрим.

Молчу. Лежать я все равно не буду, и Кемма это знает.

— Видишь ли, дитя, — наставительно проговорила она, — твоя жизнь для нашего мира намного ценнее жизней обычных глупышей, коих в каждой дюжине по двенадцать. Ты должна поберечь себя. Если ты погибнешь…

— Лучше сдохнуть, чем жить не по совести, — не выдерживаю я. — Нданна Кемма, лучше и впрямь сдохнуть, чем жить так, как вы мне говорите!

Юлеська съежился на своем месте, стараясь превратиться в что-нибудь маленькое и совсем незаметное. Получилось у него не очень хорошо. Сешма поперхнулась шертом и стала смотреть на нас круглыми глазами. Она никак не могла привыкнуть к тому, что с нданнами можно спорить. Как-то все они тут, в Накеормае, предпочитали не связываться, боялись. А я перед Верховным свое уже отбоялась, что уж мне перед Кеммой трястись коленками. Теперь-то.

— Я его бросить должна была, да? — говорю мрачно. — Чтобы пропал он там ни за что ни про что?

— Если у молодого человека совсем нет ума, — ядовито выговорила Кемма, — он найдет, где свернуть себе шею. Вот только других в это впутывать незачем.

Я даже не стала спрашивать, как она узнала. Для таких, как она, это проще простого. Сняла наши ауры и разобралась за те краткие мгновения, покуда пила поданный Сешмой шерт. Мне лично до такого магического мастерства как до Черностепья пешком.

— Ты еще слишком мала, девочка, — продолжала учить меня Кемма. — Не для твоего возраста то, что ты сейчас постигаешь. Ты жизнью рискуешь всякий раз, когда пытаешься использовать Силу в одиночку, без поддержки старших. Ты можешь погибнуть или, хуже того, лишиться разума. А ты вот так вот легкомысленно к самой себе относишься. Я уже и не знаю, как объяснить, чтобы до тебя наконец дошло: нет сейчас ничего важнее твоего собственного здоровья. Ты — наша надежда, понимаешь? Ты умеешь создавать артефакты, тебе вся Триада высших сил подвластна — о таком даже слухов никогда не было! Чтобы человек в твоем возрасте был способен на это. Чтобы вообще хоть кто-то это умел. А твой приятель, он кто? Обыкновенный глупый мальчишка. Никогда ему не встать вровень с тобой. Так кто из вас обоих важнее, от кого пользы больше?

— А вы сами всех больных исцеляете, нданна Кемма? — тихо спросила Сешма. — Или тех только, от кого пользы больше?

И тут же, испугавшись, прихлопнула рот ладошками, посмотрела на меня большими глазами. Я кивнула ей, молодец, мол. Да, подруга. Привыкай. С кем поведешься… Того гляди, дождемся, и иперед Верховным совсем цепенеть прекратишь.

— Я, — криво усмехнулась целительница, ничуть не обидевшись. — Я — старая циничная кошелка, я всегда рассчитываю свои силы наперед. Да и дано мне побольше, чем всем вам, вместе взятым. Я очень много чего могу себе позволить, правда. Но сколько раз я видела, как срываются молодые целители! Мои ученики, талантливые, умные. Те, кто смог бы и меня превзойти со временем. А они срываются и погибают, и все потому, что тратят Силу до самого донышка, без остатка, вместо того, чтобы отступиться на время и хоть немного поберечь себя, подождать, мастерство свое отточить хоть немного…

Она поставила опустевшую кружку, встала, едва не касаясь головой потолка, кивнула мне.

— Пойдем в мастерскую. Заболталась я что-то с вами, о делах совсем позабыла…

В мастерскую надо было спускаться по лестнице, она на первом этаже располагалась. Я споткнулась впотьмах, и сознание вновь поплыло…

… Длинный узкий коридор, трубчатые лампы под потолком. Свет неестественный, лишенный Силы. Странный свет… как и не свет вовсе… и кто-то рядом, держит меня под локоть… еще кто-то что-то кричит… и страшно, страшно до потери сознания… первый раз в жизни я теряю сознание в бреду…

Свет…

— Что с тобой? — нданна Кемма заботливо поддерживала меня под локоть. — Голова закружилась?

— Да…

— То ли еще будет, — мстительно сказала она. — Чтобы завтра мне никаких фокусов не было. Проверю.

Она проверит, я в этом даже не сомневаюсь. А что я Верховному скажу, если тот снова появится?

— А с ним я сама разговаривать буду, — ответила Кемма на мой невысказанный вопрос.

Она долго рассматривала артефакты Тьмы, придирчиво выбирая себе лучшие. Целителям ни к чему мечи и кинжалы. Оружие способно вобрать в себя поистине чудовищный заряд той или иной изначальной Силы. Но целителям нужна не боевая ярость или хмельной угар смертельной схватки. Чтобы сохранить ускользающую в Междумирье жизнь необходимо другое.

Не гнев и ярость, а любовь и сострадание. Нежность матери, забота отца, покровительство старшего брата…

Поэтому целители любят не просто артефакты, а — красивые артефакты. Те, что помимо мощи изначальных сил, несут в себе красоту и любовь. Женщинам проще, они могут открыто носить большое количество украшений, заряженных родной им Силой. Мужчинам-целителям сложнее, но над ними мало кто смеется… Целительная магия — одна из самых сложных наук в мире. И почем тебе знать, кто именно станет спасать твою жизнь, если вдруг с тобою что-то, не приведи Свет, случится?