Страница 11 из 21
Она еще посидела с ними, из вежливости. А потом сбежала в свою квартиру и там уже дала волю слезам. Было невероятно больно терять ожившую надежду.
"Как я хочу вернуться домой!" — думала Ирина, размазывая по щекам слезы. — "Господи, верни меня домой, если можешь! Не могу я больше здесь быть. Не могу…"
Но Господь не стал прислушиваться к ее молитвам.
И потянулись чередой дни, неотличимые один от другого… Малышка привязалась к Ирине. Ей нравились колыбельные и сказки, а тот эпизод с мгновенным засыпанием оказался редчайшим исключением. Уложить спать эту шалунью было не так-то просто. И по утрам приходилось караулить: в кроватке она не лежала ни секунды, а выбиралась тихонько, без шума. Придешь ее будить, а она уже на ушах ходит или под потолком торчит, раскачивается на лианах с серыми цветами. Лианы, Ирина теперь знала об этом, выделяли в больших объемах кислород, почему и старалась каждая семья завести в своем доме такое деревце. А к неистребимому запаху корицы, испускаемому серыми блюдцами цветов, несложно было и привыкнуть.
Однажды девочка всерьез Ирину напугала.
В одно прекрасное утро она, вместо того, чтобы по обыкновению активно лазить по всей комнате, осталась в кроватке. Ирина вошла в детскую и обнаружила, что девочка сидит неподвижно, что само по себе вызывало сильный страх… Не заболела ли?
— Что с тобой маленькая? Малышка оглянулась на звук. Ирина поняла, в чем дело. Веки, прежде крепко сомкнутые, теперь открылись. Глаза у ребенка оказались зеленущими, того глубокого изумрудного оттенка, который только у кошек и бывает.
— Мама? — требовательно спросила девочка.
Голосок у нее оказался тонким, но не писклявым.
— Нет, я не мама. Я…
— Папа!
— И не папа! Я — Ирина. Понимаешь? И-ри-на!
Малышка подумала и выдала:
— Илиля-кая!
"Кая" на языке Оль-Лейран означало "няня".
— Ты посиди здесь немного, посиди. Я сейчас! Я папу твоего приведу!
Ирина со всех ног бросилась разыскивать Фарго.
Клаемь была на службе, дома она появлялась лишь во второй половине дня.
Честно говоря, Ирина не понимала, зачем она работает. Будучи женой известнейшего человека, живя в достатке, имея маленького ребенка, зачем утруждать себя работой? Да еще в социальной сфере, где, как всегда, проблем выше крыши. Дело даже не в законах Дармреа, обязывавших каждого трудиться. Маленький ребенок освобождал женщину от обязательного рабочего дня на целых десять лет!
Клаемь однажды проговорилась, что если продлит декретный отпуск, то может потерять свое рабочее место. "Была печаль", — подумала про себя Ирина, но вслух высказаться все же не посмела.
В тот день в доме поселился праздник. Девочка не только впервые открыла глазки, она еще начала напевать папины песенки на удивление музыкальным голосом. И назвала наконец свое имя: Итэлау.
— Странно, — задумчиво проговорил Фарго. — Она взяла себе имя моего деда…
— Это плохо? — встревожилась Ирина.
— Да нет, пожалуй… Очень необычно, правда. Надо будет показать ее генетикам…
В тот день ничто не предвещало беды. Клаемь по обыкновению ушла на службу. Фарго уехал тоже по каким-то своим делам. Ирина осталась с девочкой одна. Ее и раньше оставляли с ребенком без боязни. Надо сказать, обретя зрение, девочка разом повзрослела. Она уже не носилась бездумно по всей квартире. Очень часто она сидела среди своих игрушек и старательно рассматривала их со всех сторон. И спать стала чаще, два, а то и три раза в день.
Ирина все беспокоилась, не заболела ли она, но Фарго объяснил частый сон тем, что сейчас в ребенке пробуждается наследственная память, которая всегда приходит только во сне. "Имя — это полдела", — объяснял Фарго. — "Ей нужно вспомнить язык, воспринять связанный с этим огромный пласт знаний, осознать себя. Это долгий и довольно мучительный процесс, поэтому пусть спит. Здоровый сон никому еще не мешал…"
…Девочка уснула. Ирина еще посидела рядом, посмотрела, как она спит. Свернулась калачиком, ручки под щечку… Маленькая. Ирина всегда испытывала глубокую нежность к таким крохам, а уж когда появился свой сынок, то это чувство усилилось во сто крат.
Она тихонько вышла из комнаты, собираясь сделать себе чашечку кофе.
Но кофе в этот раз не получилось.
Из комнаты донесся пронзительный вскрик, задавленный в самом начале. Ирина бросилась в детскую и успела увидеть, как незнакомый и оттого страшный тип в зеркальном плаще сноровисто заворачивает ребенка в такую же блестящую ткань.
— Сволочь! — завопила Ирина, без раздумий бросаясь на похитителя.
Тот не глядя ткнул ее ногой в шею, и женщина осела на пол, полностью утратив власть над собственным телом.
"Что я скажу Фарго?" — в отчаянном ужасе успела подумать Ирина.
ГЛАВА 5. НЕПРИЯТНОСТИ ПРОДОЛЖАЮТСЯ -2
Ирина пришла в себя от боли в горле. Она пошевелилась, но сесть так и не смогла. "Что я скажу Фарго?" — горько подумала она, переживая вновь недолгую, но краткую битву с неизвестным похитителем. Она со стоном открыла глаза и увидела… ботинки. Гигантского размера, темно-зеленые, с глянцевитым блеском. С трудом сосредоточившись на хозяине этой бесподобной обуви, Ирина поняла, что видит над собой а-дмори леангроша Анэйвалы.
"Отлично!", — мрачно подумала она, устало закрывая глаза. — "Сейчас он меня и повесит. За все хорошее!"
— Потрудитесь объяснить, что здесь происходит.
Ирина с тоской подумала, что объяснить ничего не сможет. Но что-то говорить все-таки было надо. Она завозилась, пытаясь все-таки сесть и придать себе хоть немного достоинства. Чьи-то крепкие руки поддержали ее, не дали вновь ткнуться носом в пол. Ирина хотела поблагодарить, но из горла вырвался лишь слабый хрип.
— Молчите? Не очень разумно с вашей стороны. И не надейтесь на психокод: он не сработает.
Только тут Ирина сообразила, что а-дмори леангрош обращался не к ней.
Человек в зеркальном плаще лежал на полу лицом вниз. Плащ, впрочем, с него уже сорвали. Толстые браслеты из голубого металла ничем не напоминали земные наручники, но функцию исполняли точно такую же.
— А… где… — вскинулась Ирина, ища взглядом ребенка.
— Не беспокойтесь, — тихо сказали ей в ухо, — с девочкой все в порядке.
— А… как…
— Следим, — коротко объяснил а-дмори леангрош. — Фарго возмущается, но, как сегодня выяснилось, совершенно зря. Я ему, глупцу, не раз говорил, чтобы возвращался в родной шадум вместе с супругой и дочкой, там-то уж его никто не тронет. Так нет, все характер свой независимый показывает. Вот и результат.
Чувствовалось, что Дорхайону на язык просятся многоэтажные определения незадачливого похитителя, но а-дмори леангрош благородно сдерживает порывы своей души.
Шадум. Ирина вспомнила, что этим словом у Оль-Лейран обозначалась так называемая малая семья, состоявшая из очень близких родственников. Ну там, родные братья и сестры, родители, дедушки с бабушками и внуки с внучками… Для более отдаленного родства существовали другие определения.
— А может он знал все… — Ирина говорила с трудом, но боль в горле уже уменьшилась до терпимых пределов. — Этот урод. Знал, что вы следите. Или не он сам, а те, кто послал его…
— Думаете, этот спектакль был рассчитан именно на меня?
Ирина осторожно кивнула. Всегда противно подозревать близких людей, но не учитывать возможность предательства с их стороны нельзя тоже.
Конечно, не с больным горлом проговаривать такие длинные фразы. Но, кажется, Арэль Дорхайон все понял правильно.
— Интересно, — ядовито сказал он, — почему вы это придумали, госпожа Исмуратова?
— Я детективы люблю, — угрюмо ответила Ирина, невольно прижимая ладонь к шее. — А там как раз таких сюжетов много… Надеюсь, вы не совершите новой ошибки.
— Жалеете падаль, пойманную с поличным? — восхитился Дорхайон. — Однако, госпожа Исмуратова. Подобная чувствительность не делает вам чести!