Страница 30 из 33
протягивает руку. Он еще больше загорел там, в
степи, и как будто похудел немного. Но почему он
такой хмурый? Можно подумать, что он совсем не рад
встрече. Как-то нехотя, сквозь зубы, отвечает на
быстрые радостные вопросы Айсолтаи и даже смотрит
куда-то в сторону, словно боится встретиться с ней
глазами. Девушка подходит чуть ближе, пытливо
вглядывается в его лицо, участливо спрашивает:
— Бегенч, что с тобой?
— Ничего.
— Может быть, с колодцем дело не ладится?
— Как это может не ладиться? Колодец наславу.
Такие ответы и особенно то, что Бегенч говорит
каким-то чужим, неласковым голосом, обижают
Айсолтаи, но вид у Бегенча такой потерянный, он так
не «вяжется с его резкими, заносчивыми ответами, что
Айсолтан спрашивает еще мягче:
— Почему же ты такой невеселый, Бегенч?
— Так. Устал с дороги. Да, вот еще, чуть не
забыл... Сазак тебе привет передает.
— Спасибо, что вспомнил.
— Он тебе там удобрение приготовил.
— Вот молодец! Я знала, что на него можно
понадеяться. Только зря он до времени болтает.
— И давно вы это с ним задумали?
— Нет, не очень. Ну, да об этом после
потолкуем.
— Это уж ты с ним будешь толковать. Он ско'-
ро сюда приедет с тобой повидаться.
— Со мной повидаться?
— Ну да, ему там без тебя не спится.
— Кому? Сазаку? Что ты болтаешь, Бегенчг
— Ничего. А только ты, чем зря мучить парня,
поторопилась бы лучше со свадьбой!
Айсолтан широко раскрытыми глазами смотрит
в упор на Бегенча.
— Бегенч! Ты в своем уме?
— Обо мне не беспокойся. А вот Сазак, гляди,
как бы и впрямь не рехнулся, если ты еще долго
будешь водить его за нос.
— Да при чем тут Сазак? Что ты выдумал?
— То, что я дурак был, вот что. А теперь no-
Умнел. Твой подарок велишь передать Сазаку?
— Ой, Бегенч! Замолчи лучше!
— А что, Айсолтан? Правда глаза колет?
— Да какая это правда? Очумел ты, что ли?
— Айсолтан, ты девушка умная, прямая будто...
Зачем скрытно дело делаешь? Зачем меня огнем
жжешь! Я всю правду узнал.
— Какую правду? Сумасшедший ты!
— Такую, что ты с Нязикджемал уже дело
сладила. Старуха чуть не пляшет от радости, той
готовит...
— Так это тебе Нязикджемал наболтала?
— Нязикджемал.
'•— А ты и уши развесил?
Айсолтан так рассердилась, что даже уйти
собралась, — разве с этим чучелом можно
разговаривать! — да вдруг как расхохочется. Повернулась
к Бегенчу, схватила его за плечи и давай трясти.
Трясет так, что у того только голова болтается.
— Э, друг, да ты ревнивый, ревнивый... —
задыхаясь от смеха, говорит она. — Вот я из тебя сейчас
дурь-то вытрясу! — И, вглядываясь в расгерянное
лицо Бегенча, опять хохочет. — Ну, скажи на
милость: Нязикджемал поверил! Да ведь я ее просто
подразнить хотела, чтобы она дурацкий обычай
сватовства бросила.
Отпустив, наконец, Бегенча, Айсолтан переводит
дух, говорит полушутя, полусердито:
— Тоже еще, старорежимный выискался! Вот не
пойду за тебя после этого! Да как ты мог таким
глупым словам поверить? Как у тебя только язык
повернулся эти глупые слова повторять? Так-то ты
меня любишь, Бегенч?
Бегенч сжимает ее руки в своих, смотрит, не
отрываясь, на ее нежное смеющееся лицо, говорит:
— Люблю, Айсолтан! Так люблю, что видишь—
голову потерял. Прости.
— Ты же знаешь, Бегенч, что я тебя не только
на Сазака, а ни на кого на свете не променяю,—
просто говорит Айсолтан.
Ветер развеял облака, прогнал их на восток и
стих. Снова весело засияло и начало припекать
солице.
Айсолтан и Бегенч сидят на мешке с хлопком и
мирно беседуют. Бегенч с воодушевлением
рассказывает девушке о том, как они рыли в песках колодец,
как заливали его цементом; о том, как в степи
открываются все новые и новые пастбища, над
которыми разносятся протяжные песни чабанов и нежные
переливы тростниковых дудок; о том, как весело
смотреть на баранов, когда они приходят на водопой
к новому колодцу и, утолив жажду, тяжело
взбираются на барханы и разбредаются по степи, а на смену
им приходят новые отары, и о том, как хорошо
засыпать в степи, у костра, глядя на звезды.
Потом Бегенч признается Айсолтан, что Нязик-
джемал давно уже капнула ему в сердце ядом, —
потому он и осрамился тогда, на собрании. Да и сама
Айсолтан отчасти повинна в их размолвке: она
только подливала масло в огонь неумеренными
похвалами Сазаку.
Девушка хотя и считает ревность большим
пороком, но в этот счастливый, солнечный день ей не
хочется бранить Бегенча. Вместо этого она
принимается рассказывать ему, как от волнения не спала ночей,
когда хлопок не хотел раскрываться, и какой это был
праздник, когда хлопок, наконец, раскрылся, и как
хорошо идет сегодня сбор.
— Айсолтан, — спрашивает Бегенч, — скоро
думаешь выполнить план по звену?
— Думаю, к концу месяца, не позже.
— А по колхозу?
— По колхозу к Октябрьским праздникам
должны управиться.
— А тогда сделаем той, Айсолтан?
— Той в честь урожая, Бегенч?
— В честь урожая — это уж само собой. И еще
один — наш с тобой, Айсолтан.
— А как же быть с Нязикджемал?
— Опять ты меня дразнишь, Айсолтан?
— Нет, нет, Бегенч. Только, знаешь, я с «ей
пошутила, а она уж и впрямь готова мне халат на
голову накинуть.
— Ничего. Мы ее тоже на той позовем.
— А меня?—раздается сбоку насмешливый голос.
«Потды всегда ухитряется появляться, словно из-
под земли», — думает Айсолтан и выдергивает сзою
руку из руки Бегенча.
— Айсолтан! Никак руку занозила?
— Да, Потды. Ты как верблюжья колючка,
которая всегда вырастает там, где ее никто не
сажал, — с досадой говорит Бегенч.
— А ты что такой сердитый? Устал, что ли, на
мешке сидя?
— Соскучился, давно твоей болтовни не слышал.
— И не услышишь, брат. Я сам по себе
соскучился. Ты спроси Айсолтан, как Потды сейчас
работает. Один умный человек есть — и с тем теперь
поговорить некогда. И в светлый день и в темную ночь
на трехтонке хлопок вожу. Такая, брат, горячая пора!
Ну, а у вас как план выполняется? Который мешок
хлопка прессуете?
Айсолтан вскакивает, смотрит на мешок: хлопок
в мешке и вправду изрядно примялся.
— Не твое дело. Ступай куда шел! — сердито
восклицает Айсолтан, стараясь скрыть смущение.
— Ну вот, всегда так! Одному — мед, а
другому — солому в рот. Вам с Бегенчем — мешос<, а мне—
вон пошел! Несправедливость! Сердце так болит, так
болит... Пожалуй, до вашего тоя не заживет.
— Потды! Ты зачем сюда
пришел?—спрашивает Айсолтан.
— За Бегенчем.
— Откуда ты знал, что Бегенч здесь?
— Айсолтан! Меня уже лет тридцать как
перестали в пеленки заворачивать. Ты здесь, на хлэ-пзсе?
Здесь! Значит, и Бегемч тоже где-нибудь здесь. Где ж
ему еще быть? Поехали, Бегенч, отвезу.
— Ступай, Потды, у меня есть машина.
— Ну, все кончено. Пропал парень. Погиб для
общества, оплетенный черными косами Айсолтан. Ой,
горе, братцы, горе!
Оставшись вдвоем с Айсолтан, Бегенч го-ворит:
— Завтра я опять уеду в пески, Айсолтан, На
колодце еще много дел.
— Опять уедешь? Что ж, прощай, Бегенч. Желаю
успеха. Жаль, что тебя не будет здесь: хлопок
раскрывается...
— Да... Хлопок раскрывается...
С минуту они стоят молча, прислушиваясь к
веселому шелесту, глядя на безграничное пространство
хлопкового поля, на приветливо кивающие из-за
листьев, чуть колеблемые ветром белые коробочки.