Страница 9 из 51
довесть до восьми центнеров смело. Ну, забирайте,
пользуйтесь на здоровье!
Быка повели со двора. Степан Степаныч подошел к
Коростелеву и поздоровался.
— Хорошее дело делаете, — сказал Коростелев.
— Молоденькие, — сказал Степан Степаныч, —
опасаются взяться за быка... Куда это телку повезли?
— На станцию, — небрежно ответил Ксростелев и
пошел в контору, к Иконникову.
— Иннокентий Владимирович, — тем же нарочито
небрежным тоном сказал он, — надо будет документы
телки Аспазии перевести вот по этому адресу.
Иконников взял протянутую бумажку и прочитал.
— Что это? — спросил он.
— Адрес, по которому надо послать документы.
— Зачем?
— Мы им продали Аспазию.
Иконников недоумевающе поднял белые ресницы:
— Разве было распоряжение треста?
— Это мое распоряжение,— сказал Коростелев и
вышел. «Объясняться буду с Даниловым...»
Ему навстречу шел Бекишев, секретарь партбюро. По
глазам его Коростелев понял, что он уже знает об
Аспазии. «И Бекишеву доложили. Экое событие — из трехсот
телок продали одну». Закуривая папиросу, Коростелев
с вызовом остановился, поджидая Бекишева.
«Если он сделает мне замечание, я ему напомню, кто
здесь директор».
— Вы свободны? — спросил Бекишев.
— Нет, — ответил Коростелев,— не свободен. Еду на
вторую ферму с агрономом. А вас попрошу передать в
бухгалтерию этот акт.— Меньше всего ему сейчас
хотелось встречаться с Лукьянычем.
— Этот акт...— начал было Бекишев.
— Виноват,— сказал Коростелев.— Некогда, вы
передайте, главный бухгалтер разберется.— (Приближалась
Муза Саввишна, агроном, милая женщина, которая
знала только свое дело и ни во что не путалась.) — Муза
Саввишна, жду вас, поехали!
Во дворе, поодаль от конторы, кучкой стояли
работницы, разговаривали. Обернулись и смотрели на Коро-
стелева, пока он с Музой Саввишной шел к бричке.
Понятно — говорили об Аспазии.
Шестой месяц Коростелев руководил совхозом.
Сказать по правде, ему приходилось нелегко.
Направление работы ясно. Но настает день, и перед
директором множество разнообразных забот, больших и малых.
По новизне не сразу и разберешься, которая большая,
которая малая. Скажешь: «Ну, это мелочь!», а тебе в
ответ: «Нет, Дмитрий Корнеевич, не мелочь» — и
докажут, что не мелочь; получается, что мелочей-то вовсе
нет, все важное, и ты не знаешь, за что взяться сейчас,
а за что после обеда, куда послать подводы в первую
очередь, а с чем можно повременить.
Постепенно до Коростелева дошло, что в один день —
будь ты семи пядей во лбу — всего не переделаешь и
что нельзя разбрасываться, — получается не лучше для
хозяйства, а хуже. Из множества практических задач,
которые стоят перед тобой сегодня, надо выбирать
главную и на ее решение мобилизовать главные силы.
Но в то же время держать в поле зрения все хозяйство,
чтобы не проморгать эту главную сегодняшнюю
задачу.
Как же сделать, чтобы не проморгать? Коростелев
думал, думал и придумал, как.
В первую декаду каждого месяца он обходил Есе
участки первой фермы; во второй декаде обследовал
вторую ферму; в третьей декаде выезжал на третью. И
так каждый месяц. Он боялся, что на фермах скоро
разгадают эту нехитрую схему и будут специально
готовиться — каждая ферма к своему сроку,— чтобы он не
застал их врасплох. Но никто не догадывался, его ревизии
всегда казались неожиданными. Посмеиваясь, он хранил
свой маленький секрет.
Обходы давали Коростелеву полное представление о
том, что делается в совхозе. Он брал с собой то Музу
Саввишну, агронома, то Бекишева, то Лукьяныча. После
обхода собирал работников фермы и устраивал совеща-
иие. На совещаниях бывало то, что Бекишев называл
«довести до сознания людей», а Коростелев называл
«накрутить хвосты» и «дать жизни».
Теперь он иначе прочитывал ежедневные рапорты с
ферм. Читал и говорил: «А навоз-то вчера опять не
возили; я ж им велел!..» и посылал кого-нибудь
немедленно наладить вывозку навоза на поля.
Многому научился Коростелев за пять месяцев.
Первое время он со всеми людьми обращался так,
словно был командиром батальона, а кругом его
солдаты и младшие офицеры. Потом понял, что с разными
людьми надо обращаться по-разному, если хочешь,
чтобы каждый работал в полную меру своих способностей.
Одному достаточно сказать по-деловому: «действуй так-
то и так-то», и он действует. Другого позови к себе в
кабинет, усади, похвали за работу, спроси, как детки, —
он для тебя все сделает. Третий любит, чтобы ты зашел
к нему на .квартиру и откушал его хлеба-соли.
Четвертого надо передать Бекишеву, чтобы тот прочитал ему
небольшую лекцию о текущем моменте. Пятый —
попадаются еще такие — хороших слов не признает, ему
подавай обязательно, слова, которые не для детского
чтения; ты ему пяток таких слов, он тебе в ответ десяток —
удовлетворил душу, получил свою зарядку бодрости и
пошел работать так, что смотреть любо.
Самый трудный человек — Лукьяныч. В детстве
Коростелев считал его добрым стариком и не подозревал,
что у него такой тяжелый характер.
— Лукьяныч, — говорит Коростелев, — дайте тысячу
рублей.
— Куда вам? — спрашивает Лукьяныч.
— Тес подворачивается по случаю, нужно купить.
—• Будьте любезны, пусть они выпишут счет, оплатим
через банк.
— Они хотят только наличными.
— Мало ли чего они хотят! — го>ворит Лукьяныч. И хоть
кулаками стучи, хоть на колени стань — не даст ни
копейки.
— Лукьяныч, — говорит К'оростелев, — дайте пятьсот
рублей.
— Куда? — спрашивает Лукьяныч.
— Сшить попонки для телят. В профилакторий.
— У вас же там одеяла есть.
— Износились. Телятница считает — чем покупать
новые байковые, лучше стеганые сшить. Небольшие: вот,—
Коростел-ев подсаживается к столу Лукьяныча и руками
показывает, какой величины попонки.
— Так. Ну-с, и почему именно эта сумма? Из какого
расчета?
— Считайте. Десять попонок. Берем дешевый матери-j
ал — ситец.
— Берем ситец. — Лукьяныч прикидывает !на счетах.
— Теперь подкладку,
— Подкладку.
— И вату. И сшить.
Лукьяныч перебрасывает костяшки — получается,
действительно, пятьсот рублей.
— А матрасиков стеганых we будем делать телятам? — t
спрашивает он, глядя на счеты.
Корсстелев начинает закипать:
— Если понадобится, сделаем и матрасики.
— Сделать все можно. Только кто утвердит мне
расход? Нет такой статьи по смете.
— По другой статье проведем.
— А вот это — я вам уже сто раз говорил —
финансовой дисциплиной запрещено категорически.
— Когда вам нужно у кого-нибудь вытянуть для
себя...— говорит Коростелев недобрым голосом.
, — Прибавьте: и для наших служащих, — хладнокровно
вставляет Лукьяныч.
— ...тогда вы не думаете, по какой статье это проведут,
скажем, в 'колхозе Чкалова.
— Ас какой стати я буду за них думать? Это пусть
у них голова болит. Я отвечаю за себя. Вы, с вашей
неопытностью и с характером вашим, завтра, может быть, по
случаю цельную домну пожелаете купить, а мне райфо голову
оторвет.
— Вы мне руки связали, — говорит Ко-ростелев. — Я с
вами не могу работать!
— Дмитрий Корнеевич! Я — мать, вы — дитя. Я вас
обязан, где опасное место, взять за ручку и отвести. Вы
знаете, что такое совхозный бухгалтер?
— Если директор не имеет права приобрести паршивые
попоны для телят, — говорит Коростелев, все повышая
голос, — тогда ну вас к чорту, хозяйничайте сами!