Меч Шеола

Через не плотно прилегающий волок в баню доносились приглушенные рассерженные голоса его воевод и насмешливый, полный яда, голос княжны. И рассудительный Радогора.

— Еще один бой!

— Битыми будут! — Убежденно подумал Ратимир. — Княжна своего не упустит.

Новая схватка, судя по голосам. Оказалась еще короче, о чем и возвестил возмущенный голос Неждана.

— Так нельзя, Радогор! Она меня в брюхо ногой лягнула, а когда я согнулся от неожиданности, палкой по спине ошарашила. А потом на Охлябю навалилась.

Охлябе было и самому что сказать.

— А мне ногу подбила пятой, я и развалился во всю спину. Бей, не хочу.

А затем и назидательный голос княжны.

Бой, судари мои, не честной поединок. Будь у нас настоящие мечи, вы бы сейчас не возмущались, а лежали тихие и послушные. Тут лишь бы выжить. Так мне Радогор сказал А если он так говорит, так оно и есть, и спорить не о чем. Тебе Неждан не все ли равно, как я тебя повалила, когда ты совершенно мертвый валяешься. И у Охляби по той же причина спина болеть уже не должна.

Радогор сдержанно засмеялся.

— Я что — то не так сделала? — встревожилась княжна. — Или не то сказала?

Но Радогор все так же сдержанно успокоил.

— Все так, моя княжна. Даже лучше, чем так. А вам, друзья мои, стыдно. Плохо мои уроки запомнили. Это бой. А в бою, если хочешь выжить, хоть зубами грызи, хоть ногами бей. Но всякий враг должен понять… Чтобы победить, тебе и жизни не жаль. А когда он это поймет, задумается, и начнет беречься. И тогда он твой. Потому как все его мысли будут о том, как выжить, а не о том, как победить.

— Не понятно речешь, Радогор. — Рассудительный Неждан, пытался вникнуть в смысл слов Радогора. — А зачем мне тогда победа, если я все равно умру?

— Понятней не могу, Неждан. Так мне дедко Вран говорил. Понять могу, а сказать понятней, нет. Тут каждое слово на своем месте должно стоять. Начни менять и обязательно утратишь что — то. Вот, когда я к вашему городу бежал, стараясь загон опередить, я понимал. Главное, побить их. А уцелею или нет, уже не важно. А коли бы думал иначе, чтобы свою, не чужую, жизнь уберечь, обязательно бы голову сложил. Так и Лада. Знала наверняка что побьете вы ее. И вдвоем, и каждый в отдельности. А выбор велик ли у нее был? Или битой быть, или со мной идти…

— Все равно мудрено это, Радогор. — Неждан поскреб бородку.

— Клюнет петух в одно место, поймешь. — Хохотнул Охлябя. — А за науку поклон тебе, княжна. Знаю теперь, как воев учить.

Княжна щедро улыбнулась и бросила лукавый взгляд на Радогора.

— Веди гостей к столу, Радо. Матушка, поди, уж и скатерть постелила и чашки расставила.

— А ты? — Удивился он.

— Я еще урока не выполнила.

И один за другим всадила в пень все шесть ножей.

— Выполнила, Ладушка, выполнила. — Засмеялся Радогор. — Это ты мне за кольчугу занозу под ноготь… — Охлябя, не сочти за труд, выдернии ножи.

И чуть не волоком потащил княжну к избушке. Не утерпел, вскинул на руки под дружный смех друзей и понес ее, барахтающуюся, в его руках.

— Понял, Радо, кого с собой брать не хотел? — Со счастливой улыбкой на лице прошептала она ему прямо в ухо.

— Хотел, хотел, ладушка. А говорил, чтобы злости у тебя прибавилось.

— Вот, как спать ляжем, узнаешь всю мою злость. Уж тогда милости не проси. — Синие глаза искрятся смехом. Щеки горят толи от радости, то ли от смущения, вызванными смелыми словами.

— А бэр, бродяга, так и не пришел. — Приподнялась она рукой и заглянула через плечо — Совсем от дома отбился.

— И хорошо. — Обрадовался Радогор. — Впереди зима, куда ему с нами шагать? Ему зимой спать над, а не по дорогам бродить. Они зимой если не спят, злыми делаются.

Ратимир в бане задержался на долго. Вернулся не красный, багровый. Но с красными глазами и чуть дыша.

— Отвел душеньку? — Глядя на него, с улыбкой спросила Копытиха. — Садись к столу, а то твои воеводу скоро скатерку жевать начнут от голода.

— Дай отдышаться, мать. — Прошептал Ратимир, и без сил повалился на лавку. — Тоже буду наезжать к тебе на баню, если не прогонишь. Мертвого на ноги поставит.

— А живого уморит. — Расхохотался Охлябя.

И заторопился к столу, выбирая глазами, с чего бы начать. Поднялся и Ратимир, не желая, чтобы люди томились, дожидаясь, когда он отлежится. Но рушник с плеча не снял, не успевая утирать им распаренное лицо и багровую шею. Ел не спеша. Отдавая дань всему, что было на столе, в то время, как его воеводы сметали все, что попадалось под руку. И не сводил взгляда с Радогора. Наконец, не утерпел и отодвинул в сторону вместе с грудой костей глиняное блюдо.

— Не томи, Радогор. Говори, что видел.

— Я уже сказал, Ратимир. Ты не возьмешь, ярлы к рукам приберут. Как видишь, выбор не велик.

— Это я слышал. — Ратимир нахмурился и дернул бровью. — Хотя в толк не могу взять, когда ты это успел увидеть.

— Пока с Гольмом бился. Давно глаза у них горят на наше богатство. Леса, зверье разное, реки полноводные от рыбы задыхаются. Земля хлеб родит. А стоит безлюдна. Ленивый только не возьмет.

— А у них не такая же разве, что они на чужое зарятся? — Не отрываясь от закусок, пробормотал Охлябя.

— Есть и такая. А больше камень холодный. И вода, а лед и ходит. Разбоем живут или в наймитах мечом служат.

— Ну, да. С меча кормиться не спину гнуть с утра до ночи. — Кивнула головой Копытиха. — И прибыток другой.

— Как же ты это все успел увидеть, когда одним ударом его свалил. — Удивился Неждан.

— А он к нам еще раз приходил, хворая я была тогда. Помню плохо. — вставила свое слово и Влада.

— Так он же убит? — Поразился Охлябя, забыв про птичью тушку, зажатую в руке.

— Мертвый и приходил. — Подтвердила княжна. — не сам, конечно. Морок его. Плакался и убивался, что Радогор ему дорогу в мир его щуров закрыл. Не один приходил. Всех с собой привел, кого меч Радогора сразил.

И гордо посмотрела на всех, кому не выпало счастья видеть это.

Радогор поморщился. И остановил княжну, коснувшись под столом его руки.

— Подожди, Лада. Гостям про морок не интересно.

Но ошибся. У Охляби глаза разгорелись, а Неждан даже рот открыл, боясь пропустить хоть одно слово.

— Даже слышать раньше не доводилось, чтобы мертвые к живым приходили.

— А ты сиди, как сидел, воевода. — Копытиха бросила на Охлябю сердитый взгляд. — Не елозь по лавке, штаны протрешь. И не дай тебе бог увидеть такое. Не успеешь оглянуться, как с собой уведут.

Ратимир после этих слов еще больше нахмурился и совсем забыл про еду.

— С тем и позвал меня?

— Сомнут они Верхний рубеж, не замедлив шага, Ратимир, и дальше покатятся. Не остановить, и памяти от нашего языка не останется.

— А Верховье остановит? — Недоверчиво спросил Неждан. — Видели мы тех ярлов против них и не всякая дружина выстоит.

— Не всякого и позвал. Вас… — Просто ответил Радогор. — Земли видел, Ратимир необъятные. В лето на коне не обскачешь. И все под одной рукой. Там начнутся, где мой род Бэрий жил, а остановится там, до куда твоя рука дотянется. Тебе, сударь Ратимир, начинать… им…

Радогор поднял взгляд на воевод.

— Им дальше идти.

Ратимр сгорбился, словно воз на плечи свалился, краска от лицца отхлынула.

— Сам все видел?

— Что вижу, то и говорю.

Охлябя словно охмелел, слушая Радогора. Немыслимые просторы стояли у него перед глазами, коих и взгляд не мог охватить, и разум не вмещал.

— Говоришь, Радогор, будто века прожил. — Только и сумел вымолвить он, со страхом глядя на него. — не временем живу, во времени.

— Не осилю я, Радогор. Сам берись, если видишь все. А мы тебя своими плечами крепить будем.

— Меч меня ведет, друзья мои. Не дойду — мир рухнет. Даже я не все вижу, что обрушится на землю. Да и уцелеет ли она? И тебя я видел, Ратимир. Увидел бы Смура, позвал бы Смура.

— Не осилю. Вчера с десятком лодии водил по реке, сегодня ты на меня княженье свалил. Аж плечи ломит. Завтра велишь на полночь идти, не останавливаясь. А куда пойдешь малым числом?