Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 91 из 111

И замолчала, уловив на себе сердитый взгляд Копытихи.

— Не упомнила я всего. Хворая была тогда еще. Помню дым черный все небо застилает, а через него огонь рыжий… Зверь диковинный на четырех лапах скачет и по воздуху крыльями колотит. Тот, который за мечом Радогоровым приходил, такой же был…А из пасти клыки торчат и пламя льется. Еще город помню каменный. А на стены воины лезут. И под стенами их столько, что по окаем земли не видно. На стене же Радогор стоит, а рядом я. А дальше битвы. Битвы…. И Смерть всюду. И тучи черные в рыжем огне. Было и другое, да я проклятущая, все заспала.

— Веселый сон! — Разочарованно хмыкнула кикимора и вернулась к своей грядке. — Этого добра и здесь пруд пруди, просто девать не куда, чтобы за ним гоняться, ноги бить и сапоги топтать.

Копытиха, сложив руки на коленях, долго сидела молча, задумчиво глядя в землю. И так же задумчиво спросила.

— Радогору свой сон сказывала?

— Он такой же видел.

— Так, что же ты тогда слезы льешь, когда у вас даже сон один на двоих. — Возмутилась ведунья.

— Так должно быть, а как будет и сам Род не скажет. Он так сказал. — Всхлипывая, пробормотала Лада.

— Ну, и дурак! — Решительно заявила кикимора и возмущенно выпрямилась над грядкой. — Счастье ему само в руки прыгнуло. Да еще какое, а он кобенится.

— Выговорилась? — Зыркнула в ее сторону Копытиха. — Тогда помолчи. А ты, Лада, сну верь. А сил у тебя хватит. И уберечь сумеешь, и укрепить. О прочем же я думать буду. А как надумаю, скажу. Вытирай слезы и щипли эту заразу. Но вот что меня еще грызет. Коли зверь крылатый был, было и еще что — то. Не могло не быть.

— Заспала! Как в черный колодец провалилась. Падаю, падаю, а ему конца нет… — Слезы снова появились на глазах.

— Ин ладно. Что заспала, тому не быть. А значит и колодцу, провалиться он не может, окаянный. А ты знай сейчас, что всю печаль — тугу мне отдала и будто ее ни когда не было. А то скажу Радогору и он разом тебя заставит в ладошку глядеть. И то, что помнила, забудешь.

И улыбнулась.

— Матушка! Я же не ему, тебе пожаловалась. — С неподдельным испугом вскрикнула Лада. — Он и узнать, не узнает.

— Ты дергай, дергай травку. Она хорошо успокаивает. — Оглянулась на берегиню и засмеялась. — подруга моя, чистое веретено. А травки пощипала и сразу тихая и задумчивая.

— Зато грядка чистая. — Огрызнулась берегиня. — Сама и объем ее.

— Зубы не возьмут.

-А я попарю, растолку и зубов не надо.

Солнце за полдень переползло, когда их внимание привлекли лошадинное ржание. Нетерпеливое всхрапывание и громкие мужские голоса. Радогор прыжком метнулся в избу и выскочил той же ногой, сжимая в руке обнаженный меч. Тревожно подняла голову и Влада. И только Копытиха была спокойна.

— Отробились! — Спокойно сказала она, с трудом выпрямилась и вытерла руки о свой передник. — Гости едут. Встречайте. И Ягодка, бэр твой не путевый, не разбирая дороги прямо через кусты ломит. И хоть дери ему уши, хоть нет, а толку все мало. На днях за ягодами пошла, чтобы пирогами угостить, смотрю — все переломано, перетоптано, а ему и горя мало, неслуху этакому.

— Хороши хозяева! — прогремел веселый голос Ратимира. — Гости к дому подъехать не успели, а их уже на меч ловят.

— Прости, Ратимир. Забылся за работой и по сторонам оглядываться забыл.

— Оно и видно. — Ратимир окинул его работу быстрым взглядом. И покачал головой. — Не по топору рука, как погляжу. Рукоять меча ловчее лежит в ней.

И кивнул головой за спину.

— Не одни мы пришли, Радогор. Много народа захотело проститься с вами. Отказать не мог.

Княжна появилась перед ними в своем нелепом наряде, но увидев за спиной Ратимира десятки человек, смутилась, охнула и скрылась в избе. А от грядок к ним выбирались Копытиха с кикиморой.

— Знакомься, матушка. — Повернулся к ним Радогор. — Князь Верховский, именем Ратимир. И его воеводы, наши с Ладой друзья, Охлябя, Неждан и Гребенка. Прочих же и сама лучше меня знаешь.

Ратимир молодо выпрыгнул из седла и шагнул к Копытихе.

— Коли Радогор матушкой зовет, позволь и мне тебя так величать. Своей уже давно нет.

Наклонился и коснулся губами щеки.

Копытиха порозовела от смущения.

А Радогор обернулся и поискал кого — то глазами.





— Не хоронись за спинами, тетушка. Покажись людям. Пусть увидят, кто помог мне с колдуном справиться.

И силой, за руку вытянул вперед, упирающуюся кикимору.

— Болота здешние для людей веками, с самых незапамятных лет, берегла она для людей. И первой вызвалась мне помочь Если бы не она, то вряд ли до него дошел, а коли бы дошел, обратно не вернулся. На тебя оставляю их, друг мой. И на вас, люди добрые.

Ратимир, храня серьезность, чинно поклонился, не скрывая любопытства, посмотрел на кикимору и взял ее за руку.

— Прости, берегиня, за бесстыдный взгляд. Сколько лет топчу землю, а видеть довелось впервые. И мне тетушкой будь. Не откажи в милости.

Лицо берегини, твердое и темное, как древняя кора, порозовело от счастья.

А Ратимр обернулся и весело прокричал, приехавшим вместе с ним, людям.

— А почему все до сих в седлах? Охлябя, выкладывай все, что с собой привезли да накрывайте поляну попросторней. Чтобы ни кто по за столу не остался.

На крыльцо вышла Влада, уже ставшим привычным для нее, наряде. Но без меча.

— Прости, княжна Владислава, что таким числом приехали. — Обратился к ней Ратимир. — Не мог я им отказать…

— Не извиняйся, Ратимир. — С трудом выговорила Влада, чувствуя, как противные слезы снова готовы брызнуть из глаз. — Не они, я должна повиниться перед ними за то, что плохо думала о них. Только вот встречать вас не чем. Не думали, что столько гостей приедет.

Ратимир весело засмеялся. Заулыбались и люди, тронутые искренними слова княжны.

— Город обо всем позаботился, княжна. — Сказал он, поворачиваясь к воеводам. — Охлябя!

Но уже без его слов раскрывались торока, развязывались мешки. На белоснежные скатерти, расстеленные прямо на траву, выставлялась дорогая посуда и выкладывалось угощение, кувшины с вином и медами.

— А это…

— Подожди, Ратимир. — Остановил князя Радогор. — Не всех наших друзей ты еще видел. За стол, как берегиня, не сядет, но рад будет, что не забыли мы его. И тетушка за него порадуется.

Повернулся к лесу и громко позвал.

— Брат Леший, выйди к нам. Позволь поздороваться с тобой нашим друзьям.

Все, кто был в то время рядом, дружно повернулись к нему. А в их глазах угадывался страх.

Слыханное ли дело, чтобы лешие. Страхолюды, в друзьях, а хлеще того, в братьях у людей ходили! Кикимора еще куда не шло. Не каждый день в болото, в дрягву захаживать приходится. Но Леший! По темну из — за них и к лесу близко подойти боязно.

Радогору хорошо понятны были их страху и он, не оборачиваясь, тихо, с печалью в голосе, сказал.

— Не в каждый кощун верить надо. Он лес от беды для людей бережет, а мы за его труды его же и черним. Вот и прячется он от людей.

Ратимир с тревожным ожиданием, вглядывался в лес.

— Ну, Радогор! — Покачал он головой. — Всякого от тебя видел, всякого ожидал, но такого….

— Не страшись, брат Леший, покажись людям. Чтобы знали, что не с той стороны беды ждут. — И покосился на Ратимира. — И ему спокойней будет. Стар он уже. И ходит с трудом. Матушка рядом с ним девчушка — резвушка.

Качнулось дерево, заскрипело, затрещали сухие ветки и леший при поднялся над землей на, плохо гнущихся, ногах.

— Здрав будь, князь Ратимир. — Раздался глуховатый, как из — под земли, голос. — И вам все здравствовать, люди, коли худа моему лесу не сотворите.

— По здорову и тебе, дедко. Проходи к столу. — Ратимир с трудом приходил в себя от изумления.

— Какой уж стол! — Вроде бы пожаловался леший. — Желудок пищу не принимает. А за доброе слово спасибо. Но лучше в сторонке постою. Полюбуюсь, как добрые люди вкушают, радуются.

Качнулся, опускаясь, закрылся ветками и уж дерево перед ними, от других не отличишь.