Меч Шеола

— Оголодал? — Совсем не любезно спросил он. — Смотри, погубит тебя когда — нибудь твое брюхо.

Но княжну со спины снял к радости Ягодки.

— Не долго уж осталось. Потерпи, княжна.

— Лада, Ладушка. — Сквозь сон поправила она его.

Радогор не ответил. Холодно поблескивая глазами, он снова почти бежал.

— Гляди, мужик. — Пробился в ее сознание чей — то дерзкий голос. — Сам идет и девку несет нам.

А попробуй угадай под грязной рубахой и мужскими портками девку! Волосы длинные, вольно распущенные по плечам и спине, выдали. Не успела головы от плеча оторвать, как пролетела под левой рукой Радогора и оказалась за его спиной. А из его ладоней брызнули желтые яркие искры. Сам же он с мечом в одной руке и ножом в другой, растянулся в прыжке, упал в траву, перевернулся через голову и с колена прочертил длинную сверкающую дугу. Прокрутился на том же колене, вставая, пропуская мимо себя чужой меч и своим прочертил еще одну дугу.

— Не тати, вои! — Успел подумать он. — Хоть по обличью от татей не отличить. А под рваниной кольчуги звенят.

Перекинул кистью меч в обратный хват и провел им наискось там, где заканчивалась кольчуга и угадывалось причинное место, качнулся на ногах вперед и в сторону. Ушел из под удара и достал ножом горло, закрытое густой бородой, одновременно ударом каблука, ломая неосторожно подставленную ногу.

— Лежать и не дергаться. Голову отрежу!

Кончиком меча разгреб бороду и легонько надавил на рукоять меча. На коже выступила кровь. Обвел взглядом неподвижные тела, но пересчитывать не стал. Смерть придет всех перечтет и со счета не собьется.

— Кто таков? Чей? — Холодно. Хотя в груди кипела ярость, спросил он.

Полонянник скосил глаза на лезвие меча, но отвечать не стал.

Радогор повернулся к Ладе.

— Отвернись, княжна. Не для твоих ушей речи. — жестко, тоном не допускающим возражений, потребовал он.

Но княжна и подумала отворачиваться. Быстрым взглядом перебегала она от телу к телу.

— Вои Свища! Я видела их прежде. — Не скрывая своего страха, прошептала она.

— Говори, вой… — снова потребовал Радогор, выслушав слова княжны.

— Зачем? Все равно убьешь.

Лицо воя исказила страдальческая гримаса. Донимала боль от сломанной в колене ноги.

Все верно. Убью. Вопрос в другом. Как я это сделаю. — Равнодушно, с ледяным спокойствием, произнес Радогор. И не только на поверженного врага, но и на Владу дохнуло таким холодом неизбежности. Что она против своей воли отступила далеко назад. — Что мне надо узнать, я и так узнаю. Не живой, так мертвый мне расскажешь.

А Радогор перебросил меч в левую руку и присел над пленником. Правая его рука легла на лоб, а немигающий холодный взгляд уперся в его лицо. И тел воя, или татя, изломала чудовищная судорога. Кости, выворачиваясь, поползли из суставов. Забыв обо всем, воин взвыл и схватился за голову, которую раздирала не человеческая боль. И дико заверещал, выкатывая глаза.

Я же тебя предупреждал, смерти будешь просить. — Миролюбиво и совсем по домашнему, словно успокаивая несчастного, с укоризной проговорил Радогор. И убрал ладонь со лба. — Что с княгиней?

Воин медленно отходя от боли, скосил глаза на княжну.

— Говори…

Радогор снова потянулся рукой к его голове.

— Задохнулась в угарной бане седьмицы две тому.

Княжна побелела и сжалась от горя и боли, едва устояв на ногах. И упала бы, не подставь ей свою спину, вовремя появившийся бэр.

— Дальше говори. — безжалостно потребовал Радогор. — Или за каждую ее слезинку я распущу тебя на жилы и велю теми жилами для нее сапоги сшить.

Воин по его холодным, льдистым глазам, понял. что так и будет. Как сказа. И распустит, и сшить велит…

— Воевода Свищ давно с северными ярлами сговорился. А тут как раз Гольм — Свирепая секира под рукой оказался. И князь с объездом пошел. Все складно бы вышло, если бы ярл на девку не польстился.

— Она для княжна, падаль гниющая! — Прошипел Радогор, наклоняясь над изуродованным, изломанным телом.

И воин снова задохнулся в животном крике.

— Госпожа! Сжалься!

И новый вопль ударил в уши княжны.

Влада почти теряла сознание, но усилием воли заставила дослушать себя до конца.

— Но ярл…

— Дальше говори!

— Снизу торговые люди вернулись. От них и узнал Свищ, что уцелела княжна Владислава. Он же себя успел уже и князем объявить. Вот и отрядил нас, чтобы перехватили тебя дорогой. Разбойник! Что с них взять? Ну, развешали бы по дороге пяток, десяток… И дело с концом.

— Как рука поднялась? На княгиню, на княжну, коих вы беречь должны? Или не воин ты?

Ответа ждать не стал. И без ответа все было ясно. Поднялся, задумчиво глядя на меч.

— Подожди, Радогор. Дай и мне спросить. — Удержала его руку княжна. — Кто матушку уморил? Кто помог ей умереть? Отвечай…

И повернулась к Радогору. Не из простых он, радо. В ближних у Свища ходил.

— А лучше бы было, если бы пря и разноголосица началась? И резня по всем землям? А мы порубежье храним. Тут не бабья, тут мужская рука нужна. Крепкая и сильная. — Еле слышным от боли, голосом ответил воин.

— Значит, ты! — радогор убежденно кивнул головой. — Так не знать же тебе покоя и по другую сторону жизни. Ни тебе, ни тем, кого ты привел с собой.

Ладонь с широко расставленными пальцами медленно опустилась над лицом несчастного и сжалась в кулак. Словно собирая нечто в горсть. И отбросила это нечто далеко в сторону.

— Умирать будешь долго, чтобы успеть подумать над тем, что ты сделал. И то, что ты испытал уже, тебе даже болью не покажется.

Он еще говорил, а тело уже ломалось и корчилось в чудовищных муках. Лопались с громким хрустом кости и лезли через разорванную кожу. Глаза выкатились из орбит и через пустые глазницы хлестала кровь, а из рта, пузырясь, полезла пена.

— Княжна…

Не было ни крика. Ни шепота. Только губы беззвучно шевелились. Но Влада поняла его по той мольбе, которая была написана на его изуродованном лице.

— Радо. Пожалей его. Подневольный он.

Радогор с сомнением посмотрел на княжну и обернулся. Словно думая над тем, откликнуться на ее просьбу или нет, медленно, с видимой неохотой, надавил на рукоять меча. Но и после смерти лицо несчастного не разгладилось.

А рука княжна вдруг скользнула по его руке и она без сил сползала на землю, сразу обессилев от навалившегося на нее горя. Еще совсем не давно от счастья задыхалась, себя не помнила, а вот от горя задохнулась. И в груди пусто, и вокруг…

— Не говори так, Лада. Я рядом. — Чуть слышно, шепнул ей Радогор. — Иди — ка ты лучше ко мне на руки и побежим отсюда. Не гоже живым среди мертвых быть.

Безропотна села на подставленные руки и уронила голову на плечо.

— Куда же сейчас, радо? Пусто там… — шепчет, будто сама с собой говорит. Он же, Свищ, батюшку отцом называл, княгиню матушкой величал.

— Отсохнет лживый язык, ладушка. И рука отсохнет, что на них поднялась.

Слышит и не слышит его княжна. Слез от горя нет. Комком в горле застряли.

— Закрой глаза, голубка моя. — Шепчет он. Легко покачивая ее на руках, словно убаюкивая. — А откроешь и горе не горе. Только печаль останется. И та уйдет. Но не сразу. Я это знаю. Мне птицы на ладонь садились. Векши — белки из рук кормились. А старого Врана не стало и одеревенел я душой. И мысли прочь вылетели. Только меч в руке. О смерти не думал, жизни не берег. А теперь знаю для кого жить, кому моя жизнь нужна.

Всхлипнула без слез и послушно закрыла глаза.

— Ты только не отпускай меня, Радо. Так и кажется, что ступлю на землю и вновь одна одинешенька на всем белом свете останусь. И жутко мне делается, и боязно, как там на лодии тех ярлов. Пока не высвободил ты меня.

— Не отпущу, а ты глаза закрой.

Вдруг чего — то испугалась, задрожжала всем телом и распахнула на него свои синие, как само небо, глаза. И зашептала, до боли сжав его шею.

— Нельзя тебе в город идти, радо! Нельзя! Убью тебя там. Меня, может, и пожалеют. Силком за себя Свищ потянет. А тебя убьет. А тогда и мне для чего жить? Когда ни батюшки, ни матушки нет. Когда тебя не будет, Радо.