Меч Шеола

Ворон поднял голову над чашкой.

«Отец — дуб! Совсем еще девчонка. Из — под Неждановой рубахи кости во все стороны выпирают. Ни спереди, ни сзади. Девицей назвать разве, что в насмешку назвать можно. Личико круглой, носик вздернутый. А вокруг носика конопушки рассыпались, словно кто — то из горсти их выронил. Губешки дрожат. Того и гляди расплачется. И зубы о край чашки брякают. Но глаза и брови! Смотрел бы и не насмотрелся. — Думал он, краем глаза глядя на полонянку. — надо будет лесу гостинец отнести».

Заметила его взгляд и подняла голову над чашкой.

— Из неволи ты меня вызволил, Радогор?

Назвала его по имени и покраснела. Его имя, как река на перекатах рокочет. Аж языку щекотно.

— Вран показал. Ягодка — бэр вынес. Воин Охлябя рядом бежал. Я же другим делом был занят.

Охлябю помяни, а он уж сам здесь.

— Ну да. Он в это время с ярлом тем, Гольмом, на мечах бился. — Прямо от порога выпалил он, боясь, что Радогор не позволит и рта раскрыть. — И пока Гольмова дружина смотрела, как меч Радогора того ярла поразит, Ягодка тебя и унес. Ныне же Радогор ему в лесу велел схорониться от любопытных глаз, чтобы не сведал кто о тайном деле. А так и слов нет… Зверь на девку польстился. А нас же и близко не было в ту пору.

И, выпалив все одним духом, Охлябя, не чинясь, плюхнулся на лавку и потянулся за куском хлеба.

— Не помню…

— А как бы тебе помнить, коли ты в это время на спине бэра будто мертвая ехала.

Что говорит, не понять. Хлеба в рот натолкал без меры и молоком прямо из крынки залил, чтобы хлеб протолкнуть.

— Радогор потом над тобой руками сколько времени водил, чтобы в чувство привести. В рот отвары лил и в нос чем то тыкал. Я уж и ждать притомился. А как глаза открыла и посмотрела на нас ясным глазом, так он снова ладошкой над лицом поводил, чтобы уснула, значит. А он меня из избы выпер чуть не в толчки. Ну и прочих тоже. А за порогом Гребенку на страже поставил..

— Мети, помело. — Поморщился Радогор, бросая на Охлябю сердитый взгляд.

— И не мету я, а говорю, как есть. — Обиделся Охлябя. — Но тут же снова заулыбался. — Пошли, что ли? Ныне Неждан на карауле. Никто не прознает.

Заглянул в пустую крынку и с сожалением вздохнул мелковата посудина. Бережно смахнул крошки со стола в раскрытую ладонь и так же бережно ссыпал их в рот.

— Скажи я кому, что княжну из неволи помогал выручать, не поверят. А потом еще и в мой же избе хорониться…

— А ты не говори.

Радогор улыбался, но глаза его смотрелм на воина предостерегающе. Но Охлябе хоть кол на голове теши.

— А если не молчится, Радогор? Тогда что? Удержу нет, аж язык свербит.

Не слушая его, Радогор легко, как ребенка, поднял за плечи парня с лавки и подтолкнул его к дверям.

— Возле тына держись. Там тебя и месяц не углядит, и сам все увидишь. — Посоветовал ему Радогор. — Княжна Влада, ты за моей спиной держись.

И зябко передернул плечами, чем вызвал явное недовольство Крака, который уже занял свое законное место на его плече.

— А ты, брат вран, поднимись, как выйдем, повыше.

Пропустил вперед Охлябю, постоял, прислушиваясь, и шагнул за порог.

— Неждан, — Тихо позвал он, подождал, когда из — за угла покажется тень. — Стереги так, чтобы казалось, будто мы все еще здесь.

И выругал себя. Под утро голос по реке далеко разносится, а он кричит во все горло. Шагнул в тень, держа княжну за руку и пропал. И сколько бы не хлопал Неждан глазами, найти его уже не мог. Шел Радогор быстро и бесшумно, словно не замечая того, что княжна за ним вприскочку еле успевает. До Охлябниной избы было уже рукой подать, когда его снова затрясло в ознобе. Вдавил Владу спинной в тын, с такой силой, что княжна жалобно пискнула. Ее нос уперся в Радогорову спину, как раз между лопатками.

Не раздумывая, качнулся влево и ударил коротко. Без замаха. Затем еще раз. И княжна услышала глухой стон и звук падающего тела. Затем быстрые шаги возвращающегося Охляби, который убежал даоеко вперед, чтобы оповестить своих о дорогой гостье. А Радогор раскрутил меч кистью и еще одно тело упало ему под ноги.

— Как я мимо пробежал?

Охлябя виновато крутил головой и скреб затылок, словно пытаясь там найти ответ на свой вопрос.

Влада выбралась из — за его спины и ладонью растирала придавленный нос. Взгляд упал на неподвижные тела у ног Радогора.

— Тащи их, Охлябя, за ноги на свет.

— И все таки… — Охлябя, чувствуя свою вину, проследил за ее взглядом.

— Не ты им нужен был, вот и пропустили молча.

— Те, с «дракона», трое…

Охлябя выпер убитых на свет и теперь стоял, разглядывая, их.

— Это они пришли с тебя виру взять за убитого ярла Гольма — Свирепую секиру. — Убежденно сказал он, закончив осмотр. — Но как уследили? Даже вои не знали, кто в караульне скрывается.

— Не важно кто скрывается, важнее что скрывается. А остальное само приложится, если знать куда класть.

Сам иначе думал. Не за ним шли. Поединок был честный, без лукавства. А они вои. За ней, за княжной шли. Жертвой того Одина умилостивить, чтобы ярла принял. И не в последний раз пришли. Из города не уйдут, пока своего не добьются. Следить, выкарауливать будут, пока своего не добьются.

— Не секирой, не мечами, ножами хотели употчевать тебя. И лезвия сажей вывозили, чтобы месяц не высветил. И, правда, зачем секира, когда ночью и из — за угла сподручней. — Охлябя старался говорить рассудительно, как бывалый воин. — Неждан, я за воеводой. А ты этих постереги.

— Думаешь, убегут? — Ухмыльнулся, подходя, Неждан. — Это после Радогора? После его меча долго не набегаешь.

Княжна вцепилась в Радогоров локоть и хлюпала носом.

— Идти сможешь, княжна?

Княжна еще крепче вцепилась в его локоть, решив, что хочет бросить ее одну в чужом городе этот, уверенный в своей силе, парень.

— Дорогу выдержишь?

— И далеко ли собрался? — Услышали он угрюмый голос воеводы Смура, которого поднял Охлябя среди ночи.

— Уходим, сударь воевода. Не серчай. — Спокойно, словно не замечая злого взгляда воеводы, ответил он. — Ребята твои кое — что запомнили. Но ты их не жалей. Гоняй без всякого сострадания и пощады. Охлябе отдай меч, Неждану стрелу. Гребенка же пусть возьмет копье. У них лучше других получается.

Повернулся к лесу и вытянул шею. Грозный призывный рев разъяренного могучего бэра раскатился над городом и рванулся к лесу.

— Тише ты! Город разбудишь.

Радогор пропустил его слова мимл ушей.

— Не за себя боюсь, за княжну.

— Княжну Владу я сам с дружиной провожу!

Воевода говорил, как о деле решенном, а для убедительности еще и рукой припечатал. Сказал, как отрезал!

— Большой дружины ты, сударь воевода, не дашь. У тебя ее у самого по пальцам перечесть… И город как без защиты оставишь? А от малой дружины больше вреда в дороге, чем пользы. Шуму много, а доведись до дела, ее саму оборонять нужно.

Радогор говорил уверенно, со знанием дела.

— И на своем подворье тебе ее не укрыть. Коли начали искать, все равно найдут.

— А ты убережешь? — Вопрос язвительный. Злой. Не привык воевода к возражениям. А с тех пор, как не стало старосты Остромысла и вовсе.

— Уберегу, воевода. Я последний из рода Бэра. — И прислушался. За воротами, ломясь в город, буйствовал Ягодка, поспевший на зов друга. — Вран опасность углядит, родичи помогут. Отец — лес укроет, леший на дорогу выведет, кикимора, и для нее заветное слово есть, от погони укроет.

— Прав Радогор. Напрасно споришь, Смур. — Услышал воевода за спиной спокойный, как всегда рассудочный голос. — Как зрелый муж он все рассудил. Но если хочешь, у княжны спроси. Пусть она сама скажет, с кем пойдет.

А что спрашивать, когда и без вопросов все ясно. Висит княжна на Радогоровой руке, не оторвать. Если только вместе с его рукой.

— И скажет она он лучше нас с тобой, какой город ее укрыл, от гибели уберег. — Добавил Ратимир, понимая беспокойство Смура. — Уйдут они, и эти город покинут. Снова спокойно заживешь. А как опасность минет, так сам в Верховье нагрянешь…