Меч Шеола

И снял со стены вместо щита второй меч. Покрутил в руке, прилаживаясь к рукояти и всем сразу стало ясно, не зря вои его старшиной выбрали. Обоерукий! И не в одной сече побывал.

Охлябя забежал вперед.

— Какой щит выберешь? Или тоже второй меч возьмешь?

Радко не ответил и шагнул вслед за Ратимиром через порог. И только свернули за угол, как сразу, без промедления, старшина начал атаку. Без предупреждения нанес удар. Не сильный, но точный.

«Старшина не его дружинники. — Подумал Радогор, концом своего меча отводя удар в сторону. — Хитрее и опытней».

И встретил боевым ножом новую атаку. Его же меч исчез из вида, спрятался за спиной, обогнулся, как показалось всем, вокруг него. вынырнул змей с другого бока и уперся закругленным концом в живот Ратимира.

Удар был коварным и молниеносным.

Ратимир изогнулся, стараясь всем телом уйти от удара и прянул назад. Парни же, в недоумении, переводили взгляды с одного на другого, тьак и не поняв, что произошло. Никто из них не ожидал столь скорого окончания боя. Ратимир не юнец. Такого в расплох не застигнешь.

Лицо же воеводы исказила гримаса боли.

— Покалечил? — Ахнул Радко.

— Да, нет. Слава Роду извернулся. Это старое. Лет десять тому достало меня весло поперек спины. Всю осень и зиму чуркой гнилой на лавке пролежал. Думал, на ноги не встану. Травами откачивали, отварами. Барсучьего жира выпил без всякой меры. На изнанку выворачивало, а пил. Но встал. А как повернусь неловко, так… И река. То жаром палит, то холодом обдает. — Морщась, так, чтобы не слышал никто, объяснил старшина. И спросил. — А почему ты сам не нападал, Радогор?

Радогор не ответил.

Подошел к Ратимиру, который стоял, согнувшись крюком, и. держась одной рукой за спину. Наклонился и заглянул в, покрытое густым потом, лицо.

— Потерпи…

Снял его руку со спины и легко пробежал пальцами по позвоночнику, как это делал волхв Вран. В одном месте показалось. Что пальцы набежали на бугорок — след весла. И покачал головой. Мог бы и не встать старшина Ратимир. Обезножить могло весло. Осторожно поводил пальцами вокруг бугорка. И положил ладонь сверху.

Охлябя, придержи старшину.

Губы шевельнулись. Он заговаривал боль. Ладонь медленно наполнялась теплом.

— Сейчас легче будет, сударь Ратимир. — И ладонью правой руки легонько щелкнул по лбу старшину. — Выпрямляйся, но не спеша. Охлябя, Неждан, ведите старшину Ратимира в избу и кладите на лавку лицом вниз.

Старшина сцепил зубы, ожидая нового приступа боли. Боль хоть и улеглась, но кто знает, что будет дальше. И, услышав новый щелчок, выпрямился.

Охлябя и Неждан подхватили его с двух сторон под руки.

— А по лбу зачем? — хмуро спросил он.

Оконфузился опять перед глазами воем. А туда же, воинские забавы устраивать, словно и у него борода пока не растет. И по лбу, как дитя малое щелкнули.

— Чтобы к боли не прислушивался. — Смутился Радогор, растерянно оглядываясь по сторонам. — Ребята, мне бы иголок бабьих. Того, что сделал старшине не надолго хватит.

Удивились, но переспрашивать не стали. Кто знает, что еще таится за душой у этого парня. Ходи следом за ним и рта не закрывай. А ему, похоже, самому невдомек, почему вокруг него толчется. Повернулись и разбежались по домам. И даже спрашивать не стали для какой такой надобности понадобились ему иголки.

Ратимир отстранил парней и сам своими ногами дошел до воинской избы, прислушиваясь к спину и ожидая новой вспышки боли и сокрушительного удара в спину. Сам перешагнул через порог. И сам дошел до лавки. Постоял, о чем — то раздумывая, но почувствовал на плече руку Радогора, покачал головой.

— Не буду лежать. — Как можно тверже сказал он. — До лодий дойду, а там отлежусь. Спасибо тебе, Радогор. если бы не ты, седьмицу бы откатался пластом.

Радогор неуступчиво поджал губы. Серые глаза налились синью. И холодом.

— Здесь спать будешь. А к воде Охлябя сбегает. Он на ногу скор. Скажет, чтобы не теряли. Волхвовать буду. Одним разом не поправить. И если выйдет так, как думаю. До последнего дня бегом бегать будешь, а про весло и не вспомнишь.

И подтолкнул рукой к лавке. Казалось, что рукой едва его коснулся, а Ратимир пошатнулся и повалился на лавку.

— Рубаху сними и вались лицом вниз. Неждан, запали лучину.

Парни с иголками обернулись, чего и сами от себя не ждали, быстро. Той же ногой вернулись. Ворвались в избу с распаренными лицами, бережно сжимая пальцами тонкие иглы. А ну, как потеряешь, жена из дома выпрет. Мала снасть да стоит дорого. От матери к дочери переходит.

— А теперь все за порог. — Скомандовал он. — Неждан, встань рядом с лучиной. Охлябя, никого не пускать.

Голос твердый, не поспоришь.

— Что делать собираешься?

— Сказал уже, волхвовать буду. Или ты, Ратимир, иголки бабьей забоялся?

Вопрос был с хитрецой, с подначкой. И. не сдержавшись, он оглушительно крякнул.

Косит глазом, чтобы увидеть, что над его спиной парень мудрует. Но разве увидишь глазом, что там делается, когда и за плечо не заглянешь? Спина же уже чувствует ровное тепло. Разливается оно по всему телу, клоня в сон. А над собой слышит такой же ровный и теплый шепот.

— Дедка Врана тоже спина донимала. И ноги болели. Так он меня и обучил этому волхвованию. Но я так думаю, что и не волхвование это. — Тихо говорит он. — А как встанет, так и на коне от него не убежишь.

И уже ворчливо прикрикнул.

— Неждан, я же тебе сказал, встань рядом, чтобы под рукой быть. А ты, Ягодка, брысь за порог и следи, чтобы нос не совали в двери.

Проводил бэра взглядом и взял в руки иглу.

Ворон перелетел со стола на колышек и склонил голову на бок, наблюдая за его руками. А Радко коснулся спины пальцем. Поводил им, словно пытаясь что-то отыскать и, не задумываясь, медленно, плавно вращая иглу между пальцами, вонзил ее в тело почти наполовину. У Неждана, который, как и ворон, не отрываясь следил за его действиями, заныли зубы и похолодели пальцы. Радогор, же, не замечая его внимательного и не много испуганного взгляда, втыкал в широкую спину Ратимира иглу за иглой.

— Не больно ли уколол? — Время от времени, спрашивал он, вращая иглу. — А то, бывает, сдвинешь иглу на волосок, так боль аж в маковке отзовется и до самых пят пронзит.

И прошелся ловкими пальцами по иглам еще раз. Затем взял у Неждана горящую лучину и разогрел ее огнем каждую.

— Теперь же лежи смирно, старшина, не шевелясь.

У Ратимира и в мыслях не было шевелиться. Лежал, уперев бороду в кулак, глядя в стену, и засыпал под тихий далекий голос.

А Неждан со священным трепетом смотрел на торчащие в спине иглы и не понимал, как так можно в живого человека иголки втыкать, а потом ждать, что тот разом оздоровеет. Их волхв про такое волхвование ни сном, ни духом… А это уж и не волхвование, а чистое колдовство.

Диво!

Но все же решился.

— Ныне с тобой ночевать, в избе воинской буду я, Радогор. А то тоскливо одному будет. С сумерками все по стенам расползется, черные тени по стенам разбегутся. А ты один.

Довод был хлипкий, это понимал и сам Неждан. Но другого под рукой у парня не оказалось, и он с надеждой глядел на Радогора.

— А Ратимир? — Скупо улыбнулся Радко.

— Ратимир хворый. И весь в иголках, как ежик, лежит. — Нашелся Неждан.

— Я тоже остаюсь.

Охлябя сунул голову в приоткрытую дверь. Одним духом, на короткой ноге сбегал на пристань и успел вернуться.

С Нежданном какое веселье? Отвернется к стене и ну храпеть.

— А ты? — Обиделся Неждан и засопел носом.

— Я другое дело. До сна не охоч и сказок много знаю.

Радогор, не дослушав их спор, вышел за порог и прикрыл за собой двери.

— Вы бы, судари мои, не подпирали спиной двери, а выбрали бы лучше пока место за тыном укромное, от глаз подальше и поставили бы там плах, штук с пять, чтобы было куда стрелы метать. И палец крепких в руку длиной настрогали десятка два, коими вместо мечей биться будете, чтобы не зарезаться. Завтра со светом и начнем.