Бункер

Бесконечная ласка в каждом движении. Словно он много лет держал себя в тисках, а сейчас всю нерастраченную нежность выплеснул на меня. Замирает сердце от вида возбужденного тела мужчины, гибкого, сильного. Я провожу ладонью по каменным мышцам ног, ягодиц, пресса. Иголочками покалывает кожу. Меня сжимают горячие тиски рук. Неспешные легкие касания там, здесь. Пальцы на коже, на животе, между ног. Божественно.

Я была так возбуждена, что начала содрогаться, только он вошел в меня. А потом еще раз, уже вместе с ним. Никакой спешки, словно у нас целая жизнь впереди. Даже, когда я стала просить, цепляясь за плечи, жалобно умоляя дать мне освобождение, подталкивая к разрядке, он не сжалился. Все так же ритмично и плавно входил в меня, неспешно лаская, покусывая мочки ушей, сжимая ягодицы, закручивая спираль наслаждения до максимума, чтобы потом взорваться необыкновенным фейерверком одновременно.

— Если бы ты не проявила инициативу в ближайшее время, я бы сам тебя изнасиловал, — выдохнул Джон в шею, перекатываясь на кровать и освобождая от своей тяжести. Обнял и прижался щекой к груди, неспешно выводя пальцами узоры.

— Если бы я знала, что будет так классно, я бы затащила тебя в постель еще месяц назад, — смогла ответить я отдышавшись.

Я почувствовала грудью, как он улыбнулся. Внизу живота опять разлилось тепло. Я стала нимфоманкой? Рука сама потянулась вниз и нащупала полутвердый член. Под моими пальцами он мгновенно окаменел. Я легла сверху, потерлась телом и замурчала.

— Теперь я полноценная фаворитка?

— Несомненно, — серьезно ответил Джон, подхватывая меня за талию и усаживая на себя.

А через несколько дней Нина пришла к нам вечером в комнату. Я очень удивилась ее посещению. Давно махнула рукой на былую дружбу, не обращая внимания на то, где она, с кем, и что делает.

— Наташ, мы можем поговорить? — я вскочила со стула, на котором сидела, играя с Джоном в шахматы, и неуверенно улыбнулась госте.

— Конечно. Пойдем в другую комнату.

Нина была немного взбудоражена, но не расстроена. Скорее, наоборот. Из глаз ушла тоска и гнев, они опять засияли. Я радостно смотрела на бывшую подружку.

— Что-то случилось?

— Да, — произнесла Нина, — случилось. Я беременна.

Сначала я опешила. Ребенок? Здесь, в бункере? Без надлежащего медицинского оборудования, без пеленок, одежды, лекарств. Это ужасно. Но потом, приглядевшись, я заметила сияющие глаза Нины, и поперхнулась уже собравшимся вылететь ругательством.

— Ты уверена?

— Абсолютно, — ответила Нина.

— А кто отец?

— Не знаю.

— Э… — начала говорить я и остановилась, не зная, как реагировать на такое утверждение, — сын полка, что ли?

— Почти. Я тогда, два месяца назад была немного не в себе, — произнесла Нина, я скептически поджала губы. «Не в себе» — слабо сказано, — то пила таблетки, то забывала. Плюс спиртное… Я сейчас встречаюсь с Борисом, — я вспомнила пожилого сорока пятилетнего профессора, вдовца, — он не против ребенка. Сказал, что воспитает, как своего. Ты же знаешь, у него семья погибла в авиакатастрофе год назад.

— Не знаю, — задумчиво произнесла я, — откуда?..

— Так вот, — возбужденно заговорила Нина, — я уже и имя придумала. Если мальчик, назовем Павлом, если девочка — Марией.

— Замечательно, — улыбнулась я и сделала единственный вывод, — значит, тебе нужно больше заниматься. Чтобы через семь месяцев ты смогла сама руководить своими родами, как врач.

— Я буду, — кивнула девушка, — обязательно. Я стану самым лучшим врачом на свете. Ну, пока, Наташ. Меня в коридоре Борис ждет. Я просто хотела с тобой поделиться радостью…

— Пока, — кивнула я, все еще не в состоянии прийти в себя.

Нина ушла, я закрыла за ней дверь и пошла к Джону.

— Представляешь? — только и смогла вымолвить, — я в шоке.

— Я слышал, — улыбнулся мужчина, — жизнь продолжается? Может, это и правильно, не стоять на месте, двигаться вперед. Рожать детей, не бояться проблем?

— Не знаю… — я задумчиво вертела в руках фигурку ферзя, — в бункере мы сами по себе. Даже если и погибнем, то сознательно. А невинное, беспомощное существо, за которое мы в ответе… Что будет с ним? Как можно облекать его на такую жизнь?

— Значит, мне нужно бросить все силы на починку передатчика, — произнес Джон, вставая и обнимая меня за плечи.

— А ты бы хотел детей? — пришел мне в голову странный вопрос.

Джон внимательно посмотрел мне в глаза. Что он там увидел? Страх? Неуверенность? Смятение?

— Не здесь и не сейчас, — ответил резковато он.

— А когда же? — Хотела спросить я, но он не дал мне больше вымолвить ни слова, запечатывая губы своими губами, вторгаясь языком внутрь, пальцами зарываясь в волосы, лаская так, что все мысли пулей вылетели из головы. Через мгновенье я могла только стонать и выгибаться дугой, стараясь быть ближе. Я впервые в жизни испытывала такие ощущения. Желание видеть его все время, касаться, вдыхать запах, слышать его голос. Я могла заниматься любовью с ним без перерыва. До полного изнеможения. Пока ноги и руки не превращались в кисель, а мозги в жидкую кашу.

Иногда мы приходили после ужина в комнату, закрывали дверь, до утра не покидали постель, исследуя друг друга и даря наслаждение. Я изучила его тело до самой маленькой родинки. Пересчитала все шрамы, мозоли и веснушки. Я обожала его. Следующая неделя для меня прошла в пьяном наркотическом сне. Впервые в своей жизни, я ждала ночи сильнее, чем чего либо. Пока не случился взрыв.

Я работала на кухне. Мы с женщинами уже заканчивали готовить обед, когда в комнату вошел Джон.

— Нужно поговорить, — немного нервно произнес он, и я почувствовала в голосе явный акцент, — пойдем в кладовую.

Я кивнула и пошла следом за мужчиной. Джон закрыл за собой дверь и развернулся ко мне.

— Я починил передатчик, — сказал он сразу, без предисловия.

— И что? — напряглась я, ожидая чего угодно. От всемирной катастрофы до пришествия инопланетян.

— Войны не было, — выдавил из себя мужчина, сердце на секунду остановилось.

— Как?! — всхлипнула я, — мы же слышали разрывы бомб. И датчики показывали радиационное загрязнение. Камеры не включались.

— Я не знаю, что произошло, но противостояние закончилось три месяца назад. Как раз спустя несколько дней, после нашего погребения. Может, к нам и пытались прорваться, может, нас и искали, но не нашли. Ни передатчик, ни приемник не работали. А шахта лифта полностью заблокирована.

— Что ты услышал по радио? — торопливо спросила я, вся горя от возбуждения.

— Москва уже не столица. Ее временно перенесли в Екатеринбург. Я связался с военными, которые находятся в Балабаново, объяснил нашу ситуацию. Они сказали, что обдумают и выработают план, как нас извлечь из этого каменного мешка. А пока просят сохранять спокойствие. И никому не говорить.

— Хорошо, — кивнула я и затараторила, — а мы сами сможем выбраться наружу? Мы же сможем открыть люки? И у нас есть респираторы, я видела в кладовой. Я уверенна, что есть еще и другой выход из бункера, просто нужно поискать… — я умоляюще смотрела на Джона.

Он обнял меня и зашептал в волосы.

— Все будет хорошо, Наташа. Все позади. Осталось потерпеть несколько дней или максимум неделю.

— Я не могу терпеть, — захныкала я, — я хочу наверх. К солнцу, к траве, к деревьям.

Джон приподнял мое лицо и начал обсыпать нежными быстрыми поцелуями.

— Мы обязательно выберемся отсюда, девочка моя, обязательно. Самое плохое позади.

Я протянула руку к застежке на его брюках и расстегнула ширинку, вытаскивая напряженный член. Опустила свой комбинезон, выскользнув одной ногой. Подтянулась на руках и обхватила ногами бедра, упираясь спиной на стену. Направила в себя.

— Ну, давай же, — простонала, едва сдерживаясь, судорожно прерывисто дыша, — возьми меня. Сейчас.

Плавный толчок, и он входит. Горячий, твердый, изумительный. До самого конца, до упора. Подхватывая меня под ягодицы, ритмично насаживая на себя. Невозможно терпеть, возбуждение зашкаливает. Несколько толчков и я бьюсь в судорогах, закусывая губу, глуша протяжный стон.