Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 57 из 60

Валько решается еще на одну операцию.

— Кем хотим быть? — спрашивает врач.

— А можно и тем, и другим?

— Можно. Сейчас все можно. «Би» это называется.

— Хорошо! — говорит Валько и засыпает от наркоза.

Операция произведена не вполне удачно. Сделали все, что смогли.

На похоронах не было никого.

47.

Или:

Валько по-прежнему не хочет быть ни мужчиной, ни женщиной. То есть хочет, но отвлеченно. Не желая предпринимать для этого никаких шагов.

Страдает от одиночества, но тоже отвлеченно, не хочет ни с кем жить.

Оно затевает безобидную игру: возвращаясь вечером, одевается в женское, готовит ужин, мурлыча песенки под радио, потом встречает мужа, т. е. переодевается в мужчину, чмокает жену и вручает ей маленький букетик цветов, садится ужинать. Во время ужина — обмен новостями, скопившимися за день. Тон задушевный, но иногда бывает легкие стычки:

— Ты меня совсем не слушаешь!

— Извини, задумался.

— Ну и думай дальше!

— Прости. О чем ты говорила?

Поужинав, садятся у телевизора. Ему хочется посмотреть футбол, ей — сериал.

— Ты можешь пропустить хоть десять серий, и все будет понятно, — говорит он. — А футбол — дело одноразовое. Если сейчас «Спартак» забьет, а я не увижу, я себе этого не прощу.

— «Спартак» не забьет! — ехидно говорит она.

— Хорошо, смотрим десять минут футбол, десять минут — сериал.

— Глупо.

— Тогда давай купим второй телевизор, это же копейки.

— Может, тебе вообще завести другую семью?

— Типично женская привычка делать из пустяка трагедию.

— Кто делает? Я? Это ты из-за какого-то бездарного «Спартака» готов меня поедом есть!

— Типично женское упрямство!

— Типично мужское дуболомство!

...

— Ну ладно, мир...

На ночь они шепчутся, и это странно, учитывая, что детей у них нет, а соседи вряд ли услышат: дом старой постройки, кирпичный, стены толстые. Скорее это — для теплоты, для интимности. Рассказывают друг другу о чем-то смешном или занятном, что мимоходом где-то прочли или услышали.

Обнимаются, целуют друг друга на ночь и засыпают.

На улицу выходят поочередно — то муж, то жена.

Однажды сосед снизу, простецкий мужчина с простецкой фамилией Сидоров, встретив в подъезде, говорит:

— Че-то скоко рядом живем, а не знаемся! Зашел бы по пивку как-нибудь!

Валько заходит. Они пьют пиво и задушевничают, тут является жена Сидорова, она недовольна, Валько, зная, чем отвлечь женщину, тут же заводит разговор о личном: дескать, пьет пиво не для удовольствия, а от печали: есть у него подозрения, что жена изменяет ему.

— А приличная с виду женщина! — удивляется Сидорова.

— Все вы с виду приличные! — ворчит Сидоров.

Валько продолжает излияния, Сидорову это скучно, он пьет себе и пьет — и засыпает. Валько говорит Сидоровой: зашли бы когда-нибудь к жене, когда меня нет, втерлись бы в доверие, может, она рассказала бы вам что-нибудь.

Сидорова отнекивается, но потом говорит:

— Зайду, но не для этого. А просто — познакомиться.

И заходит.

Валько держится холодно, но для приличия угощает чаем. И тут ее прорывает (сказывается одиночество, сгустившееся до критической массы), и она выкладывает Сидоровой всю подноготную. Да, влюбилась в молодого сослуживца. Борется с собой, понимая, что нет никаких перспектив: он бросит ее через пару месяцев. Если бы муж помог! Но он в последняя время раздражителен, неласков, подозрителен! Он отталкивает ее. Он, сам того не понимая, толкает ее в объятия другого!

Сидорова спешит пересказать узнанное мужу мятущейся женщины. Тот скрежещет зубами и еле удерживается от того, чтобы сейчас же побежать и устроить грандиозный скандал. Сидорова его удерживает (и даже буквально: держит его за руку), советует быть умнее и поступить так, как ждет жена: стать мягче, ласковей.

Валько пытается. Несколько дней подряд он подчеркнуто внимателен и ласков. И это действует на жену сильнее, чем допросы с пристрастием: она не выдерживает, начинает рыдать и во всем сознается. Чтобы ее утешить, Валько признается, что два года назад тоже имел связь. Казалось, что любовь, выяснилось — всего лишь похоть. Прошло. И у тебя пройдет.

— Вот как! — вспыхивает жена. — Тебе, значит, можно? Прошло у него! Но прежде, чем прошло, ты себе позволил! Может, и мне себе позволить, а? Чтобы наверняка прошло!

— Стерва! — кричит он.

— Самец! — кричит она и разбивает настольную лампу.

Он вскакивает и разбивает хрустальную вазу.

Она кидает книги об пол. Одну за другой.

Сидоровы смотрят вверх, она поеживается, он усмехается:

— Вот жизнь!

— Это потому, что детей у них нет.

— У нас тоже нет, но мы-то нормально живем, — говорит Сидоров.

— Да уж.

— А че, нет? Кто-то чем-то недоволен?

— Все довольны, — говорит Сидорова и отворачивается.

Она очень переживает: такие интеллигентные люди, такие хорошие — а такая беда. И ведь как друг другу подходят, даже похожи друг на друга.

Валько, привыкнув исповедоваться ей, просит совета.

Она, чуя истину простым своим женским сердцем, рекомендует, кроме ласки и нежности, применить что-то необычное. Взять и принести огромный букет роз.

Валько приносит.

Жена ахает. Целует его. Плачет от счастья. Просит прощения.

В их семье мир. Вечер тих, ночь страстна, она не удерживается от вскриков.

Сидоров бурчит:

— Ё, шумные какие: ссорятся — орут, мирятся — опять орут. Что, молча нельзя?

— Можно, — говорит Сидорова. — А ты спи, завтра на работу.

— И так сплю почти.

Он засыпает, а Сидорова лежит без сна. С удивлением замечает, что подушка под ее щекой влажна. Переворачивает подушку и пытается заснуть.

Через несколько дней, когда у мужа вечерняя смена, Сидорова, горя пятнами на щеках, дает Валько необычный совет:

— Знаешь (они уже на ты), как надо ее чувства проверить? Изобразить, что ты тоже можешь увлечься. И посмотреть на ее реакцию.

— Точно, — говорит Валько.

Они сговариваются: завтра жена должна задержаться на работе, Сидорова придет в гости, жена придет, застанет и... будет видно.

Сидорова приходит. Ее всю трясет. Она просит рюмочку коньяку, выпивает, смеется и говорит, что надо потренироваться, чтобы был правдивый вид людей, которые будто бы друг дружкой увлеклись. Например, поцеловаться.