Страница 13 из 14
- Изменить? Нет, дорогой, я тебе не изменяла, я просто решила тебя заменить. Хочешь узнать на кого?
- Нет. Не хочу, - ответил Сидоров.
- А я хочу, чтобы ты знал. Альфред! - громко позвала она своего любовника. - Спустись-ка в холл.
- Альфред? - удивился Сидоров. - Ты изменила не только мне, ты еще и вкусам своим изменила.
- Я тебе не изменяла, - повторила Катерина. - Мне некому было изменять. Ты перестал для меня существовать с того момента, как я узнала о твоих похождениях.
'О каких похождениях?!', - хотел закричать Сидоров.
- Если ты напряжешь свою память, ты вспомнишь мои слова, - продолжала Катерина, - которые я тебе сказала в день нашего венчания. Ну же, напрягись!
Сидоров помнил. Она сказала тогда ему в ответ на его клятву любить вечно, что никогда не простит его, если в его жизни появится другая женщина. Даже в том случае, если это будет с его стороны сиюминутным увлечением. И повторила по слогам: 'НИ-КОГ-ДА!'.
- А вкусы? - Катерина пожала обнаженными плечиками. - Не в этом дело. Альфред Молотилов прекрасный коммерсант и неплохим любовником оказался. - И добавила с язвительной улыбкой: - Кстати, лучше, чем ты, дорогой.
- Врешь! - выдохнул из себя Сидоров. - Врешь, тварь!
Катя снова пожала плечами и не ответила.
Альфред долго не спускался к ним, наверное, опасался быть покалеченным законным супругом Екатерины Великой. Наконец, он спустился по лестнице, полностью одетый, даже про галстук не забыл.
Сидоров критически посмотрел на новоиспеченного Катиного бой-френда. Такого соплей перешибить можно - тонкий и звонкий, с испариной на лбу и перепуганный насмерть.
- Алексей Алексеевич, я…, - начал Альфред, но Сидоров махнул в его сторону рукой.
- Помолчи, - жестко сказал он. - Ты никто, и звать тебя никак.
Доказать?
Еще что-то пытается вякать, задохлик! Сидоров и не думал его бить, чтобы унять злость он с хрустом сжал кулаки, а Молотилов, услышав хруст пальцев и увидев эти страшные кувалды, втянул голову в плечи и зажмурился, ожидая удара.
- Ну-ка, без этого! - спокойно сказала Катерина и встала между ними. - Альфред - мой муж. Это ты никто, Сидоров. Ты бомж, Сидоров.
И с завтрашнего дня безработный. Пошел вон из моего дома и из моей жизни!
Да! Правда! Катерина нисколько не преувеличивала, говоря 'вон из моего дома' - дом, который они выстроили, любовно распланировав расположение комнат, предусмотрев тысячи всяких штучек-дрючек, обеспечивающих различные удобства, был оформлен на нее. И фирма принадлежала ей. У Сидорова не было ничего. Ничего, кроме отметки в паспорте о том, что такого-то числа такого-то месяца такого-то года зарегистрирован брак с гражданкой…
Но не в штампе дело и не в правах Сидорова на половину нажитого совместно. Совершенно не в этом дело.
'Пошел вон, Сидоров!', звучал в его ушах голос Катерины, когда он навсегда покидал этот дом. 'Пошел вон из моей жизни!'.
Быть может, его душа умерла в тот момент, когда он услышал эти слова. Или чуть позже, через несколько мгновений, когда он перешагивал порог дома. Он слышал, как Катерина расхохоталась ему в спину. А может быть, этот смех ему просто померещился? Может быть, если бы он только смог заставить себя повернуться, он бы увидел, что в глазах его жены стоят слезы и что она не хохочет, а двумя руками зажимает себе рот, из которого рвутся рыдания и крик: 'Вернись,
Сидоров!'.
Но он не оглянулся. Он ушел навсегда.
Кроме кота Сидорова в дачном домике иногда навещали мыши. Они скреблись где-то под полом и в стенах. Иногда влезали из своих лазов и серыми комочками быстро прокатывались через комнату. Но вскоре мыши куда-то исчезли, потому что серый монстр решил здесь обосноваться всерьез и надолго. Он стал приходить каждый день и подолгу сидел возле кровати, глядел на Сидорова своими желтыми глазами, иногда противно орал. Не мяукал, как положено представителю кошачьего племени, а именно орал. На кухню кот ходил теперь редко, видимо все разведал и прояснил для себя в свои первые визиты.
Где-то через неделю в гости к Сидорову пришел капитан Мотовило, так он представился, следователь из районного отделения милиции. Как выяснилось, Катерина подала заявление в ментуру о пропаже мужа.
Мотовило очень быстро сообразил, что если трупа Сидорова нет в наличии ни в моргах, ни в больницах, и вообще о Сидорове никто ничего не слышал и не знал, то он либо под снегом или в земле мертвый, либо где-то живой, но скрывается. А где можно скрываться, если любовницы, как очень быстро выяснил Мотовило, у Сидорова нет, родителей тоже нет, а дома и быть не может, потому что жена именно это и утверждает? Конечно, пропавший может быть где угодно, может, он в другой город уехал, но начинать поиски с чего-то надо. И
Мотовило начал с дачи, с единственной недвижимости, принадлежавшей
Сидорову.
- Гражданин Сидоров? Алексей Алексеевич? - гулким басом спросил капитан Мотовило.
- Да, пока еще.
- А вас жена ищет.
- Да?
Мотовило явно был в курсе всего, выяснил - наверняка, допросил
Катерину, Альфреда Молотилова, кое-кого из приятелей Сидорова. Да капитан и не скрывал перед ним своей осведомленности, сказал напрямик:
- Брось ты это, парень. Подумаешь, баба скурвилась! Что же теперь
- в бомжи подаваться? Законы-то знаешь, небось?
В бомжи? Почему нет? Бомжи - подходящая для Сидорова компания в его теперешнем положении.
- Слушай, капитан, - сказал Сидоров. - Пошел ты…
- Но, но, но! - Мотовило поднял вверх палец-сардельку и погрозил им. - По роже дам за оскорбление.
- Тебе нельзя, ты при исполнении.
- А кто подтвердит, что я тебе по роже разок въехал?
- Вот он, - Сидоров указал на кота.
Котяра сидел у порога (опять его появление было неожиданным!) и нагло смотрел на Сидоровского гостя, облизываясь.
- Это у тебя кто, кот-бегемот? - спросил Мотовило, проявляя необычную для мента начитанность.
- Кот-живоглот. Видишь, капитан, он на тебя облизывается. Сожрать хочет.
- Подавится. Менты не каждому коту-живоглоту по зубам. Как ты его зовешь, кстати?
- Никак. Он кот самостоятельный. Приходит, когда захочет.
- Твой?
- Сторожа местного. Ко мне заходит, чтобы пожрать. Иногда пытается что-то рассказать, но я его языка не понимаю.
- Это ничего, - успокаивающе сказал Мотовило. - До весны здесь отшельником проживешь, понимать станешь. И не только кошачий язык. С призраками начнешь разговаривать. С тенью своей.
- У тебя закурить что-нибудь найдется? - спросил Сидоров, сбавив обороты и ощутив вдруг симпатию к этому толстому капитану.
- А как же! - Мотовило полез в карман. - Я без двух пачек сигарет в кармане на службу не выхожу.
- Две пачки? Так много выкуриваешь?
- Много, - соглашаясь, кивнул головой капитан. - А иногда вот такие, как ты, нищие миллионеры, закурить просят. Приходится угощать.
- Не хочешь, не угощай, - обиделся было Сидоров, но Мотовило сказал миролюбиво:
- Да ладно ты, не злись. Это я пошутил так неудачно. На, кури на здоровье. Что я не понимаю что ли? С любым такая хрень произойти может. А может, бутылочку раздавим в порядке знакомства?
- У меня только подсолнечное масло в бутылке.
- Рафинированное?
- А кто его знает?
Бутылка нашлась у капитана. Точнее, не бутылка, а двухсотграммовая фляжка с коньяком.
- Всегда с собой носишь?
- Всегда. Каждое утро перед выходом на службу кладу в карман две нераспечатанные пачки сигарет и наполняю коньяком фляжку.
- А руководство как на это смотрит?
- В ментуре все пьют. И руководство тоже. Если на этой чертовой работе не пить, запросто свихнуться можно.
Они выпили и разговорились. Сидоров опьянел сразу. Может поэтому он излил свою душу капитану Мотовиле. А может быть, Сидорову просто необходимо было тогда рассказать кому-нибудь все, что его терзало и давило.
Мотовило был трезв, как стекло. Видимо половина фляжки коньяку для него было ерундой, так, для улучшения аппетита. Он внимательно слушал Сидорова, не перебивал, не спорил.