Страница 80 из 96
— Как здоровье Драгина?
— Плохо. Сходи, навести его.
— Где он?
— В последнем вагоне. Там наш полковой лазарет.
… Неподвижный Драгин, с обескровленным землистым лицом, большими, переполненными болью
глазами посмотрел на Василия и попытался улыбнуться. Но лицо исказилось гримасой страдания.
— Ты тоже здесь? — полушопотом сказал он. И закашлял, отхаркиваясь кровью.
— Ему нельзя говорить, — шепнула стоявшая возле сестра.
Но Драгин услышал ее слова и возразил:
— Ничего… Я шопотом.
— Лучше молчите, товарищ Драгин.
— Я только два слова… Может быть, умру. В кармане печать комитета… Возьми. Деньги… и секретные
сводки… Передай там. Ух… Тяжело.
Раненый закрыл глаза. Гончаренко, исполняя его просьбу, тут же порылся в карманах платья, висевшего у
изголовья. Достал печать, сверток бумаг, деньги. Обшарив все карманы, он из бокового извлек груду темных
волос.
— Что это? — подумал Василий и вдруг вскрикнул: — Парик!
— Товарищ Драгин, это ваше?
Раненый с трудом открыл глаза.
— Мое.
Бешено заработала мысль Василия.
— Алексей Алексеевич! Кто вас подобрал раненого?
Но Драгин уже не отвечал. Он впал в забытье.
— Волосы те же… Цвет, длина, — шептал Гончаренко.
— Но нет, не может быть. Если бы она была с ним, то зачем ей улыбаться… Нет, это был другой. А если
это был он? Нет, нет. Но если да?.. Тогда какой же ты, Гончаренко Василий, подлец. Нет. Не может быть. Ведь
она улыбалась!
*
Сергеев и Баратова, прибыв в Б., остановились в номере той же гостиницы, где до своего отъезда в
Москву проживал поручик.
Обратный путь на юг пролетел, как минута счастья. Отдельный мягкий вагон, доставленный Викжелем в
распоряжение Сергеева, был заполнен переодетыми офицерами, московскими банкирами, промышленниками,
их семьями. От обыска и осмотра вагон был совершенно защищен подложным документом от Совета народных
комиссаров. С должностными лицами советской власти, попадавшимися на пути, вел переговоры один Сергеев.
Он имел при себе фальшивый мандат на имя уполномоченного Совнаркома Сергеевского Виктора
Терентьевича, едущего по особо секретным заданиям в Закавказье.
Все время дороги пассажиры мягкого вагона чувствовали себя, как дома. Тяжелые шторы на окнах
скрывали внутренний вид вагона. А в нем шел непрерывный кутеж.
Сам Сергеев находился в порыве безмерной страсти, как в забытье. Вино, болезненно-страстные ласки,
опять хмельная влага, горячее, напружиненное женское тело, выкрики, бессвязный лепет, волнующие стоны.
Временами Баратова напоминала ему большого дикого зверя, больного человеческой страстью. Ему все больше
и чаще доставляю нестерпимое, режущее мозг наслаждение до отеков мять, царапать мягкую, но упрямую
резину женских мышц. Он не встречал сопротивления. Даже напротив, Ирине Львовне, казалось, была приятна
эта физическая боль, и чем она была сильней, тем страстней отдавалась она.
Баратова в совершенстве знала искусство страсти и держала Сергеева все время в состоянии бесконечной
любовной жажды.
Были в дороге и дела. Но все они заключались в том, чтобы, по заранее выработанной инструкции, в
известных местах страны высаживать офицеров, снабжая их фальшивками, деньгами, и личным вооружением.
Это происходило главным образом на Украине, на Дону и Кубани. Полковник Филимонов, со сформированным
в Москве, штабом, высадился на станции Кавказской для следования в Екатеринодар и незамедлительной
организации там офицерского переворота.
*
— Ира, ты побудь одна.
— А ты куда, Витя?
— К английскому консулу. Есть дела.
— Значит, едем вместе.
— Но, Ира… Неудобно.
— Пардон. Я знаю, что делаю. Ты ведь, в сущности, мальчик и… Оставь, оставь. Ни за что не сумеешь
использовать все выигрышное положение.
— Но, положим.
— Никаких но. Я хочу, чтобы ты был не менее чем полковником.
Сергеев пожал плечами, внутренне довольный ее заботливостью.
— Как знаешь.
К консулу они прошли беспрепятственно.
— Чем могу служить? — спросил бритый джентльмен в пенсне.
Сергеев передал ему на клочке полотна мелко написанную путевку.
— Виноват, господа. Одну минутку.
Консул быстро вышел.
— Виктор, — прошептала Баратова. — Требуй больше денег. Требуй всего. Они пойдут на все.
— Молчи пожалуйста, Ира.
Пока шли минуты ожидания, Сергей взял в руки валявшуюся на столе газету. Это был номер “Вольного
Дона”.
Бросилось в глаза объявление:
ОТ ШТАБА БОЕВОЙ СТУДЕНЧЕСКОЙ ДРУЖИНЫ.
Дружинники, немедленно возвращайтесь в свои ряды. Немедленно беритесь за винтовки, чтобы итти на,
помощь братьям, сражающимся против большевистских банд. Но медлите. Время не ждет, и враг не дремлет. Снова
за работу. Снова на защиту матушки-России, свободы и вольного Дона. Ведь страна же гибнет и, оплеванная,
поруганная, она лежит у ног Вильгельма, с мольбой протягивает свои руки к лучшим своим сынам, ожидая от них
спасения. Так дружно же станем на защиту всего дорогого, всего святого.
Все, кто еще не записался в боевую студенческую дружину, идите к нам.
Запись производится от 10 час. утра до 7 час. вечера в кадетском корпусе.
“Молодцы, работают”, — мысленно одобрил воззвание поручик. Взгляд его скользнул ниже по серому
газетному листу и остановился на статье “ Б о л ь ш е в и к и — с т р а т е г и ” .
В статье говорилось следующее:
При первом же взгляде на схему расположения большевистских войск у границ Донской области невольно
возникает мысль: великолепные стратеги эти большевики.
Старая добрая система уничтожения связи между соседями охвата и обхода флангов и наконец полного
окружения — так и просится в глаза в этой схеме.
И подумать только, что еще недавно предводители большевиков были не более как ротными командирами, а
некоторые и просто кашеварами. А вот поди же, откуда что берется. Всмотритесь в эту схему, и вы увидите, что Дон
отрезан уже от Украины, а пройдет еще неделя-другая, он будет отрезал от Кубани и Терека, и все выходы из области
будут закрыты…
Правильная система ведения войны даст блестящие результаты, и посыплются южные плоды земные в
карманы большевиков.
Но чему приписать такую разительную перемену в недавних ротных и взводных командирах и кашеварах?
Ведь еще недавно они не умели толком водить в бои свои части и даже кашу варили с тараканами. А теперь
ворочают армиями. Единственная причина, которую я нахожу — наследственность.
До тех пор, пока это драгоценное свойство большевистской натуры угнетали русские вожди, она спала, и
серым покрывалом неизвестности подернуты были герои. Но вот во прахе угнетатели, сброшены узы, забурлила в
жилах кровь их гениальных предков, Фридриха Великого, Мольтке, и блестящие планы войны с мятежными
народами родятся и быстро проводятся в жизнь.
Большевики — блестящие стратеги.
“Не умеют воевать — вот и большевики — стратеги”, — решил Сергеев.
Открылась дверь, и вошел консул. Его было трудно узнать. Холодная вежливость, как грим, сошла с его
худощавого, бритого лица. Оно приняло выражение радостного удивления.
— Да неужели? Я восторгаюсь. Очень хорошо, господин Сергеев, вы великолепно выполнили ваш долг.
Непостижимое геройство. Но где секретные бумаги?
— Со мной.
— Пожалуйста.
— Но, господин консул. Разве вам ничего но указано?
— Вы насчет вознаграждения?
— Конечно, нет… Я относительно ссуды в фонд борьбы с большевиками.
— Виноват. Деньги, две тысячи фунтов, вы получите сейчас же.
— Мне казалось, что пять тысяч.
Консул поморщился. Но лицо его вскоре снова засияло улыбкой.
— Возможно. Отлично… Для русских друзей никакая сумма не будет тяжела. Но, простите за