Страница 48 из 116
Усманходжи, обнаглели, даже не ставили Махмуд-бека в известность. Как и на этот раз.
- Искали вас, искали, - сокрушался наманганский купец, - не могли найти. - Дышал Тохта-бек тяжело,
со свистом. С трудом выговаривал слова.
Его сосед, мулла, глуховат. Не дослышав, что сказал друг, неожиданно сообщил:
- Знаем, как вы заняты, потому и не хотели беспокоить. А говорили мы о вас.
Это Махмуд-беку известно.
- Что же решали? - спросил он.
- Тяжелые у нас времена, - вздохнул Курширмат.
- Тяжелые, тяжелые, - поддержал наманганский мулла. - Но, слава аллаху, приближается
благословенный день.
Разговоры о войне носятся в воздухе. Упорно, как пыль, поднятая ветром пустыни. А если осядут
тревожные слова, то ненадолго. Снова налетает ветер. И снова носятся песчинки, колют глаза.
- Япония дружит о Германией. Вот и получается - кулак. - Один из басмачей сжимает солидный
кулачище. Этот человек, как и все, переполнен злом. С радостью он хватается за любой горячий и
бездарный план. Деятельный головорез. Подскажи, намекни ему: пора начинать - в эту же минуту
бросится к границе. Ему бы лишь доброго скакуна, такого, чтоб от запаха крови ноздри раздувал.
На Махмуд-бека басмач не может спокойно смотреть. Осторожность, осторожность... Какие-то
переписки, переговоры... Грамотей! Вот Усманходжа - совсем другой человек! Приехал недавно, а уже
подружился с японцами. Сильный, большой друг - Япония.
Приветствия и расспросы о здоровье, о делах затянулись.
Вероятно, план разработан во всех деталях. Кто-то должен первым объявить решение верхушки
туркестанских эмигрантов. Стая никогда сразу вся не набрасывается. Начать должен кто-то один, а потом
уже и остальные налетят. Прав Аскарали, в дикой сумятице друг с другом перегрызутся. Пора их
потревожить - пусть ощетинятся, насторожатся. И пусть налетают. . Он подготовлен к этому.
- Вижу, уважаемые аксакалы были заняты важным разговором.
- Да, Махмуд-бек, - соглашается Усманходжа и переводит взгляд с Курширмата на купца. Им бы и
начинать. Один поблескивает темными стеклами, другой что-то бормочет. Только свист раздается.
- Возможно, принято умное решение. С помощью аллаха оно поможет нам в борьбе.
- Да, Махмуд-бек. Аксакалы думают о Судьбе Великого Турана, - покачивая головой, заговорил
Усманходжа тихо, ласково, как с близким другом. - Здесь мы объединим наших людей. Но сколько
истинных мусульман не имеют умного, опытного наставника!
- Наши родные и близкие, нашедшие временный приют в соседней стране, знают только вас - ученика
муфтия Садретдин-хана. Они вас ждут.
Махмуд-беку известно, что ему предложат. Но он не ожидал, что сумма будет разделена пополам.
- А еще двадцать пять тысяч вы получите там...
И стало очень тихо. Послышалось, как глуховатый мулла потянул из пиалы горячий чай, как глотнул.
Кадык дернулся и замер. Старик отставил пиалу и, не меняя позы, покосился на Махмуд-бека мутными,
грустными глазками...
Его сосед, наманганец, качнув чалмой, наклонился. Дышал он тяжело. Курширмат поморщился от
глухого свиста: не любит слабых людей. А сильных ненавидит. Таких, как Махмуд-бек. Гляди ты: словно
наслаждается замешательством уважаемых людей!..
- Я счастлив получить от аксакалов такое важное задание. То, чем занимался достопочтенный муфтий
Садретдин-хан, теперь надлежит делать мне.
Зашуршала ткань халатов, раздался кашель, облегченные вздохи. Все в порядке!
- Силы сынов Туркестана рассеяны. Мы пытаемся их объединить. Этим только и занято руководство
Туркестанского комитета во главе с уважаемым господином Мустафой Чокаевым.
Усманходжа первым понял, за что хватается Махмуд-бек.
- Но господин Чокаев далеко.
- Он там, где должен находиться, - оборвал Махмуд-бек, - он в Берлине, рядом с Гитлером. Это очень
для нас важно.
- Да…
84
Махмуд-бек не обращал внимания на Усманходжу, поступая с ним, как с мальчишкой.
- Я сообщу в Берлин о ваших планах. Необдуманные действия могут привести к плохим
последствиям, и вы окажетесь в глупом положении. - С этими последними словами Махмуд-бек
обратился к Усманходже. Пусть замечание относится не ко всем, только к нему.
Махмуд-бек действительно решил сообщить Чокаеву о «необдуманных действиях», сообщить, что
предупредил верхушку эмиграции, но...
Теперь ничто и никто не удержит этих людей. Им захочется показать свои силы и возможности,
захочется настоящих действий. И это здесь, где уже об очередном сборище курбаши будет сегодня же
известно местным властям.
- Вы отказываетесь подчиниться? - глухо спросил Усманходжа.
Сейчас он попытается натравить их всех друг на друга.
- Я подчиняюсь воле Туркестанского комитета. Подождем решения из Берлина. Считаю своим долгом
предупредить вас, господа, долго не задерживайтесь. Мы в чужой стране. Время очень тревожное. Вы
знаете, что за этот дом я несу ответственность.
«Господам» его ответ явно не понравился. Они будут еще сидеть и тщательно перемывать косточки
Махмуд-беку.
Тем лучше. Точнее - тем хуже для них.
Если кто и вздумал бы следить за Махмуд-беком, то в его жизни не нашел бы ничего подозрительного.
Спокойно живет этот господин. Он связан с деловыми, почетными людьми. Известна его дружба с
турецким консулом Эсандолом, с купцом Аскарали. Изредка бывает и на дипломатических приемах.
Махмуд-бек в последнее время очень изменился. Даже со своими земляками не видится. А
туркестанские эмигранты слишком часто стали встречаться.
Тесен город. Слишком тесен. Все обо всем знают.
Махмуд-бек на базаре поглаживал шероховатые красочные ковры. Торговец знал, что это - не
покупатель. Но знал и другое - друг купца Аскарали. Шел долгий, тягучий разговор о достоинствах
местных ковров.
- Ваш друг - богатый купец, посланный всевышним на благо и радость хорошим людям. Человек,
блистающий умом, как солнце мая, он мог бы осветить и обогреть наши темные жилища.
С образованным чужеземцем торговец говорил на языке старых поэтов.
Махмуд-бек внимательно слушал торговца, поглаживал ковер и наблюдал, как из соседней лавчонки,
расположенной метрах в пяти - десяти, выныривают раскрасневшиеся от горячих речей его земляки.
Прогорит хозяин лавчонки - бывший кокандский купец! Его дело - торговать. А он дает возможность
собираться у себя в доме проходимцам и бандитам. Советник Кимура сверкает улыбкой. Он в темном
костюме: быстро выходит из узбекской лавки, замыкая разношерстное шествие, и скрывается в толпе. В
соседнем переулке его ожидает машина.
Многие считают, что на базаре легче затеряться. Чепуха!
Торговец, занятый разговором, на секунду затихает и неодобрительно косится в сторону чужих людей
с осторожной, крадущейся походкой. Ему этого не нужно и не хочется замечать. Но тем, кому нужно...
Тесен город. Слишком тесен.
Взбешенный дипломат - явление редкое. Даже когда солдаты, окопавшись, надвинув каски, щелкают
затворами, представители враждебных держав обмениваются вежливыми поклонами. Вежливость
сохраняется и при взрыве первого снаряда. Грохот, а тем более осколки не долетают до удобных
кабинетов, где разговаривают, не повышая голоса.
Эсандол стучал кулаками по столу. На лице выступили розовые пятна.
- Отребье! Несчастные тупицы! Нужно было колотить по их дурацким бараньим лбам!
Он, впрочем, понимал, что Махмуд-бек не мог драться с оравой одержимых, с фанатиками. Махмуд-
бек, кажется, сделал все, чтобы предотвратить беду, нависшую над туркестанскими эмигрантами. Беда
пришла вместе с Усманходжой Пулатходжаевым и советником японского посольства. Волею случая или
дьявола эти потерявшие осторожность и разум люди появились в городе почти одновременно.