Страница 18 из 116
На краю столика лежал коран.
- Вот она! Ты на ней дашь клятву... А если врешь, мы спустим шкуру с тебя.
Махмуд-бек пожал плечами:
- Вы сами, уважаемый отец, пригласили меня. Я пришёл. Какую же еще клятву я должен давать...
Муфтий в изумлении поднял руки. Показалась морщинистая темная кожа. Руки были тонкими, как у
больного мальчика. Только новый халат из яркого праздничного бекасама, высокая чалма да
присутствующие при всем головорезы-курбаши делают муфтия грозным, величественным.
Собственно, муфтий страшен и опасен не своим видом. Об этом хорошо знает Махмуд-бек.
- Он не ведает, о какой клятве я спрашиваю? - возмутился старик. - А если ты большевистский шпион?
- Вы сами пригласили меня... - напомнил Махмуд-бек.
- Я пригласил! - Это слово не понравилось муфтию. - Будь ты проклят! Будь проклят твой отец! Вы
продались большевикам, русским! Вы продали родину! Теперь шакалом шныряешь по чужой земле... Ты
хочешь все узнать. Ты накличешь беды на наши головы. Грязная собака!..
В приступе гнева муфтий задохнулся. Он долго кашлял, тряс бородой, потирал грудь дрожащей
ладонью.
Толстые пальцы Маджид-бека сжимали рукоятку маузера.
Как он решился выйти! Не простившись, не поклонившись. Он не сказал в оправдание ни единого
слова.
Так от муфтия еще никто не уходил.
Маджид-бек выскочил следом. Тяжелые, торопливые шаги. Но раздался голос муфтия. Властный
приказ. И Маджид-бек послушно вернулся в худжру.
Махмуд-бек прошел через пустой двор, не оглядываясь. Он знал, что люди муфтия стрелять не будут.
Не позволяли отношения с местными властями.
Страна дала приют эмигрантам, а не бандитским шайкам. А с оружием ходят они, чтоб поддержать
свой авторитет военачальников. Убивают, расправляются с непослушными здесь тихо, незаметно.
Махмуд-бек вернулся в чайхану Али Акбара. Хозяин внимательно выслушал невеселый рассказ и
посоветовал:
- Пока работай. Постарайся не выходить на улицу.
Хозяину льстило, что у него образованный молодой работник. Пожалуй, таких слуг ни у кого не было.
Но вместе с тем Али Акбар побаивался муфтия Садретдин-хана. Он знал, какая сила стоит за спиной
сухонького старичка.
31
Хозяин чайханы решил сделать вид, что ему ничего не известно о неприятной встрече. А молодой
человек пусть себе трудится. Работы хватает.
Махмуд-бек по-прежнему колол дрова, разжигал самовары, таскал воду, подметал грязные старые
паласы, мыл посуду.
По вечерам он вспоминал Самарканд, девушку, с которой нескоро, а может, и совсем никогда не
увидится.
Любил ли он ее?
Трудно сказать... Чувство только дождалось. Еще бы несколько светлых, хороших дней. Еще бы
несколько встреч.
А может, они будут, эти встречи?
Муфтий выгнал его... Муфтий считает его шпионом. Слух о скандале, конечно, прошел по
эмигрантским кругам. Возможно, в один из ближайших дней в чайхану войдет ничем не примечательный
посетитель. Он закажет чай, посидит, отдохнет, потом скажет Махмуд-беку два-три слова. Короткий
адрес.
А там...
Значит, задание сорвалось. Он вернется домой...
Неужели хитрый старик выпустит его из рук?
Муфтий Садретдин-хан...
Махмуд-бек в который раз начинал думать об этом как будто незаметном человеке. Но он хорошо
знал биографию этого опаснейшего врага.
Сын Шарифходжи Казия, муфтий Садретдин-хан служил в Ташкенте, в шейхантаурской мечети. Его
имя по-настоящему стало известным после Великой Октябрьской революции.
Обыкновенный муфтий стал одним из руководителей националистического движения. Все его
проповеди были призывом к борьбе за создание Великого Турана. Он пока не представлял, что это будет
за государство, но твердо знал, что прежде всего надо уничтожить Советы. А новая власть все прочнее
входила в жизнь народов Средней Азии. Красные флаги развевались в Ташкенте, Самарканде, Фергане,
Термезе...
Муфтий не ограничивался проповедями, тайными беседами и встречами. Он затеял издание журнала
«Изхорулхак», встречался с турецкими офицерами. Внимательно, словно школьник, выслушивал их
инструктаж.
- Вам нужна своя организация... - говорил опытный офицер. - Вы мечетесь, зря тратите силы.
Турок не просто инструктировал, он предлагал помощь в создании организации.
Муфтий, ворвавшись в бурный поток политической борьбы, действительно растерялся. Какие-то
малочисленные шайки жгли, убивали, насиловали. Рождались военачальники. Потом они убирали друг
друга в борьбе за власть.
- Вам нужна организация, подобная нашей «Иттихад ва таракки»... - говорили турки. - Чтобы вести
политическую и военную борьбу.
Шла речь о союзниках.
Муфтий не хотел связываться с немцами и англичанами.
- Мусульмане должны создать государство без чужой помощи, - настаивал он.
Но турки делали свое дело умело, да так, чтобы строптивый старик не почувствовал, как они крепко
держат его за плечи.
- Германия и Англия - враги Советов. Значит, они ваши друзья. Вам надо убеждать мусульман, что
каждый посланец сильных держав является человеком, угодным пророку Магомету.
Муфтий научился использовать основы мусульманского права, как ему вздумается. Правда, сейчас он
вступал в большую, серьезную игру. Муфтий возглавил «Милли Иттихад» - буржуазно-
националистическую организацию пантюркистского направления.
И пошли от шейхантаурской мечети по всем дорогам безобидные на вид ходоки. Они искали нужных
людей, вербовали предателей и убийц.
Бурная, напряженная работа, которую вел муфтий, казалось, могла свалить здорового молодого
человека. У Садретдин-хана была дьявольская энергия. Она рождалась из ненависти, фанатизма,
коварства... Садретдин-хан теперь возглавил силы туркестанских эмигрантов, решив их объединить в
огромную армию, а потом...
Он мечтал о дне, когда вернется на родину… и тогда. Он за все рассчитается. Земля должна
пропитаться кровью... Только тогда на ней прочно пустит корни новое государство Великий Туран.
Шли дни... Махмуд-бек с надеждой поглядывал на каждого нового посетителя чайханы.
Степенные, состоятельные гости уходили за перегородку, куда кроме чая подавали щербет, несли на
ляганах куски баранины или в широких касах ароматный абгушт, густой, наваристый суп.
Люди победнее запивали чаем скромные ломтики лепешки, говорили о ценах на базаре, о засухе и
саранче. Вспоминали добрым словом ушедших в мир иной знакомых и родных, одобрительно оценивали
чью-то выгодную сделку.
В святой город стекались тысячи паломников. Днем они толклись у мечетей и мавзолеев, молили
аллаха об отпущении грехов. А вечерами, осунувшиеся, валкие, сидели в караван-сараях и чайханах.
Такие посетители приходят каждый день...
32
Но вот стали появляться и другие. Они подзывали Махмуд-бека; ласково и неискренне
расспрашивали его о делах и здоровье. Потом, притворно вздохнув, сожалели о неудачной встрече с
муфтием Садретдин-ханом:
- Аллах нам послал великого человека. Святой отец печется о ближних... Наш благодетель думает о
родине, о нации...
Махмуд-бек соглашался, кивал:
- Да, да... Он великий человек.
Потом, сославшись на занятость, словно мальчишка, убегал к чайникам, к самовару.
Посетителей, сожалевших о размолвке Махмуд-бека с муфтием, о тяжелой, неблагодарной работе
молодого эмигранта, становилось все больше. Они подготавливали Махмуд-бека к новой важной
встрече.
Вскоре в чайхане появился Маджид-бек.
Туркменский курбаши был весел. Он похлопывал по плечу Махмуд-бека, справлялся с делах,
сожалел, что давно не видел хорошего, умного человека.
- Обо всем забудь! Муфтий простил тебя.
- За что простил? - удивился Махмуд-бек. - Что я сделал?