Юденич

   — Это наши дошли и атакуют в штыки турок...

Натиск пехотинцев позволил отбросить неприятеля выше в горы от дороги. Теперь она была свободна для тех полков, которые спешили вслед за кабардинцами на помощь защитникам со стороны передовой.

К вечеру 13-го числа в бою за Сарыкамыш с русской стороны участвовало уже до девяти батальонов пехоты и семь конных сотен. Казакам пришлось спешиться и вести огневой бой. Стрельба зачастую велась почти в упор.

Русским в тот день удалось просто чудом отстоять железнодорожную станцию, селение и большую часть армейских складов. Особенно упорной и кровопролитной оказалась борьба за сарыкамышский вокзал — небольшое одноэтажное каменное здание.

Когда турецкая пехота вышла к вокзалу, у руководившего здесь боем генерала Пржевальского в резерве оставалось всего лишь две сотни 6-го Кубанского пластунского батальона. Он вызвал к себе полковника Термена и сказал ему:

   — У меня остался последний резерв — две сотни... Возьми их, иди туда и действуй по обстоятельствам. Теперь пришла твоя очередь спасать Сарыкамыш.

   — Будут ли ещё подкрепления?

   — Больше ни на какие подкрепления до утра нам с тобой расчитывать нельзя, Термен. Знай об этом. — Перекрестив казачьего полковника, генерал-майор Пржевальский сказал последнее напутственное слово: — Иди...

Две сотни пластунов без выстрелов, в полном молчании, в штыки атаковали скопившихся у вокзала турок и опрокинули их. Внезапная и молчаливая атака произвела на вражескую пехоту настолько сильное впечатление, что до самого рассвета она больше не возобновляла атак на сарыкамышский вокзал.

Однако с окрестных гор в долину беспрерывно спускалось всё больше и больше турецких пехотных батальонов. Их солдаты тешили себя надеждой найти в Сарыкамыше тепло и кров, о военной добыче, обещанной в приказе военного министра Турции промерзшим до костей людям уже и не думалось.

Авантюра в замыслах Энвер-паши и его начальника штаба Бронзарта фон Шеллендорфа под Сарыкамышем виделась со всей очевидностью. Наступление на железнодорожную тыловую станцию в условиях суровой горной зимы складывалось совсем не так, как планировалось военным министром и его советниками. Ситуация с самого начала складывалась катастрофическая.

Много турецких солдат отстало по пути в горах от своих рот и батальонов, много замёрзло в лесах на склонах гор вокруг Сарыкамыша.

Картина выглядела просто ужасной: 29-я турецкая пехотная дивизия потеряла замерзшими на привалах но пути и сильно обмороженными солдатами до половины своего списочного состава! И это не считая боевых потерь убитыми и ранеными.

В соседней 17-й дивизии ситуация была несколько лучше. Но и здесь замерзшими и обмороженными оказались не сотни, а тысячи аскеров. Помочь же обмороженным людям было некому и нечем. Разведённые в лесах костры от мороза солдат, лишённых тёплого зимнего обмундирования, не спасали. Русские после боев в горах нашли немало кострищ, вокруг которых кольцом лежали замерзшие.

Начальник штаба 9-го турецкого корпуса в своих послевоенных мемуарах так иронически оценил эти события:

«Драма, порождённая Энвер-пашой, завершалась...»

Действительно, драма 3-й турецкой армии произошла в самом начале горного пути: марш-бросок через заснеженные горы уже в первый день стал рушить все планы Энвер-паши на осуществление кавказских Канн.

Однако события для русских складывались далеко не просто. К полудню 15 декабря весь 10-й турецкий армейский корпус сосредоточился перед Сарыкамышем. Кольцо окружения, не без деятельной помощи местных жителей-курдов, почти сомкнулось вокруг селения и железнодорожной станции. Узкоколейка, уходившая в сторону города-крепости Карс, оказалась перерезанной неприятелем.

В довершение всех бед осколком снаряда была выведена из строя единственная искровая — радиостанция на железнодорожном вокзале. Теперь защитники Сарыкамыша оказались лишёнными связи со штабом Кавказской армии. Последний разговор Юденича с полковником Букретовым, состоявшийся днём, был таков:

   — Как ведут себя сейчас турки?

   — Хорошо заметно, что южнее селения до двух полков пехоты изготовились для новой атаки.

   — Что вы предпринимаете для её отражения?

   — Усилил там оборону двумя сотнями спешенных казаков и тремя пулемётами. На позицию доставлены патроны про запас.

   — Что в других секторах обороны?

   — Идёт стрельба. Заметно, что турецким офицерам всё труднее поднимать солдат в атаку.

   — Подходят ли новые подкрепления к туркам?

   — Визуально не обнаружено, похоже, что противник всеми силами уже спустился с гор в долину. По всем окрестным местам заметен дым от костров.

   — Кольцо окружения замкнулось или нет?

   — Пока нет: есть свободный выход в горы. Но он простреливается с двух сторон из винтовок.

   — Как дух ваших людей?

   — Пораженческого настроения не замечал, но люди уже третьи сутки без горячей пищи и почти без сна.

   — Каковы потери?

   — Убитых подсчитать нет возможности, но много раненых. Есть тяжелообмороженные.

   — Держитесь, скоро вам подойдёт помощь от Карса. Станцию отстоять любой ценой, это приказ командующего.

   — Будет исполнено...

Благодаря своевременно принятым штабом Отдельной Кавказской армии мерам силы русской стороны у Сарыкамыша всё прибывали с каждым часом. Они насчитывали здесь уже более 22 батальонов пехоты, 8 конных казачьих сотен, около 30 различных артиллерийских орудий и почти 30 пулемётов.

Но всё же неприятель имел сил пока значительно больше — 15 пехотных батальонов, хотя и заметно поредевших. Однако речь о разгроме неприятельских дивизий пока не шла.

Прибывший под Сарыкамыш генерал-лейтенант Юденич сразу же взял в свои руки руководство войсками, ведущими бой. Начальник армейского штаба при встрече с полковником Букретовым обнял его, расцеловал и сердечно поблагодарил:

   — Николай Андрианович! Слов нет. Удержать Сарыкамыш с таким малым числом бойцов — это просто чудо на войне.

   — Благодарю, ваше превосходительство. Но дело не во мне, а в солдатах, ополченцах, казаках. А доблесть железнодорожников, стражников границы?!

   — Знаю, всё знаю о солдатской доблести, пишите представления на награды для нижних чинов. И не скупитесь.

   — Будет исполнено с превеликой радостью.

   — Относительно вас, Николай Андрианович, у меня был разговор с главнокомандующим. Решено представить вас к награждению орденом Святого Георгия четвёртой степени за ваши заслуги при Сарыкамыше. Не возражаете?

   — Не знаю, что и ответить. Моя доля участия в боях скромна, да и оказался я здесь по воле случая.

   — Вот этот-то случай и делает вас, полковник, героем всей Кавказской армии. Представление на вас государю уже послано.

   — Премного благодарен за столь высокую оценку моих трудов, ваше превосходительство.

   — Надеюсь, Николай Андрианович, что пластуны вашей бригады встретят своего офицера — Георгиевского кавалера с радостью. Военный императорский орден в Кавказской армии пока имеют единицы из командиров...

15 декабря вражеские батальоны многократно поднимались в атаку то там, то здесь на позиции защитников Сарыкамыша. Султанские аскеры шли вперёд с яростью обречённых, зная, что в большом селении их ждёт кров и тепло, а на русских складах находится огромное количество провианта и тёплой одежды. Однако в тот день все турецкие атаки были отражены, некоторые с большим трудом.

В отличие от Юденича генерал Мышлаевский под Сарыкамышем совсем «потерялся». Он явно не владел ситуацией и не справлялся со свалившимися на него делами, решить их оперативно Александр Захарьевич оказался не в состоянии, в Тифлисе об этом уже хорошо знали.

Вечером 15 декабря генерал-лейтенант Юденич получил от командующего Отдельной Кавказской армией графа Воронцова-Дашкова приказ, который круто менял его фронтовую судьбу. Телеграмма гласила следующее:

«Генералу Юденичу. Срочно.