Страница 38 из 86
Намеренно или нет Михаил Горбачев продемонстрировал, что президентская власть превращается в некоторый силовой инструмент системы, способный подавлять взрывы национальных и политических страстей, но не устранять их причины. Для функционирования в качестве иной, хоть сколько-нибудь конструктивной или объединяющей силы, власти необходимо было доверие. Между тем, как заметил журнал «Власть», комментируя итоги III съезда народных депутатов, «и процедуры, и сама атмосфера избрания президента на съезде подобного доверия не внушали».
Союз продолжал разваливаться. Республики откровенно бунтовали против, по словам президента Казахстана Назарбаева, «безумной политики центра», разговоры о военном перевороте сделались повседневностью. «Парад суверенитетов» набирал силу. Грузия объявила о независимости в апреле. В мае — Латвия и Эстония. В июне — Узбекистан и Молдавия. Противостояние российского и советского руководства обострялось. 6 августа 1990 года глава Верховного Совета РСФСР Борис Ельцин в Уфе заявил: «Берите столько суверенитета, сколько сможете проглотить». За месяц до этого он вышел из КПСС.
Центральная власть продолжала вести себя именно как силовой инструмент, в качестве универсального лекарства предлагая «дисциплину и порядок», обеспечиваемые все большим вовлечением армии и тайной полиции в политическую и экономическую жизнь. Бойню в Ферганской долине между узбеками и киргизами в первых числах июня удалось остановить, только введя армейские части. По данным следственной группы прокуратуры СССР, в «Ошской резне» погибло около 300 человек. По неофициальным данным — в несколько раз больше.
Горбачев, всю жизнь руководивший аморфными «массами», оказался перед необходимостью искать свое место в складывающемся гражданском обществе. При этом он сам постепенно превращался в обузу для всех участников политической игры: «левые» считали, что отныне он будет жестко блокировать все либеральные преобразования; «правым» же он был нужен только как ширма при «наведении порядка», а отнюдь не как их признанный вождь — на будущее.
Обозреватель журнала «Власть» Максим Соколов, описывая взаимоотношения Горбачева с политическими силами начала 1990-х, отмечал, что «до лета 1990 года и левые, и Горбачев имели одну общую цель: вывести из игры партийную власть. XXVIII съезд КПСС, по сути дела, похоронил прежнюю КПСС, кормило власти перешло к военно-чекистской коалиции, пытавшейся железной рукой остановить нарастающий развал и — в перспективе — железной же рукой совершить технологический рывок, возвращающий стране теряемый статус сверхдержавы.
При этом уступки Горбачева консерваторам (отказ от программы “500 дней”, выдача голов Бакатина и Шеварднадзе, ужесточение позиции по отношению к республикам, фактическое президентское вето, наложенное на российскую аграрную реформу) только разжигали аппетит “сторонников фундаментальных ценностей”».
«Центризм», который пытался демонстрировать президент СССР, все больше начинал напоминать политику в режиме «ни нашим ни вашим». Аморфная позиция Горбачева в известной степени соответствовала аморфному состоянию общества. В 1990 году стремительно оформлялись протопартии (условно — «Союз» и «Демократическая Россия») и протогосударства (бывшие союзные республики), решительно заговорили о своих интересах различные сословия (торгово-промышленный класс, военные, рабочие, крестьяне и т. д.), позиция же Горбачева в основном характеризовалась отсутствием позиции. И тем не менее предложение депутата от КПСС Сажи Умалатовой вынести президенту вотум недоверия было поддержано лишь 426 депутатами IV съезда. Ни одна из политических сил не могла выдвинуть лидера, сопоставимого с Горбачевым по «технологическим навыкам», аппаратной квалификации, тактическому искусству и чутью. Горбачев оставался единственным политиком, в котором и аппарат, и либералы видели отчасти «своего».
Правда, были и другие мнения. Во время ноябрьской демонстрации на Красной площади в честь годовщины Октября Горбачева пытался застрелить из обреза ленинградский слесарь Александр Шмонов. Попытка не удалась, но то, что Шмонов выражал настроения многих, было очевидно. Журналист Владимир Гендлин вспоминает: «Наливая мне водку к щам, моя бабушка приговаривала: “Горбачева расстрелять! Ельцина расстрелять! Гайдара расстрелять!”».
В конце 1990 года Горбачев назначил вице-президентом молодежно-профсоюзного активиста Геннадия Янаева. А тот порадовал депутаток удалыми шутками. Сообщив съезду: «Я болею всеми теми болезнями, которыми болеют настоящие мужчины», — второй человек в государстве отвлек парламентариев и репортеров от вопросов текущей политики. А исполненная комсомольско-молодежного задора фраза претендента: «Я обязательно повернусь лицом к женским вопросам, если моя жена не будет возражать», — еще более порадовала общественность: наконец-то унылым моралистам Распутину и Губенко будет противостоять настоящий жизнелюб.
Напроказил, как всегда, российский парламент во главе с Борисом Ельциным: на сей раз он всего-навсего прекратил финансирование Союза ССР. На что «Коммерсантъ» с известной долей сарказма отметил, что теперь «союзному министру финансов Валентину Павлову будет легче объяснять депутатам, куда же деваются бюджетные средства. При прежней системе, когда все деньги уходили в центр, никому, даже депутатам союзного парламента, так и не удалось добиться от Павлова полной и достоверной информации о “черных дырах” бюджета».
Новый 1991 год страна встречала в мрачном настроении. Надежд на лучшее будущее не оставалось почти ни у кого: либералы боялись «наведения порядка», сторонники сильной власти — «анархии и разгула сепаратизма», не говоря уже об «отказе от социалистических ценностей». «Прогрессисты» опасались коммунистического реванша, их оппоненты — жидомасонского заговора и американской оккупации. Эти настроения выливались в стотысячные митинги, и по центру Москвы было невозможно ходить из-за постоянных милицейских оцеплений и шествий.
Горбачевское руководство, избавившись от либералов и колеблющихся, приняло решение о спасении империи любой ценой (кроме, возможно, цены массового кровопролития). Создавались соответствующие инструменты в виде законов о референдуме, комплекса чрезвычайных полномочий президента, усиления внутренних войск путем передачи им четырех армейских дивизий.
Перспективы развития ситуации журнал «Власть» видел в построении «казарменного капитализма», при котором относительная свобода предпринимательской деятельности сочеталась с высокими налогами, жесткими санкциями за невыполнение договорных обязательств и «контроле за мерой труда и потребления». Естественно, в сочетании с ограничением политических свобод и «сильной исполнительной властью». Насколько этот прогноз воплотился в 1991 году, а насколько сегодня, судить читателю.
Но скучно не было, это точно. С начала года по телеку давали захватывающие сериалы — «Буря в пустыне», штурм телецентра в Вильнюсе под командованием будущего сепаратиста Аслана Масхадова, возвращение в Камбоджу принца Народома Сианука, «Богатые тоже плачут», южноосетинская война, сюжет питерского ТВ о том, что Ленин — гриб, осуждение Винни Манделы за похищение людей и затем реформы в ЮАР, вмешательство советских войск в карабахский конфликт, президентство Звиада Гамсахурдии и его война с «Мхедриони» в черных очках, созданной писателем, режиссером и вором в законе Джабой Иоселиани, избрание Джохара Дудаева президентом Ичкерии, декларация независимости Приднестровья и еще куча всяких деклараций, референдумов, независимостей…
Последней попыткой спасти Союз стал мартовский референдум. Граждане тех республик, которые согласились его провести (прибалтийские республики, Грузия, Армения и Молдавия его проигнорировали), должны были ответить на вопрос: «Считаете ли Вы необходимым сохранение Союза Советских Социалистических Республик как обновленной федерации равноправных суверенных республик, в которой будут в полной мере гарантироваться права и свободы человека любой национальности?» — так звучала его формулировка в версии Верховного Совета. Однако даже в тех республиках, где референдум прошел, формулировку меняли или добавляли свои вопросы. Жители Казахстана, например, голосовали за «Союз суверенных государств». Жители РСФСР — за введение поста президента РСФСР. Так что для них референдум вылился еще и в очередной раунд противостояния Горбачева с Ельциным.