Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 50



—Ладно,—перебила его Тамара.—Жду к восьми.

—Я мог бы встретить тебя после работы…

—Нет!

Тамара бросила трубку, а потом долгих полчаса тупо таращилась на телефон, не обращая внимания на встревоженные и любопытные взгляды сослуживцев. Она пыталась подсчитать в уме, сколько времени прошло с последней Лелькиной аферы. Что-то получалось маловато.

Тамара затосковала. Разом заныли и отозвались болью еще в детстве полученные травмы, результат неуемных фантазий старшей сестрицы: мизинец на левой ноге, где  отсутствовала фаланга — Тамара было всего семь, когда Лелька «изобрела» порох — и  шрам на плече. Тамара даже поежилась от этих воспоминаний. Хотя, что касается шрама, помнится, она и испугаться тогда не успела…

Ей  едва исполнилось пять, когда Лелька решила стать снайпером. Для начала она долго бегала в тир, а потом взялась повторить подвиг Вильгельма Телля. И если первым выстрелом из папиной воздушки Лелька действительно сбила яблоко с Тамариной головы, то вот вторым… Неожиданно прозвенел звонок в дверь, и у Лельки дрогнула рука. Счастье, что она не попала младшей сестре в глаз!

Хмурая Тамара до самого конца рабочего дня сидела за столом, мысленно жалела себя и перебирала давние обиды. Она даже не пыталась угадать, в какую именно авантюру на этот раз собиралась втравить ее Лелька. Просто наслаждалась последними минутами относительного покоя. Тамара прекрасно знала — Лелькины приключения редко бывали безобидными. Точнее, почти никогда.

На их фоне сегодняшние неприятности внезапно показались Тамаре сущей мелочью, не стоящей внимания. Сейчас она искренне не понимала, с чего вдруг так расстраивалась. Вот уж воистину — все познается в сравнении.

                                                ***

Вечером Тамара особенно охотно гуляла с Крысом. Даже изредка срывающийся дождь ей не мешал. Она безропотно шлепала за бультерьером по всем лужам,  продиралась через мокрый кустарник и кротко задерживалась у любимых псом помоек.

Ее рассеянность настолько потрясла Крыса, что он и не пытался тянуть вожделенно пахнущие огрызки в пасть. Жаль, хозяйка была в прострации и не могла оценить его примерного поведения.

Тамаре совершенно не хотелось возвращаться домой. Особенно когда она вспоминала, что на лестничной площадке ее ждет Лешка Сазонов. Да еще с какими-то доказательствами Лелькиного легкомыслия.

Тамара поежилась в предвкушении новых безумств старшей сестры, между лопатками словно ледяным сквознячком потянуло.  Она подняла воротник и покрепче сжала зубы.

У нее даже мелькнула дурная мысль сбежать подальше от своего дома и переждать опасные часы у кого-нибудь из знакомых. Не общих, естественно. Чтобы Лешка ее не вычислил. А завтра кто знает… Все-таки наступит суббота. Вдруг Лелькина авантюра окажется менее разрушительной четырнадцатого ноября, чем тринадцатого, да еще в пятницу?

Тамара горько вздохнула: вот гад белобрысый! Наверняка считает, что она, Тамара, у него в руках. Будет теперь выдрюкиваться, выдавать по словечку в час, в надежде задержаться подольше. Еще и ночевать запросто напросится. Хорошо, у нее теперь две комнаты. Так что спать бессовестному Лешке в гостиной, а у порога хозяйской спальни уляжется Крыс. Со строгим приказом — охранять.

Тут Тамара весьма некстати вспомнила, что в последнее время Лешка умудрился подружиться с ее любимцем и теперь не является без какого-нибудь собачьего лакомства, и разозлилась. Подтолкнула безвинного пока бультерьера кроссовкой, придавая ему ускорение, и возмущенно прошипела:

—У-у, предатель! Продашь за кусок колбасы, знаю я тебя!

Услышав про колбасу, голодный Крыс заволновался, гулко сглотнул и мощно потянул к дому. На первую часть Тамариной реплики он попросту не обратил внимания. А вот покушать… Покушать Крыс всегда любил. Его не волновала собственная талия. И диет он не признавал.

Тамара болталась на другом конце поводка и рассеянно думала, что ее дом вовсе не является крепостью. Из-за Лешки Сазонова, которого никак не удается выгнать вот уже два года. И Крыса, самовольно посчитавшего Лешку своим.

Тамара невольно фыркнула: хороша хозяйка! Сколько раз ей приходилось отсиживаться в крохотной спальне, в то время как сладкая парочка прохлаждалась в гостиной? Десятки! А то и сотни.

Пока Тамара дулась, эти двое безмятежно развлекались. Бессовестный Крыс послушно носил гостю свой мячик и радостно лаял, когда Лешка выдирал у него из пасти толстенную палку, заботливо принесенную Тамарой из парка. А уж когда Лешка таскал пса, висящего на деревяшке, как кусок тряпки по всей комнате… Восторгам Крыса не было предела! И плевали они на изнывающую от скуки хозяйку дома.

Доходило до того, что Тамара порой вынуждена была мириться. И ее снисходительно прощали. И утешали каждый на свой лад. Крыс вылизывал все, до чего удавалось дотянуться, а Лешка лез с поцелуями. Действительно, не уходить же ей из собственной квартиры?



                                                   ***

К сожалению, Тамара оказалась права. Лешка Сазонов в самом деле поджидал ее на лестничной площадке. Спокойненько сидел на ступеньках, а на его коленях лежал букет темно-вишневых гладиолусов в блестящей нарядной упаковке, украшенной пошлыми рюшечками и бантиками.

Тамара сурово сдвинула брови: противный Лешка и тут не мог не напакостить. Знал же — Тамара терпеть не могла подобного оформления. За ним живых цветов не видно.

Крыс почуял своего нового друга еще на улице, взвизгнул от восторга и за пару секунд втащил Тамару на второй этаж. Радостно бросился в ноги Сазонову, и  не ошибся: этот коварный змей-искуситель не забыл и про него.

Увидев запыхавшуюся, раскрасневшуюся Тамару, Лешка с шутовским поклоном протянул ей гладиолусы, а счастливому Крысу — самую дорогую косточку из зоомагазина. Почесал бультерьера за ухом, заговорщицки подмигнул ему и пробормотал:

—Песику — косточку, даме — цветы. Никакой ошибки, Крысеныш?

И толстобрюхий предатель, эта сарделька на кривых лапках, этот желудочно озабоченный прихвостень, тут же с готовностью подтвердил — никакой. И неодобрительно покосился на хозяйку. По мнению Крыса, она недостаточно радовалась дорогому гостю. Хорошо, Тамара не лопнула от злости.

В собственную квартиру девушка влетела пулей. И это после того, как именно Лешка Сазонов распахнул перед ней дверь. Сама Тамара настолько была выбита из колеи, что не смогла попасть ключом в замочную скважину, у нее тряслись руки. Лешка осторожно отобрал у нее связку и добродушно посоветовал:

—Не волнуйся так, Томик. Понимаю — любишь, соскучилась, но… Не выдавай себя с головой.

В первые секунды Тамара не поверила собственным ушам — Лешка смотрел так невинно! И покраснела от досады, что сразу не нашлась с ответом.

Лешка же сочувственно покачал головой и высказал надежду, что она когда-нибудь повзрослеет. И чем скорее, тем лучше. Для нее же.

При этом Сазонов настолько противно ухмыльнулся, что Тамара не выдержала и хлестнула Лешку по спине подаренным букетом. И перестаралась: два верхних бутона отлетели на бетонный пол, а один из гладиолусов, самый красивый, насыщенного красного цвета, сломался.

Тамара расстроилась— вот она, пятница тринадцатого! Да и цветы ей стало жалко до слез.

Крыс заворчал, обнюхал упавшие бутоны и демонстративно отвернулся. Он не желал видеть подобного безобразия. Тем более вмешиваться.

Лешка же серьезно заметил:

—Правила игры святы, согласна? А ты еще не сказала, насколько меня ненавидишь.— Он широко осклабился. — Хочешь, сделаю вид, что поверил? Раз я обещал тебе почтительность…

—Лакейскую притом, — с бессильной яростью прорычала Тамара.

Крыс опасливо оглянулся и покрепче сжал в зубах подаренную косточку. Бультерьеру на секунду показалось: он слышит голос конкурента на его законное лакомство.

—Прошу простить, забылся,— не стал возражать Лешка и придержал для покрасневшей от злости Тамары входную дверь.

Потом он спокойно наблюдал, как Тамара сбрасывала на пол мокрую плащевку и швыряла в угол грязные кроссовки. Слушал, как она шипела от злости и бессильно клялась в следующий раз не пускать его на порог. И с десяток раз повторила, что она, Тамара, его терпеть не может, ее от него просто тошнит! Он белобрысый гад, бездушный шкаф, глаза у него – как мутная болотная вода, а зубы –как у лошади Прежевальского!