День рождения цивилизации

- А как же переселение душ, воспоминание чужой, как своей, жизни? - попытал ась она развеять часть своих страхов.

- Я уже говорил, что информационно-программное поле еще мало изучено. Предполагают, что для каждого живого организма в нем существует своя строка, волна, канал, этакая биоволновая ниша, которая, при прекращении сигнала, моментально заполняется новым сигналоизлучателем. Твой естественный природный сигналоотделитель не так совершенен, как у искусственного интеллекта, и поэтому-то и происходят всякие накладки в твоем сознании, - снял Бозэ камень с души у Златы.

- Так я могу заглянуть в прошлое любого человека нашей планеты за предыдущие пять тысяч лет, узнать что он ел, пил, чем дышал, узнать самые сокровенные его мысли. Правда? ­спросила девушка восторженно-мечтательно.

- Да. Хочешь?

- Нет! Нет! - Злата даже мысленно содрогнулась от такой перспективы.

- А своих современников? - решила Злата проверить возникшие сомнения.

- Марсианские этические нормы... , - начал было Бозэ, но Злата понарошку надув губы его перебила:

- Этику нам в вузах тоже преподают. Но иногда так хочется заглянуть! Ну, хотя бы, в замочную скважину (к слову вспомнился анекдот: У молодого политика журналисты спрашивают: «Откуда вам так хорошо известна политическая кухня?» «До избрания меня депутатом, я три года проработал мусорщиком-ассанизаторщиком в районе правительственных дач», - скромно ответил тот.)

- Но бог с ними, с этими часами истории Земли. Давайте лучше поговорим о чем-то другом. О смысле жизни. О религии, например, а как же бог?!

- Смысл жизни в самой жизни, а о смысле жизни говорят те или тем, кто не живет, а существует. А вся прелесть религии заключается в том, что никто и никогда не сможет дать сто процентных доводов ни «за», ни «против».

- То-то и оно! То-то и оно! - неожиданно пришел на ум Злате мотив некогда модного шлягера.

«С незамужними женщинами о серьезных вещах говорить бесполезно. Они ни о чем кроме замужества думать не могут!» - как-то сказал один знакомый мне философ, но Бозэ этого не знал и снова предложил Злате:

- Может, есть, что в истории Земли, о чем тебе было бы узнать не безынтересно?

- Да, есть, - немного подумав, ответила девушка, - мне в детстве дед часто показывал одну звезду ... , но может это секрет?

- От тебя у меня секретов нет и быть не может, ведь ты марсианка, - ответил Бозэ с компьютерной честностью, так же как и когда-то марсиане говорили земным девушка, но и там, и здесь это были лишь красивые расхожие слова.

- Я не марсианка, не землянка, я - украинка. Была ею, есть, и ею останусь. Ясно? - снова заводясь, возразила Злата:

- Кстати, и в какой, по вашим марсианских мерках, эпохе мы живем? - уже вызывающе спросила она.

- В эпоху, точнее в предпоследнюю ее фазу, косвенного

экономического рабства, - ровным и спокойным голосом ответил Бозэ.

- Слово «предпоследняя» как-то настораживает. А последняя?

- Косвенное духовное рабство.

Вот слово «косвенное» вселяет некий оптимизм, - немного поостыв, сменила девушка гнев на милость, - наверное, дальше заглядывать и не стоит?

- Не стоит, - все таким же спокойным и хорошо поставленным голосом, ровным до занудства, согласился Бозэ, - ибо суета мыслей порождает и суетность дел.

- Что-что?! Вы Бозэ случайно стихов не пишите? - уловив едва заметный менторский тон в ответе центрального компьютера, ­поинтересовалась иронично Злата.

Стихов Бозэ не писал, но когда-то в пору космических возмущений, когда переходы сквозь космос с Марса на Mapc-l запрещались летными правилами, истосковавшись по человеческому общению, Бозэ написал сказку о человечности.

«Была, мол, одна маленькая премаленькая планета ­вулкан и жил на ней маленький премаленький по размеру и численности народец. И однажды народец узнал страшную тайну планеты-вулкан, о том, что каждые пятьдесят тысяч лет вулкан оживает и огнедышащий смерч испепеляет все живое на планете. Маленький народец был смышленым и умным, он даже узнал год, месяц, час и минуты, когда должен будет проснуться вулкан, и решил перехитрить огнедышащую планету. Сплотившись воедино, маленькие люди построили огромный звездолет, в который они успеют собраться за пять минут до взрыва планеты ­вулкан, чтобы улететь навсегда на более гостеприимную планету. Звездолет же управлялся мысленно-телепатически и любой из маленького народца мог дать команду «Старт». Вот все собрались, часы отсчитывали последнюю минуту до взрыва, но оказалось, что одна маленькая еще меньше мало-мала девочка, не желая оставлять на произволяще свою куклу, завозилась со сборами и теперь бежала и бежала к звездолету. . . . Из иллюминаторов звездолета все видели, что девочке ни за что не успеть добежать вовремя, но не один даже самый маленький из маленьких человечков не произнес мысленно команду «Старт». У маленького народца оказалось большое-прибольшое сердце. И растроганный такой человечностью вулкан расплакался, слезы рекой потекли внутрь его кратера, и вулкан угас и на этот раз навсегда.»

Вот такая получилась сказка. Но Бозэ понял, что Злата над ним подшучивает, и ничего девушке о сказке не сказал.

У Златы же, задумавшейся о мирской суете окончательно испортилось настроение, и она засобиралась домой.

- И я тебя никогда уже не вспомню? - грустно спросила Злата, догадываясь, что по возвращению на Землю ее ожидает частичная амнезия.

- Вспомнишь, когда потребуется, - утешил Бозэ девушку, - «Обо мне все вспоминают, когда потребуется,» - недосказал он.

- А может Марс еще осмотришь?

- Нет, - мысленно отпрянула от такой перспективы гостья, - мне тогда земная жизнь серой покажется и свой джип «Хаммер» я тогда разлюблю, и будет мне потом мини-чёни сниться. Тут в Польшу съездишь, приедешь домой и нашим депутатам-­диспутанам (диспутаны - это те кто вместо настоящей жизни предлагает секс по телефону) в морды плюнуть хочется.

- Помнишь, ты рассказывала о деде и кокой-то таинственной звезде, - окончательно перейдя тоже на «ты» вспомнил ничего незабывающий Бозэ и попросил, - вспомни, пожалуйста, время и место, когда он это делал?

С минуту ничего не происходило, это Злата боролась с соблазном и страхом узнать дедовы предсказания и девичьей стыдливостью пускать Бозэ в сокровенный сундучок девичьих грез и детских грешков. (При всей этой сплошной телепатии и мысленном общении, у марсиан сокровенное так и осталось сокровенным и все, что не выдавалось на уровень общения и обмена информацией, являлось для других тайной и непреодолимым табу, в том числе и для роботов, и для компьютеров, и тем более для журналистов).

Но вот лед на озере растаял, стол исчез, солнце угасло, и тихая украинская звездная ночь заполонила огромное марсианское подземелье.

Ноги у Златы непроизвольно подогнулись и она шлепнул ась на скамейку возле родительского дома и слева с краю, где обычно любил сиживать дед Тимоха, вместо его указательного пальца ярко вспыхнула огненная стрелка.

Девушка облегченно перевела дыхание: появление покойного деда она бы не выдержала. «Спасибо, Бозэ», мысленно поблагодарила она своего гида. «Пожалуйста», последовало тоже мысленно в ответ.

Уже окончательно успокоившись, Злата и без стрелки сразу же нашла нужную звезду. Лишь только ее взгляд сфокусировался на звездочке, как та, неожиданно, стала быстро расти, превратившись сначала в комету, что у девушки вызвало новую волну страха, а затем у сегментообразную часть какого-то летательного аппарата.

Злата затаила дыхание. С минуту царило безмолвие, и лишь космический странник громоздился между все таких же далеких звезд.

- Это аварийный отсек космического марсианского челнока моего тезки Бозэ, который погиб в 34 году вашей новой эры, ­наконец-то нарушил молчание Бозэ и тут же снова умолк.

Точно возле уламка космического корабля возник, взявшийся ниоткуда, летательный аппарат, который мы, земляне, привыкли именовать «летающей тарелкой». Моментально странник был втянут неведомой силой внутрь «летающей тарелки» и тут же та исчезла, а с ней исчезли и звезды, и небо, и земля под ногами.