Скалолаз. В осаде

Несколько пуль вспороли наст слева. Еще одна скользнула по плечу, разрезав свитер и оставив на коже алый рубец ожога. Время пришло. Гейб бросился вправо, хотя тропа уходила прямо. Он прыгнул со склона, надеясь, что везение, сопутствующее ему эти сутки, не отвернется от него и сейчас. В этой точке скала поднималась над рекой метров на семьдесят, но тридцатью метрами ниже покачивались острые верхушки сосен, спускавшихся к самой воде. Гейб рассчитывал дотянуться до ветвей и тем самым смягчить падение. В противном случае, результат прыжка мог быть просто плачевным. Упасть с такой высоты на камни— все равно что выброситься из самолета без парашюта, надеясь не получить ни царапины.

Зеленая стена хвои мчалась навстречу. Гейб выставил вперед руки и закрыл глаза. Он рухнул прямо в сплетение пружинящих ветвей, вцепившись в первое, что подвернулось под руку. Сверху, со скалы, громыхнуло еще несколько выстрелов, но теперь уже полицейский палил наугад, в тщетной попытке случайно достать беглеца.

Ветки прогибались и с хрустом обламывались под тяжестью девяностокилограммового тела. И все-таки они почти погасили скорость падения. Гейб, правда, не успел сгруппироваться и упал на бок, но практически не ударился. Вскочив, он побежал дальше. К реке. К спасению…

… Тревис едва не завыл от злости. Так легко найти этого ублюдка, чтобы тут же потерять снова. Черт возьми! Он наклонился над склоном и выпустил длинную очередь по пушистым верхушкам елей. Гибкие верхние ветки их выпрямились, и теперь было совершенно невозможно разглядеть Уокера за зеленым покровом. Несколько секунд полицейский слушал в надежде, что раздастся крик раненого. Но тишину нарушал лишь шорох ветра, теребящего хвою.

Тревис глубоко вдохнул через нос, плотно сжав губы, утихомиривая всколыхнувшуюся в нем ярость. Куда мог подеваться этот ублюдок? Куда он спрятался? Сидит в ельнике? Да нет, Уокер не так глуп и не может нс понимать, что его быстро найдут. Значит, он пойдет к реке. Другого пути у него просто кет. Он умен, умен. Сволочь. Ублюдок. Сукин сын. Умудрился переиграть их всех. Но ему придется заплатить. Да уж. Придется. Сполна заплатить. К дьяволу деньги! К черту Квейлана! Убить Уокера! Пристрелить, как шелудивого бездомного пса.

Трение побежал по тропе, оглядываясь каждую секунду на еловые заросли. В глазах его с новой силой вспыхнул огонь бешенства и почти безумной решимости. Коски его грубых ботинок взрывали снег, оставляя га собой смазанные нечеткие следы.

В какой- то момент из размытой картины реальности, запечатленной в рассудке полицейского, возникла одна удивительно четкая мысль: следы. Уокер оставит' какой-нибудь след. Как делают это ВСЕ люди, И сразу же пришла другая, более ужасная: если, конечно, он — человек. А если нет? Если Уокер заманивает его в страшную ловушку, чтобы потом вытрясти душу и утащить к себе в ад?

Чувствуя, как разум все больше и быстрее опускается в мрачную муть сумасшествия, Тревис сосредоточился на мысли, наиболее связанной с ситуацией, а потому и помогающей ему «удержаться на плаву». Убийство. Ему обязательно надо убить Уокера. А дальше… Дальше будет видно, как обернется дело.

Он перестал сдерживаться и побежал так быстро, как только смог. Его ноги служили подпорками, ходулями бесконтрольному телу.

Полицейский миновал тропу и помчался к ельнику, на ходу передергивая затвор «хеклера». Спасателя там не оказалось. Зато следы действительно были. Глубокие, отчетливые. А еще были маленькие капельки крови: следствие даже не раны — царапины. Пустяковой царапины. Однако для полицейского это служило путеводной нитью. Он читал следы, словно открытую книгу, а кровавые метки лишь подтверждали правильность пути.

— Уокер! Я иду! — незаметно для самого себя полицейский начал копировать интонации Квейлана. — Уокер-дружочек!!! — орал он. — Ты слышишь? Я иду за тобой! Уокер! Уоооокер!!!

Через несколько минут Тревис вышел к реке. Небольшим мостиком, перекинутым с берега на берег, давно не пользовались. Иней покрывал голубоватым налетом деревянные перила, толстый снежный ковер укрывал доски. Лед сковал «Золотоискателя», заставил жизнь замереть. Даже ели и сосны здесь были покрыты снегом и инеем. Это место напоминало настоящее снежное царство из детской сказки. Времени тут не существовало, а тишина была самой глубокой, какую Тревис когда-нибудь слышал. Скала на противоположном берегу поблескивала серебристо-голубоватой ледяной корочкой. То там, то тут висели сосульки. На деревьях, на перилах, на досках моста, на скальных выступах. Большие и маленькие. Толстые, с человеческую руку, и тонкие, едва достигающие сантиметра у основания. Они искрились, вспыхивая и затухая вновь.

Однако Тревиса не интересовала красота. Он пришел сюда за другим.

— Уокер! — снова крикнул он. — Уокер, ублюдок, где ты?

Следы вели через мост, но на другом берегу обрывались. Совсем. Словно спасатель исчез. Испарился. Полицейский остановился, вытер вспотевшие ладони о штаны и, перехватив автомат поудобнее, пошел вперед. Медленно и осторожно, крадучись, словно зверь, подбирающийся к заветной добыче.

— Уокер, дружок, покажись! — мурлыкал он. — Покажись, Уокер. Я уже здесь. Я иду.

Ни шороха, ни малейшего движения. Даже ветра здесь не было. Тревис оглянулся на всякий случай. Пусто. Уокер, и правда, пропал. Полицейский дошел до середины моста и застыл. Следов на том берегу не было. Если спасатель не умеет летать, то как он смотался незамеченным? Прыгнул в сторону? Но люди не способны прыгать на такую длину. И летать они не умеют тоже. И ходить, не оставляя следов. А значит, следы будут, нужно только поискать их.

Тревис сделал еще один шаг. Внезапно под его ногами что-то лопнуло, громко, с хрустом. Полицейский не успел попятиться. Две ладони — ладони Гейба Уокера — проломив одну из досок настила, сомкнулись на его лодыжках. Спасатель всем весом рванул противника вниз. Тревис взмахнул руками, но умудрился при этом не выпустить автомат. Настил просел и полицейский почувствовал, что падает.

Они рухнули на лед, и по голубовато-зеленой глади побежали белые трещины. Там, где река замерзла меньше, проступила вода. Полицейский извернулся и ударил спасателя ногой. Тот отпрянул, но тут же вновь бросился на врага. «Хеклер» отлетел в сторону. Люди катались по льду, осыпая друг друга ударами, впрочем, слишком слабыми, чтобы причинить боль и, тем более, увечье. В суматохе свалки Гейб прижал Тревиса и выхватил у него из кармана куртки «беретту». Однако воспользоваться пистолетом уже не успел. Полицейский вдруг коротко и сильно ударил его под ребра. Спасатель охнул и ослабил хватку. В ту же секунду последовали два новых удара, в горло и в грудь. Гейб перекатился через плечо и попытался встать. Тревис воспользовался неожиданным освобождением, быстро вскочил, толкнул спасателя плечом и кинулся к автомату. Ему не нужно было объяснять, насколько силен противник. Преимущество, так неожиданно появившееся у него, могло испариться в любой момент. Стоило Уокеру немного прийти в себя, и он мгновенно овладел бы ситуацией. Сзади, за спиной Тревиса, послышался звонкий хлопок, словно кто-то хлестнул бичом. Он подхватил автомат, повернулся, готовясь «срезать» противника очередью от бедра, и застыл в изумлении.

Там, где только что стоял Гейб, в толстой корке, затянувшей реку, зияла дыра. Всплески изумрудной воды колыхали белесое крошево, а внизу, подо льдом, маячило темное пятно. Тревис даже не сразу сообразил, что произошло. А когда понял, едва не расхохотался. Чертов ублюдок проломил лед своим весом и теперь барахтался в воде, пытаясь выбраться. Но спасатель не видел того, что видел полицейский: течение, довольно сильное течение, уносило его все дальше от лунки. Белые ладони и перекошенное лицо всплыли из туманнозеленой глубины к поверхности. Вместо тела Тревис разглядел лишь неясный силуэт.

— Все, Уокер, ты — тpyn! — он приник к автомату, ловя темное пятно в перекрестье прицела. — Ты — труп, понял?