Скалолаз. В осаде

Остальные молча наблюдали за полицейским. Без осуждения, без интереса, и уж тем более без симпатии. Просто стояли и смотрели. Губы Квейлана вытянулись в тонкую напряженную линию. Глаза злобно сузились.

Когда Тревис наконец остановился, с трудом переводя дыхание, от снеговика остался лишь небольшой холмик. Полицейский тусклыми глазами посмотрел на чемодан и вдруг наклонился, схватил что-то и поднес к глазам, Квейлан прищурился еще сильнее.

— Ублюдок! — завопил Тревис, оборачиваясь. — Сукин сын Уокер! Да он жив до сих пор!!!

В его руке подрагивала банкнота, на которой чем-то черным были выведены отчетливые буквы, складывающиеся в слова:

«Эй, Квейлан, поменяться не желаешь?»

Хел почти незаметно усмехнулся. Буква «ж». Такой любопытный хвостик и завитушечка на «я». Несомненно, эту записку мог написать только один человек: Гэбриэль Уокер.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

…Он даже не представлял никогда, что человек может так замерзать. Собственно, раньше ему и не приходилось ползти полкиломстра по отвесной скале в сумерках, под секущим снегом, да еще и в одной майке. Каждый порыв ветра мог стать для Гейба последним. Этот день оказался настолько пропитан смертью, что для жизни в нем просто не оставалось места. Когда он коснулся костлявой плечом, почувствовав ее ледяное — даже более холодное, чем ледяное — дыхание на своей шее, и едва успел избежать удара лавины, это стало знамением. Некто свыше нашептал ему на ухо слова удачи. И сейчас они помогали ему ползти, метр за метром, в сумеречное небо. И было даже удивительно, что все это делает он, Гейб Уокер, а не кто-то другой, значительный и сильный. Всемогущий. Но все время, каждую секунду, каждый миг, черная фигура сидела у него на закорках, паскудно хихикая, повизгивая от удовольствия, когда пальцы Гейба не находили, за что зацепиться. И каждый раз словно невидимая рука хватала его за шиворот и тянула вверх. И он лез. И лез еще. И лез снова.

Карниз, почти полностью заваленный снегом, остался далеко внизу, едва различимый в серой, с золотым отливом луны, мгле, а пика все не было. Скала вела в никуда, в бесконечность, в тучи, в звезды.

Кожа на ладонях Гейба повисла ошметками, будто над ней поработал недоучившийся хирург. Кровь стекала по ободранным запястьям и застывала бурыми наростами у локтей. От тела уже не шел пар. Оно вяло отдавало тепло морозному воздуху, и, хотя Гейб старался двигаться быстрее, чтобы не дать ветру сковать мышцы стальными обручами холода, это ему не всегда удавалось. Напротив, чем выше, тем более гладкой становилась скала. Дожди, зной, морозы и годы, сливавшиеся в века, сделали свое дело. Однако другого выхода у него не было — только вверх, вверх, вверх, и как можно быстрее. Гейб даже не чувствовал боли. Боль придет позже. Боль — приоритет здорового человека, а его тело превратилось в бесчувственный кусок плоти, движимый инстинктами и отчасти навыками. Хриплый, сдавленный стон вырывался из обожженного кристалликами льда горла при каждом выдохе. Тут он мог дать себе волю постонать. Почему бы и нет?

Подъем оборвался слишком неожиданно. Гейб совершенно автоматическим жестом вытянул руку вверх, уцепился пальцами за скалу, которой не было, и едва не сорвался вниз. Локоть, с размаху опустившийся вниз и встретивший на своем пути край утеса, острый, как отточенный нож, пронзила длинная, тонкая, электрическая игла. Пальцы спазматически сжались. Но именно локоть и спас Гейба от падения. Судорожно толкнувшись ногами, он начал вытягивать тело из воздушной пустоты. Было в этом что-то жалкое, но ему, ей-Богу, сейчас хотелось плевать на все, и на мнимую ущербность в том числе.

Руки и ноги почти не слушались его. Они слишком ослабли. Сил Гейба не хватало даже на то, чтобы как следует подтянуться. Извиваясь, словно червяк, он все рвался вверх, и наконец старания его были вознаграждены. Колено каким-то чудом оказалось на утесе. Только идиот не смог бы забраться на площадку, имея три точки опоры.

Гейб не был идиотом. Он забрался. Но каких усилий это стоило.

Вытянувшись на ровной горизонтальной поверхности, он мысленно пообещал, что если Квейлан когда-нибудь попадет ему в руки живым, то он заставит его облазить все горы Сан-Хуан в буран и в одном нижнем белье. Пожалуй, стоит доставить ему такое удовольствие.

Мороз окутывал его тело, словно саваном. Постепенно приходило тепло и приятная звенящая пустота в голове. Гейб знал, что это первый признак замерзания. Вскоре накатит волна блаженной истомы и тогда ему уже не удастся подняться, но пока… пока надо набраться сил. Он продолжал лежать, закрыв глаза, ощущая легкий пух снега на ледяном лице. Примерно через минуту начали тяжелеть веки. Сон смерти, навалившись на грудь, пополз по горлу вверх, подбираясь ко рту, стараясь заморозить дыхание, загасить огонек жизни, еще теплящийся в усталом теле. Гейб закричал. Точнее, это он думал, что закричал, а на самом деле с губ слетел лишь слабый сип. Но даже этот сип привел его в чувство. Гейб открыл глаза и удивился тому, как быстро темнота опускается на землю. Сон вновь тронул лицо мягким дуновением, однако на этот раз его попытка была тщетной. Человек боролся за жизнь. Перекатившись на живот, он подтянул ноги и встал на четвереньки. Еще одно усилие, и вот Гейб, пошатываясь, словно пьяный, выпрямился во весь рост. Его качнуло вперед. Ноги сами собой, ища опору, сделали шаг. Затем следующий.

Бежать вниз по пологому склону было несложно. Тем не менее, Гейб несколько раз падал, скрываясь в снегу почти полностью. Каждая попытка подняться давалась стократ тяжелее предыдущей. Постепенно замерзшее тело начало согреваться и ощущение ноющей боли в суставах и окаменевших мышцах было, пожалуй, самым блаженным ощущением в его жизни. Тело болело, а значит жило. Изо всех сил работая руками, Гейб продолжал бег, такой же безумно медленный — почти как по движущемуся кольцу тренажера — как и подъем на скалу. Внизу темнело море леса. Ели захватили четыре километра равнины между «Одинокой мачтой», «Холодным блефом» и «Яростным ветром». Кое-где они даже полезли вверх и заняли предгорья и расщелины. Матово-серебристыми бликами выделялся извивающийся змеей «Золотоискатель». К нему и торопился Гейб. В этих черных высоких дебрях, среди пышных елей и сосен, стоял Приют странника» — двухэтажный деревянный дом, служащий пристанищем попавшим в бурю альпинистам и другим любителям острых ощущений.

В голове Гейба жила одна мысль: там должен кто-то быть. Может, Ред и Кевин придут, обнаружив, что погода слишком сурова для ночлега в палатке, или кто-нибудь другой, но обязательно, обязательно там будут люди. Они помогут ему, вызовут спасателей, или сообщат по открытой частоте о бандитах, или… Там обязательно должны быть люди.

Однако взгляд его не мог отыскать ни одного пятнышка света в сплошной ночной темноте. Тонкий наст с хрустом лопался под ногами Гейба, и звонкий отчетливый звук уносился к равнине. В какой-то момент ему захотелось перейти на шаг, чтобы двигаться тише, но он тут же одернул себя. Никто не мог услышать этих неровных шагов. Бандиты были слишком далеко, а в «Приюте» все равно никого не было…

…Джесси развела огонь в камине и огляделась. Дом, холодный И' пустой, не посещали уже очень давно, тут и думать нечего. Но куда же тогда делись Хел и Гейб? Неужели они все-таки на «Холодном блефе»? Странно.

Девушка собралась включить свет — электричество подавал автономный гене]ратор — но решила не жечь зря газолин. Зачем? Все равно тут пусто. Она осмотрелась, надеясь все же отыскать какие-нибудь следы пребывания человека, ранее ею пропущенные, но ничего не нашла. Более того, лишний раз убедилась, что никто не заходил в «Приют», по меньшей мере, месяц. Чувство тревоги поднялось в ней снова. Мало того, что пропали спасатели, но исчезли еще и люди, взывавшие о помощи по рации. Джесси не считала Хела лгуном, однако не верила, что случившееся лишь розыгрыш. Интуитивно она чувствовала надвигающуюся беду, хотя и не могла понять, откуда именно ее ждать.