Захватывающее время

– Я знала, что ты скажешь, что готов на все ради меня.

– Ха, разве я ради тебя только что не залез на крышу двухэтажного дома? Я отбил себе задницу ради тебя. Да ради тебя я встану на голову и допью виски вверх ногами.

– Тебе не обязательно это делать. – Она смеется и делает глоток из своего стакана, и я понимаю, что она моя.

Я иду в гостиную, ставлю свой стакан на ковер и у спинки дивана делаю стойку. У меня слегка кружится голова, но это не мешает мне приставить стакан к губам и одним глотком допить виски. К сожалению, мне не удается удержаться, и я падаю, как небоскреб, взорванный, чтобы освободить место под строительство чего-нибудь покруче.

Кэссиди от души хохочет, и мне приятно смотреть на нее. Я бросаю на нее свой знаменитый взгляд из-под бровей, она делает глоток и говорит:

– Ты действительно самый настоящий идиот, но ты мой идиот.

– А ты – потрясающая женщина. – Я забираю у нее стакан, отпиваю и ставлю на барную стойку. Она разводит колени, чтобы я мог встать между ними, откинуть волосы с ее лица, скользнуть пальцами по ее плечам. – Твои глаза – это голубая вселенная, и я проваливаюсь в нее. Без парашюта. Он мне не нужен, потому что она бесконечна.

Она хватает меня за толстовку и притягивает к себе. А вот уже другое дело. Теперь и она падает в ту же пропасть.

Так и бывает: у парня размягчаются мозги, он начинает нести что попало, и девчонке хочется приласкать его. Он превращается в ее милого дурачка, который просто не может без нее обойтись. Она тает, и он тает, и на этом всему наступает конец.

Чтобы описать Кэссиди в постели, лучше всего подойдет слово «победительница». Если бы секс был включен в Олимпийскую программу, она точно завоевала бы золотую медаль. Стояла бы на верхней ступеньке пьедестала, прижимала руку к сердцу и плакала под национальный гимн. А после сидела бы в телестудии, и Боб Костас задавал бы ей вопросы насчет технического мастерства.

Я знаю, что я везунчик. Я знаю, что иметь с ней такие вот отношения – все равно что быть частью самых глубинных процессов космоса. Но по какой-то причине я чувствую, что у меня в груди образуется темная трещина. Почти незаметная, не толще волоса, но очень не хочется, чтобы она расширялась. Возможно, это все из-за ее ультиматума. «Вот такие дела. Я говорю тебе это в последний раз». Но что она хочет от меня?

Глупо сейчас переживать по этому поводу. Я лежу в объятиях своей толстой и прекрасной подруги на чистейших простынях. Рядом на тумбочке есть виски. Жизнь прекрасна. Забудем о неприятностях. Выпьем, и пусть время несет их туда, куда оно уносит все остальное.

Глава 4

Ладно, согласен, возможно, я действительно пью чуть-чуть больше, чем чуть-чуть, но я не считаю себя алкоголиком. Это не зависимость. Это просто хобби: старый, добрый способ веселиться. Однажды я сказал это Дженнифер Джоргенсон, чопорной и набожной однокласснице, и она ответила:

– А мне, чтобы развеселиться, алкоголь не нужен. Я ей на это сказал:

– А мне, чтобы развеселиться, не нужно кататься на американских горках, но я же катаюсь.

Это проблема номер один всяких программ типа «Школа против наркотиков и алкоголя», которые в вас впихивают, начиная с младших классов. Никто никогда не признается, что алкоголь или наркотик – это весело, поэтому все доверие к таким программам тут же испаряется. Каждый в школе – за исключением Дженнифер Джоргенсон, – считает все это фуфлом еще большим, чем силиконовые сиськи у жены телеевангелиста.

Я заполнял опросники в интернете, которые, якобы, должны определить алкоголик вы или нет. Вы пьете алкоголь по утрам, до завтрака? Вас раздражает, когда окружающие говорят вам, что вы пьете слишком много? Вы пьете в одиночку? И все типа того.

Во-первых, я, конечно, иногда пью по утрам, но не потому, что у меня есть такая потребность. Это мой способ внести разнообразие в жизнь. Я праздную начало нового дня, а если ты не можешь этого делать, тогда уж лучше завернуться в простыню, сложить на груди ручки и начать изучать крышку гроба. Изнутри.

Во-вторых, кого не выбесит, если его станут попрекать за выпивку? Допустим, ты выпьешь кружку пива, а мать унюхает и вместе с отчимом начнет игру в «плохой-хороший полицейский», только без хорошего, конечно. Это что, кому-то нравится?

И в-третьих, почему плохо пить в одиночку? Я же не какой-то там забулдыга, который в одно лицо пьет дешевый одеколон за автобусной остановкой. Иногда, если ты под домашним арестом и уже задолбался смотреть телик или играть в комп, пара банок коктейля может спасти от буйного помешательства. Или, например, у всех твоих друзей комендантский час по вечерам, и ты плетешься домой где, сидя на подоконнике с айподом, выпиваешь еще три или четыре банки пива перед сном. Что в этом плохого?

Все дело в том, что́ именно стоит за твоей выпивкой, понимаете? Если ты настроен страдать: «О, горе мне, моя девушка меня бросила, и Господь меня покинул», и заливаешься «Олд Гранд-дэд»[10] до такой степени, что голова не держится и подбородок прилип от груди, тогда да, ты алкоголик. Но это не мой случай. Я пью не для того, чтобы что-нибудь забыть, в чем-нибудь себя оправдать или убежать от чего-то. От чего мне бежать? Нет, все, что я делаю, когда выпиваю, наполнено созиданием. И не только расширяет мои горизонты, но и, между прочим, имеет просветительскую ценность. Когда я выпиваю, я словно вижу другие измерения этого мира. Я лучше понимаю своих друзей. Я глубже чувствую музыку и открываюсь ей. Я начинаю фонтанировать идеями, из меня экзотическим салютом сыплются слова, которые я никогда не знал. Когда я смотрю телик, я сам сочиняю диалоги, и они даже лучше тех, которые хотел написать сценарист. Я полон сострадания. Я весел. Я просто раздуваюсь от красоты господа и чувства юмора.

Правда в том, что я – пьянь господня.

Если вы не слышали, то это песня Джимми Баффетта, «Пьянь господня». Она о чуваке, который напивается так, что в нем просыпается любовь ко всему миру. Он чувствует нереальную гармонию с природой. И ничего не боится, даже самых опасных вещей вроде гигантского медведя Кадьяк[11], который преследует его в пьяных видениях.

Мой отец – мой настоящий отец, а не Гич, отчим-идиот, – любил Джимми Баффетта. Именно любил. «Маргаритавилль», «Субботний вечер в Ливингстоне», «Притяжению вопреки», «Мы с пьяницей знаем», «Почему б нам не выпить и не потрахаться» – мой отец заслушал эти записи до дыр. Я до сих пор ощущаю приятное тепло, когда слышу их.

С отцом я впервые попробовал алкоголь. Еще до развода родителей, то есть когда мне было не больше шести. Мы пошли на старый стадион к ярмарочной площади – новый, в Бриктауне, тогда еще не построили – на матч младшей бейсбольной лиги. Нас было четверо: я, отец и два его товарища, Ларри и Дон. Я все еще отлично помню этих мужиков. Веселые они были. Такие большие и шумные.

Мой отец тоже был большим – он строил дома. Красивым? Он был как Джордж Клуни, только со щелкой между передними зубами, такой же, как у меня сейчас. Хотя я тогда был совсем мелким, я чувствовал себя настоящим мужиком в обществе этих дядек. Они дразнили судью, глумились над командой противника, а игроков из команды Оклахома-Сити называли «ребятами». И в руках у них были высокие холодные банки с пивом.

Боже, как мне хотелось попробовать это пиво. Мне хотелось выпить, вскочить ногами на сиденье и заорать во всю мощь своих легких. И не важно было, что орать, мне просто хотелось, чтобы мой голос звучал вместе с голосами этих мужчин. В конце концов я так достал своего отца, что он дал мне хлебнуть из своей банки.

– Только один глоток, – сказал он, и Ларри с Доном запрокинули головы и захохотали. Но я им показал. Я залпом проглотил почти полбанки, прежде чем отец отобрал ее у меня.

Все они снова расхохотались, и Дон сказал:

– Ах, ты, засранец, Саттер. Самый настоящий засранец.

10

Сорт бурбона. – Прим. ред.

11

Подвид бурых медведей, обитающий на острове Кадьяк у южного побережья Аляски, самый крупный хищник в мире. – Прим. пер.