Страница 39 из 69
— Братцы, хозяйка! — проговорил один.
— Баронская дочь! — возразил другой.
А Настя обрадовалась: «Наши, русские!..»
Все повернулись к ней, поклонились.
— Добрый день! — приветствовала их Настя, — Меня зовут Кейда. Я — племянница барона Функа.
Мужики обрадовались, вразнобой заговорили. Видно было, — они уважали Функов, и, наверное, знали баронессу. Это, виляя хвостом и дружелюбно обнюхивая каждого, подтверждал и Анчар.
— Вы очень красивы, фрейлейн. Спасибо, что к нам зашли! Меня зовут Степан Мухин.
Говорил ближе других стоявший к ней высокий блондин лет тридцати. Он, хотя и плохо, говорил по-немецки.
Настя машинально подалась к нему, улыбнулась, но внезапно почувствовала слабость в ногах, стала оседать на пол. Мухин подхватил её и, поддерживая за спину, осторожно посадил на табурет у кульмана. Кто-то принялся растирать ей виски. И Настя в полузабытьи внятно проговорила по-русски; «Господи, что это со мной. Простите...»
И вздрогнула, пружинно поднялась на нога.
— Я, кажется, забылась.
— Успокойтесь. Мы все тут ваши друзья, — тихо говорил ей по-русски Степан Мухин, — Не тревожьтесь.
Он оглядел товарищей: все они согласно кивали.
Настя смущенно улыбнулась.
— А тот... который у полковника?
— Пряхин?.. Он у нас недавно, Но и он свой, надёжный.
— Откуда знаете? Он же недавно...
— Знаем, знаем! — раздалось на разные голоса.— Наш парень — знаем!..
— Какие вы хорошие, родные. Удачи вам... А мне надо идти.
Говорила сердечным ласковым тоном, но по-немецки.
В другом конце коридора её ждали Ацер и особист. Пряхина с ними не было.
«Что они скажут? Как воспримут мой визит к русским инженерам? — размышляла она, мягко ступая по ковровой дорожке и держа за ошейник Анчара, — Интересно... Новые и совершенно непонятные странности: встречают приветливо и — никаких вопросов, даже не спрашивают, что я там увидела, а Владимира нет. Куда же он девался?»
— Шофёр доставит вас в замок, — сказал Ацер и, открыв дверь блока, дал знак часовому: «Пропустить!»
На улице капитан тронул Настю за локоть, — она отстранилась и посмотрела на Мишина с изумлением. Но Мишин на одесский манер сказал по-русски:
— Не надо делать большие глаза. Вы — сержант Абросимова, и то, что вы тут, я знаю давно, ещё с той поры, когда вы приехали с генералом. А о том, что вы с ним, — доложил Пряхин. А? Всё ясно как божий день.
— Мне доставляет удовольствие слушать ваши сказки.
— Я Мишин-Винт, вы же не ослепли, — капитан Мишин-Винт, ваш начальник. Должны помнить и о том, что судьба вашего отца в моих руках... Слушайте инструкцию и в точности её выполняйте. Здесь лагерь для наших русских изобретателей и учёных. Немцы ищут физиков, делавших атомную бомбу, инженеров-ракетчиков. Я привёз вам Пряхина. Ацер думает, что Пряхин работает на него, но старший лейтенант выполняет мои поручения.
— Но какая связь между вами и Ацером? — спросила Настя.
— Ну, этого ни вам, ни Пряхину знать не обязательно. Ваше дело — связь с Пряхиным, через него информация пойдёт к нам.
Всю эту тираду капитан выпалил скороговоркой, он явно нервничал, голос его дрожал, глаза бегали.
— Мне кажется, — заговорила Настя, — вы нездоровы.
— Я здоров, здоров, чёрт подери! А ты не ломай дурочку. Стоит мне дать знак, и Ацер пустит тебя на распыл.
— Хорошо, хорошо, — подняла Настя руки. — Не надо давать знаков, я не хочу идти на распыл.
— Вам всё ясно?
— Да, конечно.
Она села в машину.
Подъезжая к дому, Настя подумала: «Хорошо, что обед прошёл без меня». Минуя Рыцарский зал, из которого доносились звуки рояля, она прошла к себе. Неожиданно, точно волшебная фея, возникла фрау Мозель. Одета кокетливо, по-молодёжному — короткий, суженый в талии жакет подчеркивал стройную фигуру. Юбка тоже была короткой, и Кейда впервые разглядела её ноги, — крепкие, стройные.
— Вы сегодня новая и — молодая, — сказала Настя. Фрау кивала головой, смущённо улыбалась, она не видела, не замечала волнений, перенесённых Кейдой, была занята чем-то своим, что сильно её будоражило.
— Что с вами, уж не случилось ли чего?
— Случилось, — призналась фрау. — Могло произойти ужасное, но, к счастью, обошлось. Я так рада, так счастлива!
Она оглянулась на дверь.
— Была на случном пункте. Только вошла, а ко мне с распростертыми руками... рыжий, противный... «А-а...— говори! Явилась хозяйка баронского замка! Ну-ка, ну-ка, посмотрим, на что ты способна!» А я ему под нос справку от врача: «Не нужна мне ваша любовь, я уже три месяца беременна». Он прочёл и оттолкнул меня: «Иди ко всем чертям. Эй, вы там!.. Кто помоложе!» А в списке против моей фамилии поставили крестик, — дескать, всё в порядке, своё получила.
Настя смущенно слушала её излияния, но мало думала о фрау и о других женщинах Германии. Они тут знают, кого любить, кого и когда рожать.
— Мне повезло! — продолжала фрау. — Ребенок у меня будет от любимого человека, а не от того рыжего козла. О-о!.. Если бы вы видели его волосатые ручищи!
— Я прилягу на диване, а вы принесите плед и укройте меня,— попросила она, не желая больше продолжать неприятный разговор.
Ей хотелось забыться, заснуть, но сон не шёл к ней, и она лежала с воспаленными глазами, стараясь осмыслить последние события и найти для себя линию поведения, единственно правильную в этих обстоятельствах.
Но едва она задремала, как ей стало сниться: в Рыцарский зал во время обеда вошли два эсэсовца, и один из них, указав на Настю, произнес трубным басом: «Вот она, сержант Абросимова, хватайте её!» — «Я не пойду», — замотала головой Настя. Эсэсовцы громко закричали, — на этот раз противными визгливыми голосами: «Она — русская, слышите, — русская!..»
Анчар, лежавший на ковре у её изголовья, поднялся, — он, как всегда, слышал не только звуки, но и волнение души хозяйки. Он ткнулся носом в её руки, и Настя обхватила его голову, прижала к себе. Она сидела на диване, вновь переполненная тревожными мыслями. Все знали, как в Германии исполнялись приказы фюрера — без рассуждений, со слепым фанатизмом. Сейчас Гитлер бросил клич: «Германии нужны солдаты! Женщины, рожайте!», и на случных пунктах уже «выравнивалась» немецкая раса, зачинались чистые нордические арийцы. На роль «козлов»- производителей отбирались рослые здоровые парни в возрасте от двадцати до тридцати лет. Их кормили мясом, баловали шоколадом, вдоволь ублажали фруктами и овощами. Каждый из них принимал от четырёх до шести женщин в день. Акция эта не рекламировалась, но с немецкой пунктуальностью проводилась во многих землях Германии.
После ужина Настя вышла из зала и сразу же, пустив вперёд Анчара, почти бегом устремилась в подземелье к Соболеву. У самого входа она придержала шаг, успокоилась и в открывшийся проём входила не спеша, стараясь не выказать волнения.
Павел Николаевич встретил её словами:
— Я знаю, что вас тревожит угроза случного пункта. Если она надвинется, укроетесь у меня и будете жить до тех пор, пока фрау Мозель не отведёт беду. Но прошу запомнить один мой совет: никогда и никому, даже фрау Мозель, не признавайтесь, что вы — Настя Абросимова. Оставайтесь для всех Кейдой Функ, племянницей старого барона.
На столе дымилась сковорода с жареным картофелем, — пахло свиным салом, луком и томатным соусом.
— Вот ужин. Милости прошу.
Настя только что ужинала, но ей страсть как захотелось разделить трапезу с Павлом Николаевичем, посидеть за небольшим столом под лампой с розовато-бежевым абажуром, Павел Николаевич вынес из кухни железную миску с большим куском мяса и поставил её на пол, к ней без суеты, с достоинством направился пёс.
— Откуда у вас продукты? — я все думаю об этом. И не нужна ли моя помощь?
Павел Николаевич улыбнулся. И посмотрел на дальний затемнённый угол, противоположный тому, где находился вход для Насти. И точно откликаясь на взгляд хозяина, там послышались глухие звуки. Плавно отодвинулся камень-дверь, и в проёме показалась нарядная фрау Мозель. Она впорхнула бабочкой в комнату, обхватила Павла Николаевича за шею и поцеловала.