Страница 44 из 70
Тюремный сервис оказался на высоте — как только наемник закончил плескаться и довольно кряхтеть, охранник забрал. ведро и унес. Через минуту другой охранник ввез тележку с завтраком и поставил поднос на пол. При этом он проделывал все одной рукой — вторая была занята автоматом. Хорват не рисковал даже повесить оружие на плечо.
«Видимо, они спутали меня с котенком. Могли бы и побольше дать», — подумал Дима, недовольно рассматривая принесенный завтрак — небольшая баночка паштета, небольшой кусочек серого хлеба и стакан гадостного напитка в одноразовой кружке, отдаленно напоминающего чай, но больше мочу.
Покончив с завтраком, Дима с размаху зашвырнул пластмассовую кружку и пустую баночку из-под паштета в угол и разлегся на матрасе.
Но тут же дверь опять отворилась и охранник, привычно одев Диме наручники, приказал ему идти вперед.
И снова лестницы, бесконечные коридоры, знакомый двор, хруст камней под ногами…
Новак не поздоровался, а только кивком головы отпустил охранника.
— Ты готов дать мне ответ?
Дима только пожал плечами.
— Сколько же тебе надо времени?
Ответ был тот же.
— Мое терпение истощается, русский. Кое-кто из моего начальства уже начинает высказывать недовольство — как-никак, а наших ты перестрелял изрядное количество.
— Чем вы можете это доказать?
Новак ухмыльнулся.
— Ты довольно заметная фигура. Знаешь, у наших передовых частей было достаточно времени понаблюдать за противником в стереотрубы или в бинокли. Такого, как ты, нельзя не запомнить. Кроме того, тебя опознали те, кто видел тебя в деле неподалеку от моста… Точнее, те, кто остался в живых.
Говоря это, Новак подошел к окну, открыл форточку и закурил. Дима с завистью посмотрел на капитана.
— Закуришь? — спросил тот, перехватив взгляд наемника.
— С удовольствием. Если это не последнее желание перед смертью, конечно.
— А если последнее?
Дима пожал плечами.
— Итак, последний раз спрашиваю. Ты принимаешь мое предложение?
— Я еще не принял решения.
Новак рассвирепел:
— Решения здесь принимаю только я! Ты только можешь высказывать свои пожелания, которые я, может быть, учту. Мне уже надоело твое нытье про ранение и прочее. Даю еще двое суток — если не будет ответа, значит… Что за этим последует — знаешь. Увести!
После этой команды в кабинете появился все тот же охранник.
— В камеру! — небрежно кивнул Новак в сторону Емельянова.
У Димы отлегло от сердца — два дня отсрочки, целых два дня отсрочки.
Его вели по коридору. Навстречу шла женщина.
— Злата! — наемник резко остановился, так что ствол автомата больно ударил его между лопаток.
— Иди! — прикрикнул охранник, но, заметив жену капитана, расплылся в улыбке.
Не обращая внимания на Емельянова, Злата спокойно подошла к охраннику и завела с ним беседу — тот прямо расцвел от счастья.
С нейтральных слов о погоде, выражения сочувствия солдату в тяжелой и опасной службе Злата плавно и незаметно перевела разговор на личность пленного русского наемника.
Девушка рассказала конвоиру о невыносимой скуке, о том, что просто готова повеситься от тоски и что он очень бы ей услужил, если бы дал возможность поговорить тет-а-тет с таким интересным человеком, как этот наемник.
Она, мол, решила стать журналисткой и хочет начать с такого захватывающего интервью.
А при случае она пообещала «не забыть о существовании простого солдата».
Несколько мгновений охранник боролся с собой; с одной стороны — воинская дисциплина, приказ начальства, а с другой — когда тебя, скромного крестьянина, просит молодая девушка, да еще жена капитана Новака…
Махнув рукой, конвоир предложил ей подойти через полчаса к зданию бывшего склада.
В полуподвальном помещении, совсем недалеко от камеры русского пленника, оказалась свободная комнатушка со столом и стульями, в которой конвоир и оставил наемника и жену капитана побеседовать, не забыв проверить крепость металлических решеток на окне.
Первым желанием Димы было броситься к девушке, крепко-крепко прижать к себе, целовать, гладить красивые длинные волосы…
Но он стоял на месте и, глупо улыбаясь, просто смотрел на нее.
— Ты ничего не говори, ты слушай, — быстро прошептала Злата, подозревая, что охранник подслушивает за дверью. — Тебе нельзя здесь больше оставаться. Тебя обязательно убьют. Даже если ты согласишься перейти на нашу сторону. Я не выдумываю, я слышала разговор Мирослава с его начальством. Ты должен верить мне, слышишь?
— Почему?
— Я у тебя в долгу, — очень серьезно сказала Злата. — Да, я у тебя в долгу и поэтому должна тебе помочь… Ты веришь мне?
— Да, — только и смог ответить Емельянов.
— Я попытаюсь помочь тебе… Сделаю, что смогу.
Наконец наемник пришел в себя.
— Ты что, с ума сошла! Это же очень опасно!
— Я сказала, что помогу, значит — помогу.
— Но как?
— Увидишь.
— Нет, — отрезал Дима.
Сейчас его эмоции уступили место рассудку.
— Я не могу подвергать тебя никакому риску, — сказал он и, немного помолчав, добавил: — И сейчас нам лучше прекратить этот разговор — если узнает твой муж…
— Узнает. Но будет поздно, — она что-то обдумала, а потом решительно сказала: — Да, для него будет поздно.
— Почему?
— Потому что я убегу вместе с тобой.
Емельянов непонимающе смотрел на Злату.
«Может, это подвох? — подумал он, но тут же отогнал от себя эти мысли. — Незачем Новаку прибегать к таким ухищрениям, чтобы только получить повод расстрелять меня»…
— Почему ты хочешь бежать со мной? — спросил он.
— Потому что я просто хочу бежать с тобой, — ласково ушла от ответа девушка.
Она приблизилась к изумленному Диме и провела рукой по его волосам.
Тот не шелохнулся. Он, как завороженный, смотрел в карие глаза — блестящие, ласковые, глубокие…
Все еще не веря, что это происходит наяву, Дима осторожно погладил длинные черные волосы девушки. Она замерла, а потом подалась вперед. Забыв про все на свете, Дима привлек Злату к себе и жарко принялся целовать ее губы, шею, плечи; она не сопротивлялась. Он обнял ее, чувствуя, как гулко колотится его сердце и в такт ему бьется сердце девушки.
Резкий скрежет ключа в замке нарушил идиллию.
Отпрянув друг от друга, пленник и жена контрразведчика оказались на прежних местах. Она — сидя на стуле, он — стоя в двух метрах от нее.
Первой пришла в себя Злата. Дверь еще не успела открыться до конца, как она поправила прическу и абсолютно спокойным голосом спросила:
— Вы читали «Песни западных славян» хотя бы в пересказе Пушкина?
Емельянов не мог еще прийти в себя и сообразить, что ответить.
— А как вы относитесь к творчеству Кнута Гамсуна? — задала другой вопрос Злата.
— Хорошо, — с готовностью кивнул Емельянов, понятия не имея, кто такой Кнут Гамсун.
Голос отказывался повиноваться, голова не работала и он боялся сморозить какую-нибудь глупость.
В комнатке появился охранник; он подозрительно посмотрел на Емельянова, потом сказал Злате, что ее искал муж, и та без промедления направилась к выходу. Похотливый взгляд хорвата проводил ее до самой двери, и Емельянов еле удержался, чтобы не броситься на него и не вцепиться в горло.
Как только дверь за Златой закрылась, хорват обернулся к Емельянову и жестко сказал:
— Пошли. Пора в камеру.
Емельянов не стал перечить.
Впереди был еще целый день. Это, наверное, все-таки был счастливый день, потому что в любой момент могла придти Злата, и Емельянов нетерпеливо расхаживал по комнате, ловя каждый шорох за дверью.
Принесли обед — кашу с тушенкой.
Впервые за все время плена пообедав с аппетитом, он постучал пустой тарелкой по двери и попросил у охранника воды. Тот через полчаса принес стакан чая.
Итак, оставалось почти двое суток до вызова к капитану.
А сколько до прихода Златы? И придет ли она сюда?