Страница 25 из 70
Чернышев с любопытством посмотрел на сербского офицера и снял со стола ноги. Положение боснийских сербов, а вместе с ними и русских наемников, становилось просто отвратительным.
— Ладно, хватит о политике… В двадцати километрах на запад находится небольшой городок, — сказал Ивица. — В нем недавно расположилась рота усташей, — Ивица поднялся, прошелся по комнате и вновь уселся на свое место.
— И что? — спросил Емельянов, который всегда предпочитал реальное дело бесплодным разговорам о политике.
— Нам надо занять этот город. Хотя бы на время, чтобы показать натовцам — нас не запугаешь.
Чернышев встал со стула.
— Потом город наш?
Незадолго до отъезда из Риги он с хищным удовольствием читал о Суворове и его чудо-богатырях, которым великий полководец давал города на разграбление, как, например, предместье Варшавы Прагу в 1793 году, когда чудо-богатыри вырезали более десяти тысяч мирных жителей, разграбили все, что можно, и изнасиловали все, что движется. Бывший омоновец рассчитывал, что сербы позволят и тут продолжить историческую традицию.
Вопросительно посмотрев на офицера, Вадим поинтересовался еще раз:
— Потом город будет наш?.. Ну хоть на три, хоть на два дня… Хоть на день…
— Потом город будет наш, — делая ударение на последнем слове, ответил Ивица. — Наш, а не ваш. Ваш город — Москва.
— Когда выступаем?
— Выступаем в три часа ночи. Путь недолгий, поэтому брать с собой только самое необходимое — оружие и максимум боеприпасов…
Стойкович привычным движением погладил свою черную, с проседью, бороду.
— Так что советую всем пораньше лечь спать.
За окнами снег перешел в дождь, а затем и в град.
«Неприятно будет выступать по такой погоде», — подумал Емельянов, представляя, как вымокнут они на этот раз.
Ивица, взглянув в окно, оптимистично заметил:
— Это ненадолго. Думаю, что к ночи все стихнет…
Ночью дождь в самом деле прекратился. К утру слегка подморозило, отчего земля покрылась твердой коркой льда. В резиновой обуви было скользко, впрочем, как и в любой другой. Впору было нацеплять на сапоги металлические «кошки», но где их взять?
— Ну и погодка, мерзость, — обратился Емельянов к своему другу.
Чернышев согласно кивнул головой. В это время Стойкович объявил:
— Впереди идет проводник Пантелич, за ним Емельянов, Чернышев и Бирюк. Это головной отряд. Следом остальные. И в темпе, в темпе!
Чернышев недовольно поморщился.
— Ну вот, снова мы впереди, — возмутился рижанин. — Почему бы для разнообразия ему не послать вперед одних сербов?
— Сербы воюют за идею, — ответил ему Емельянов, — а мы — за деньги.
— Я воюю не ради денег! — возразил Вадим. — Я помогаю православным братьям!
— A-а, ну да, я просто забыл, — улыбнулся Емельянов. — Извини…
— Разговоры! — послышался сзади голос Ивицы.
Наемники замолкли. Хотя их иногда и возмущало несколько пренебрежительное отношение к ним Стойковича, они не могли не отдавать должное тому, что Ивица действительно был толковым командиром. За время совместной службы наемники не раз убеждались в его полководческом таланте.
И можно было его понять — русские были хорошими воинами и должны отрабатывать деньги. Своих же стоило иногда и поберечь.
Полная луна выглянула из-за туч и повисла над головой. Ее свет отражался на покрытом льдом снегу, и причудливые изломанные тени воинов то появлялись, то исчезали в обрывах и трещинах.
На этот раз они тащили с собой три гвардейских миномета.
Постоянные спуски и подъемы очень быстро изматывали людей, и поэтому в пять часов Ивица Стойкович приказал сделать привал.
— Отдых пятнадцать минут, — распорядился он. — Потом в темпе идем дальше. К шести мы должны быть на месте.
Бойцы с удовольствием скинули с плеч оружие и уселись, положив под себя вещмешки.
Емельянов спросил командира, подойдя к нему:
— Мы должны только выбить оттуда хорватов? Может, все-таки попробуем удержать?
— Сначала выбьем, — недовольно ответил командир. Он не любил делиться планами. — А там видно будет.
— Ясно, — сказал Дима.
«Значит, удерживать его никто не будет, — решил он. — Так, налетим, постреляем, пограбим… А затем смоемся, как разбойники с большой дороги. Тьфу…»
— Ну что он тебе сказал? — спросил Чернышев, когда Емельянов вернулся.
— Как я понял, заняв город, мы там не останемся…
— А ты что, думал там комфортно устроиться в каком-нибудь коттеджике? — с усмешкой сказал Вадим, закуривая сигарету. — Отдых на турбазе надоел?
— Хотелось бы для разнообразия и в тепле побыть. В душе помыться. Ты у нас как рижанин привык к дождям, слякоти и холоду…
— О! Ребята, смотрите, наш крутой таэквандист, готовый спать на доске с гвоздями, захотел отдохнуть где-нибудь в тепле! — громко воскликнул Вадим. Затем, уже тихо, спросил: — Что — совсем хреново?
Емельянов, снявший с себя ту пародию на сапоги, в которую он был обут, растирал голень.
— Ты не представляешь, — сказал он, — с каким удовольствием я выбил бы мозги тому идиоту, который придумал такую «подходящую» для местных условий обувь.
Чернышев с сочувствием посмотрел на приятеля.
— Будем надеяться, что подыщем у хорватов что-нибудь получше этого.
— Твоими бы устами…
Послышался приказ командира, и бойцы, вскочив на ноги, продолжили путь.
Снова петляние между сосен, многочисленные спуски и подъемы, хруст ломаемой под ногами корки льда… К месту прибыли с небольшим опозданием — в двадцать минут седьмого.
В долине в зыбком рассветном полумраке показались коричневые и красные черепичные крыши небольшого городка, того самого, в котором располагалась рота усташей, которых, по замыслу военного командования боснийских сербов, надо было оттуда выбить.
Отсюда городок выглядел тихим, мирным, как на открытке. С утра там первыми просыпаются молочники, которые на негромко урчащих трехколесных мотороллерах развозят бутылки с теплым, только что надоенным в близлежащих деревнях молоком. Потом небольшие грузовички разъезжаются во все стороны от пекарни с поддонами свежего хлеба.
Со склона горы не была заметна грязь и слякоть на мощенной булыжником главной улице, до сих пор носящей имя Иосипа Броз Тито, бессменного послевоенного лидера югославских коммунистов. Так и казалось, что вот-вот из-за поворота горной дороги появится автобус с богатыми западными туристами, приехавшими осмотреть этот красивый открыточный городок.
Никто сейчас не сказал бы, что этот город — в прифронтовой полосе.
Назвать его чисто хорватским можно было бы с натяжкой. Как объяснили Емельянову, еще недавно тут жили и сербы, и мусульмане: о последнем свидетельствовала ажурная башенка минарета. Однако теперь, видимо, ни тех, ни других в городке не осталось.
Неожиданно небо прояснилось, и выглянувшее из-за горизонта солнце кинуло косые кроваво-красные лучи на аккуратные домики, покрытые коричневой черепицей. В дальней части поселения виднелись трубы какого-то предприятия.
— Это велосипедный завод, — пояснил Стойкович, рассматривая местность в бинокль.
Все с нетерпением ждали, что он решит, какие будут конкретные указания.
— Ну а ты что предложишь, заместитель? — спросил командир у Емельянова.
— Сначала следует снять часовых. Бирюк это сделает за две минуты — он снайпер классный. Потом надо засыпать город минами. Разумеется, усташи будут отвечать. После того, когда станет ясно, где размещены огневые точки хорватов, надо заняться их ликвидацией. Через час-пол-тора город будет наш.
Ивица внимательно посмотрел на наемника.
— Голова у тебя варит, — сказал он. — Только как ты собираешься обезвреживать все пулеметные гнезда — ведь после обстрела из минометов усташи вряд ли будут открывать огонь сразу из всех стволов. Могут быть резервные.
— Рано или поздно начнут стрелять из всех, — сказал Дима. — Когда станет ясно, что и как, подберемся поближе и закидаем гранатами.