Страница 17 из 30
Хотя подождите, почему это я? Во всем виноват Макс - ему и страдать.
Не обращая внимания на простреливающую боль в пояснице и остальные неприятные ощущения, я, резко подскочив, сталкиваю расслабленного Максима на пол. Тот, грохнувшись с теплой постели, садится на задницу, ему хорошо, он на ней сидеть может в отличие от меня, и буравит меня недоуменным взглядом карих, почти черных глаз.
А я опираюсь на локти и пытаюсь сдержать злые слезы. Больно-то как, лучше бы я не дергался.
Максим заметив мое состояние, успокоился и подполз к кровати, схватил меня за руку и начал ее обслюнявливать:
- Ну не переживай ты так, ничего же страшного не случилось, - начал успокаивать меня Максим, а сколько волнения в бесстыжих глазах.
- Я…
- Ну переспал с парнем, это же не конец света, - продолжает он.
- У ме…
- И не переживай, я тебя после этого не отпущу, - вот тут мне стало уже страшно.
- Да я…
- И слышать ничего не хочу, и не вздумай засорять свой мозг пустыми переживаниями на ровном месте, - начал заводиться он.
- Ну по…
- Нечего так на меня смотреть! Тебе вообще понравилось, вон как подмахивал…
- Да у меня ЖОПА БОЛИТ, - заорал я с такой силой, что, не то что до него, даже до соседей дошла эта информация.
Злость и стыд, распирающие меня, дали мне пинок к действиям. Закутываюсь в одеяло, рыча на удивленного Макса и медленно двигая ногами, перемещаюсь в сторону ванной, а он так и остался сидеть на полу, провожая меня взглядом.
Придурок.
Кое-как забравшись под душ, стою там несколько минут и тщательно драю себя мочалкой. Все тело ноет, но прохладные струи воды немного остужают разгоряченную кожу.
Колечко ануса слабо пульсирует в ритме сердцебиения, ноющей болью напоминая о произошедшем. Дотрагиваюсь мыльными пальцами, обвожу по кругу, чувствуя припухшие мышцы, и ввожу в себя один палец. Резко втягиваю в себя воздух, проталкивая палец еще глубже. Ощущения, граничащие между болью и наслаждением, пьянят и заводят. Перед глазами обнаженный, возбужденный Максим, вколачивающийся в мое податливое тело. Сжимаю пальцы на ноющем члене и двигаю рукой вдоль основания в такт движению пальцев внутри себя. Тихие стоны заполняют ванную. Тут до меня доходит, что в квартире я не один. Стыд, возбуждение, запретное желание - все сливается воедино и я, издав несдержанный стон, кончаю, забрызгав темную плитку белесыми разводами. Опускаюсь на дно ванной и утыкаюсь лбом в колени. Ноги совсем не держат, руки трясутся, а в голове одна мысль: «Я дрочил на своего шефа».
- Если ты закончил, может освободишь мне санузел? – хриплый, тягучий голос на грани шепота пробирает меня насквозь, заставляя влажное тело покрыться мурашками.
Медленно поворачиваю голову в сторону двери. Каждое движение дается с трудом, каждый удар сердца отдается в висках.
Максим стоит в одних трусах со скрещенными на груди руками. Он тяжело дышит, на щеках легкий румянец, а при каждом вздохе тело напрягается так сильно, что отчетливо видны кубики тренированного преса. А взгляд! Мать моя женщина, человек так смотреть не может - там все: и желание, и похоть, и животная страсть, которая буквально исходит от него. Член стоит по стойке "смирно", оттопыривая боксеры, делая его образ совсем блядским.
И это говорит человек, который только что дрочил в ванной.
Кое-как встаю, покрытый пунцовым румянцем, и выбираюсь из ванной, охая от простреливающей боли в пояснице. Макс помогает мне, закутывает мою бренную тушку в полотенце и, дав ускоряющего шлепка по и так пострадавшей попе, закрывает за мной дверь ванной.
А меня съедает стыд, разгораясь внутри ярким пожаром. Что он теперь обо мне подумает? Что вообще мне теперь делать?
Все мысли отходят на второй план, когда на тело накатывает слабость и я сползаю по стене коридора, ощущая на голой спине прохладную гладь крашеных стен.
Сколько я так сижу, не знаю. Помню, что перед глазами плыли разноцветные круги, а все тело горело.
- Блядь, - раздается над самым ухом и меня подхватывают на руки с такой легкостью, будто я ничего не вешу.
От слабости немного тошнит. Когда чувствую уже остывшую простынь под голой спиной, становится немного легче. Открываю глаза и вижу, как Максим кому-то звонит. Снова темнота.
Когда прихожу в себя, замечаю в комнате мужчину в белом халате, он меряет мне давление, проверяет зрачки и сует градусник, слава Богу, что только под мышку.
Мои похождения не остались безнаказанными и я таки заболел.
Укол в мягкое место делал сам Максим, запретив врачам даже смотреть на это. Мне было приятно, пока мое полупопие не пронзила игла с лекарством. Не переношу боль. Вскрикиваю и покрываю матом своего начальника, припоминая ему все грехи человечества.
Таблетки, микстуры, холодное полотенце на голову. Сон. Проснулся я уже когда было поздно. В комнате было темно и пусто. Встаю, на негнущихся ногах бреду по нужде. На выходе из ванной сталкиваюсь со злющим Максимом.
- Ты чего тут бродишь, привидение, бля, - бубню ему и обхожу по дуге мускулистое препятствие.
- Ты какого подскочил с кровати, дурка? У тебя постельный режим, - шипение за моей спиной становится все четче и менее дружелюбным.
- А в постельный режим не входит поссать сходить? Или мне памперс полагается? – возмущению моему нет предела.
Понимание, что он здесь, что не уехал, не оставил меня одного, ударяет в голову с такой силой, что становится стыдно.
- Извини, - шепчу еле слышно и чувствую на своей талии руки, крепко прижимающее меня к твердой груди.
Меня доставляют все так же на руках в кровать и заботливо укрывают одеялом. С недоумением смотрю на эту композицию под названием «заботливый Максим», и не верю тому, что вижу.
- Может, поговорим? - вырывается у меня раньше, чем успеваю подумать.
- Давай, - его спокойный и ровный голос успокаивает, даруя чувство защищенности.
Хочется свернуться клубочком и заснуть, но в голове столько вопросов, на которые просто необходимы ответы.
- Почему тогда, в наше знакомство, ты был ранен? – этот вопрос не покидал моего сознания с первой нашей встречи.
- У моего отца не совсем легальный бизнес, точнее, совсем нелегальный. Документ, который ты достал из моей одежды, был как приз, за который боролись несколько организаций. Я обошел всех, давая отцу время для маневров, пока я был в бегах, - его голос безэмоционален, но напряжение так и висит в воздухе. Невооруженным взглядом видно, что ему не очень приятно обсуждать это.