Страница 15 из 35
Мы с Любой тоже полезли на мачту. Высота окаянная: мачта метров двадцать, да береговой обрыв никак не меньше шестидесяти!.. Забрались в вагонетку, катимся потихоньку. Вдруг Люба говорит: «.А зачем мы вдвоем едем, Гога? У Цицке, если он гад, наверняка пистолет есть. Он нас просто пристрелит. А его схватить надо! Давай так сделаем. Я за ним прослежу издали, а ты к папе.
Легко сказать — «к папе»! А как? «Канатка» на двух тросах: по верхнему тросу на ту сторону вагонетки катят, по нижнему — в обратном направлении. И расстояние между тросами метра три-четыре. Значит, чтобы поехать назад, надо прыгнуть в вагонетку, движущуюся в обратном направлении метрах в трех-четырех ниже!.. Эх, Леша! Как я тогда жалел, что не канатоходец, как Эркин!
Но что делать? Высотища же! Ужас меня сковал. А делать нечего. Возвращаться надо. И еще Люба рядышком. Как я в нижнюю вагонетку угодил — объяснить не могу. Одно скажу: едва не промахнулся. Даже ребром сильно ударился о край вагонетки... Помчался к Любиному отцу. Тот — к телефону. Тут же появился воинский наряд... Я кричу: «Надо к противоположной мачте и по следам!»
Помчались по следам. И вовремя!.. Цицке припрятывал свой портфельчик в дупле дерева, а тут как раз появилась Люба. «Инженер» оглянулся — и обомлел.
Любе бы что-нибудь придумать, зачем она вдали от дома бродит, но ее такая злость разобрала! Шагнула к дереву. — Хальт!— заорал бандит.— Стой! Убью. И бросился на Любу.
Люба не дрогнула. Недаром — дочка чекиста! Она каким-то непостижимым образом выбила нож из руки диверсанта!.. Завязалась борьба. И конечно же, у Любы не было никаких шансов... Он уже душил Любу, когда мы подоспели. Любин отец все кричал: «Брать живьем! Живьем!» А я не сдержался. Помнишь, нам отец Жорки Исияма показывал прием — удар, укладывающий противника на несколько часов?.. Я ему, Цицке этому, и врезал. И он лег. Только утром в себя пришел.
Ну и девчонка, а?.. Теперь сам решай, как я к ней отношусь. Да и к отцу ее. Его дочь душат, а он кричит: «Брать живьем!»
А в портфельчике том, между прочим, были все данные о шахтах города, схема, описания уязвимых мест шахт, так что тот самый «инженер» мог бы надолго вывести их из строя; и все это, как предположили чекисты, предназначалось нашему «жонглеру», чтобы он. значит, доложил Берлину, мол, шахты для взрыва подготовлены. Ждем сигнала! Вот гады!.. Цицке, конечно же, погорел, а вот артист — ничего доказать нельзя. Молчит Цицке. Такие дела, дорогой друг Леша!
На этом закругляюсь. Пиши мне, если узнаешь, где я.
Твой друг Гога ОРСИНИ».
А вот другое письмо. От Эркина Гулям-Хапдара — Гоге Орсини.
ГОГА, ДРУГ ДОРОГОЙ!
Около года прошло, как мы потеряли друг друга. Однако Леша мне описал твои приключения. Твоим прыжкам из вагонетки в вагонетку есть продолжение. Месяц назад и я встретился с Эрвином Г россом. Он по-прежнему волынит свое «Путешествие на яхте». Честно скажу, я никак не могу связать твои приключения в шахтерском городке с Г россом. Ну бросил он фальшивую гирю в того подлеца Цицке! Ну и что? В цирке тысячи людей. Не случайно Эрвина даже не допросили после того происшествия...
А я ведь опять встретился с ним в одной программе. Можешь себе представить, как я за ним следил. А что в итоге?..
Город расположен так же, как и твой шахтерский, где ты совершал разные подвиги,— по обе стороны реки. И через реку — тоже канатная дорога. И уже весна, по льду реку не перейти. А Эрвин Г росс, захватив с собой большой чемодан и ненаглядную Матильду, все же перебрался через реку. Что делать?.. И я тоже решил проехаться в вагонетке. Когда до противоположной стороны осталось метров десять, вдруг электричество вырубили. Стали вагонетки. Это меня подстегнуло. Ну, думаю, сделал Гросс аварию на электростанции. И меня понесло!.. Сам до сих пор удивляюсь. Взял — и пошел по тросу на тот берег! Шеста-балансира нету. Высота жуткая. Я привык ходить по канату на высоте 15—20 метров, не больше. А здесь свыше ста метров! Жуть! Но иду. Перешел.
Апрель на дворе. Снег еще кое-где. Ну и, разумеется, следы — Гросса и Матильды... Шагаю, сам не знаю, что дальше будет. Наконец вижу: сидят Эрвин с Матильдой на брезенте и пьют любимый кофе!.. Они, черти полосатые, пикник себе устроили! Я не верю, сижу в заснеженных кустах, слежу. А за кем и за чем? Они допили свой кофе, поцеловались и отправились назад. Возле полыньи ждал их лодочник, местный дядя по имени Ферапонт и по прозвищу «Ошалелый». Он любителей острых ощущений всегда перевозит в ледоход через реку за небольшую плату.
У меня такое впечатление, что вы с Лешей шибко бдительные. Уж заподозрили несчастного немца-безработного в самых тяжких преступлениях. Зачем, спрашивается, я прогуливался по «канатке» на высоте ста метров без лонжи! Обидно.
Так что Гросс, как я убедился,— человек как человек. И напрасно мы его в чем-то подозревали. На этом закругляюсь. Если узнаешь, где сейчас Лешка, как-нибудь сообщи.
Всех тебе благ и успехов на манеже.
ЭРКИН.
ЭРКИН, ДРУЖИЩЕ!
Вот мы встретились во Владивостоке. Август стоит на дворе. Погода здесь странная. Выйдешь на улицу — теплынь, солнышко греет. А через полчаса — проливной дождь! Но город хорош. Стоит на сопках. Народу тут всякого!.. Моряки — из каких только стран их нет! Англичане, американцы, бразильцы... И все в цирк ходят. Так что мы стараемся.
До того стараемся, что Лешка, закрутив с трамплина тройной стрекасат (Когда при исполнении сальто артист летит вперед, а сальто крутит в обратном направлении.— О. С), растянул сухожилия и две недели был на больничном. Мы очень по тебе скучаем, Эркин. Когда-то мы соберемся вместе и создадим аттракцион, о котором мечтаем! В нем будет сочетание многих цирковых жанров: и воздушный полет, и полет с амортизаторами, и эквилибристика, и прыжки партерные, и акробатика на лошадях! Но это не скоро. Только после совершеннолетия.
Мы здесь объедаемся крабами. Они не такие, как в Черном море. Огромные. Туловище величиной с обеденную тарелку. А лапы — поболее полуметра. Из океана приходят суда-краболовы, трюмы которых кишат крабами. Выбираем самых крупных. Разводим костер, засовываем в ведро краба, бросаем перцу, соли, лаврового листа. Вкусно удивительно, никакого сравнения с консервированными крабами «Чатка».
Но жизнь здесь напряженная. В июле, ты знаешь по газетам, японские самураи напали на нас в районе озера Хасан. Это совсем рядом с Владивостоком. Был объявлен комендантский час, часто воют сирены — воздушные тревоги. Короче — прифронтовой город. Но это уже в прошлом. Самураев выбросили окончательно с нашей земли. И теперь в городе царит торжественная, радостная обстановка. Все-таки как здорово! Коварно напали самураи, исподтишка, а по зубам схлопотали!
Здесь с нами работают хорошо тебе известные сестры Кирш. Отец у них обрусевший чех. Две сестры, разумеется, к нам не относятся. Они лет на семь-восемь нас постарше, а старшая из сестер — Ира — даже замужем за чудным парнем, Иваном Хаэовым. Он и гимнаст замечательный, и эквилибрист. И еще он мастер на все руки. Сам смастерил кофр — большой такой чемодан, который, когда поставишь стоймя, превращается в гардероб — такой, что иностранцы поражались: «Мэйд ин Эмеика?» А он отвечает: «Мэйд ин СССР». Так этот Хазов вместе со своим тестем Карелом Киршем такой номер создал с младшей сестрой, Карлой, что просто закачаешься. Называется номер — «Забор». Вот представь. На манеже забор. Выбегают девочка лет тринадцати и вроде бы ее старший брат. И начинают играть. Она карабкается на забор — он за ней. А на заборе — шагает по краю! Делает переднее сальто. Брат оказывается на трапеции, на которой делает копфштейн — стойку на голове. Карла лезет на трапецию, потом ложится на спину, балансирует, а в руках у нее концертино — маленькая английская гармошка. И вот так, лежа, играет она виртуозный каприз Паганини, который не каждый скрипач и в нормальном положении сможет исполнить!.. И вообще... Мы Карлу очень полюбили. Высокая, сероглазая... Мы даже так сказали друг другу: у нас под руками всего одна книжка — «Приключения барона Мюнхгаузена». Бросим жребий, кому эту книжку Карле читать. Выпало Лешке. Он и читал... Вот и все.