Страница 1 из 21
ЕЛЕНА МАКАРОВА
ЕЛЕНА МАКАРОВА
ЛЕТО НА КРЫШЕ
ОТ АВТОРА
Отпуск — время, свободное от работы,— для нас, родителей, пожалуй, единственная возможность побыть вместе с детьми. Все мы, мамы и папы, живем напряженной трудовой жизнью, в которой ребенку подчас не остается места. Дети часто видят нас уставшими, погруженными в свои нелегкие взрослые заботы.
И вот мы все свободны, мы наконец надолго вместе, мы можем путешествовать, играть, гулять. Счастливое время…
Учебный год в нашей студии традиционно завершается веселым детским праздником и родительским собранием. Большинство родителей спрашивают, чем и как заниматься с детьми летом. Мой ответ — «летом детям надо отдыхать» — мало кого устраивает. И я слышу: «Если им предоставить свободу, они развинтятся в один момент», «Они все перезабудут», «Они на следующий год не смогут продуктивно заниматься» и т. д. и т. п. Особенно беспокоит родителей перерыв в музыкальных занятиях.
Таким образом, все упирается в разные цели: дети мечтают побегать, погонять на велосипеде, найти большой гриб и гусеницу, родители же хотят, чтобы дети за лето не отстали.
Как совместить приятное с полезным? Ответить на этот вопрос я и попыталась в этой книжке. Ее можно рассматривать как большое собрание, где мне предоставлена возможность поделиться не только с родителями моих маленьких учеников, но и со всеми взрослыми, интересующимися данной проблемой.
Надеюсь, покидая наше собрание, вы согласитесь со мной в том, что детей не надо специально тормошить, их не надо увеселять, им не нужна наша активная «культурная программа».
Чтобы процесс освоения детьми мира был естественным, органичным, надо на время забыть о своей ведущей роли и сделаться ведомыми.
Отойдем в сторону и посмотрим на собственных детей: вот они бегут с песчаного откоса, разбегаются, падают, кубарем скатываются с горы, вздымая песок и, разумеется, пачкая одежду, но как они счастливы, как сияют их лица! Вот они пытаются плавать, фырчат, надувают щеки, ныряют в том месте, где им по колено. Мы, взрослые, видим, как мелка вода, а дети между тем ощущают себя рыбами, свободно плывущими в океане. Для нас дождь — помеха для прогулок, для детей — событие: капля падает с крыши, сначала она разбухает, потом отваливается и падает в лужу. От нее идут круги, вздуваются пузыри, этот, маленький| совсем,— пузырь-ребеныш, а этот — пузырь-папа…
В такие мгновения происходит чудо: ты вдруг видишь, как дети отделяются от тебя, перестают быть твоей собственностью становятся частью пейзажа, частью природы, и мы ощущаем всеобщность — природа, мы и наши дети. Мы подарили их нашему миру, а значит, и им подарен этот воистину удивительный мир.
ЛЕТО НА КРЫШЕ
Летом не нужно никакого дома, летом можно спать на травке. Ведь лето — это утро.
Маня М., 4 г
Дом, который мы снимаем, на берегу моря. Сойдешь с автобуса, станешь лицом к морю и увидишь серый прямоугольник с крышей-козырьком, торчащей над поселком. Когда же приблизишься, это окажется не дом, а «гараж с мезонином». Половина крыши гаража — основание мезонина, состоящего из двух комнат с большими окнами. Другая часть крыши — свободная, неогороженная. На ней стоит стол — доска на козлах, лавки по обе стороны стола и шезлонг. Густые кусты сирени пологом нависает над крышей, защищают ее от морских ветров.
Крыша — место нашего обитания в недождливые дни. Здесь мы обедаем, рисуем, принимаем гостей и даже спим днем на раскладушках. Гараж на холме, за холмом — море, оно едва брезжит сквозь густую зелень развесистых лип, кленов и ясеней.
Большой хозяйский дом напротив, у подножия холма, второй его этаж как раз вровень с нашим мезонином. У дома лужайка изумрудного цвета с кустами еще не распустившихся роз. Розы повсюду, всевозможных сортов и расцветок. За розовыми плантациями — фруктовый сад, в нем наряду с яблоневыми, вишневыми и сливовыми деревьями растут декоративные, с красивыми, но несъедобными плодами.
Дальше луг с пасущимися на нем коровами — мы видим его с нашей верхотуры, за лугом лес. Кроны прямых высоких сосен, как постовые, охраняют море от поселка.
В детстве я мечтала жить на крыше и, засыпая, видеть звезды. И вот сбылось: сижу на крыше, в шезлонге, укутавшись в плед. Еще сыро — не сошла утренняя роса, капли блестят на листьях сирени, на полиэтиленовой пленке, которой покрыт стол. Светит солнце, но со стороны моря уже ползут облака. Так целую неделю — утро ясное, а к одиннадцати часам небо затягивает дождевыми тучами.
Надо бы готовить завтрак, да лень выбираться из теплого укрытия. Так вольно дышится этим воздухом, напоенным запахом расцветающих лип, к нему примешивается и сосновый дух, и морской, водорослевый. В утренней тишине, еще не заполненной голосами, слышно, как накатывают волны на берег: накат, пауза, снова накат.
Низко над землей парят стрельчатые ласточки, предвещая дождь. На корявых верхних ветвях старика-ясеня рядком сидят сороки. Пострекочут — умолкнут, словно ведут диалог с морскими волнами.
По крутой деревянной лестнице чинно, не спеша взбирается наша любимица — рыжая Лесси. Подходит ко мне, трется острой мордой о плед. Усаживается на задние лапы, а передние кладет мне на колено. Надо уважить старушку. Я приношу из кухни остатки вчерашнего ужина, Лесси мигом расправляется с ними, просит еще.
— Лесси, Лессия! — зовет ее Айна. Она не позволяет Лесси попрошайничать, и Лесси бежит на зов, поджав хвост от смущения.
На смену ей является кошка Лиза. Лизой назвали ее дети, и она уже откликается на это имя. Лиза облизывает то место, где только что лежали мясные кости, урчит, мурлычит. Но я на Лизу сердита. Вчера она утащила у меня кусок мяса, за которым я выстояла длинную очередь. Поняв, что от меня ей ничего не добиться, она трется боком о входную дверь.
— Мама, пусти Лизу, мы ей молока дадим.
ГОЛОСА ДЕТЕЙ И ПТИЦ
Голоса детей поутру — весть о занимающемся дне. У Пети утро начинается с чтения, у Ани с игры, а у меня с кухни.
— Меню на сегодня — намокшая яичница и кофе с дождем? — острит Петя.— Стоит нам сесть завтракать — с неба начинает капать. И на сей раз то же самое.— Все равно пойдем в лес,— говорит Петя.— Мы же вчера договаривались: какая бы ни была погода…
Грязную посуду складываем в таз и ставим под водосточную трубу. К обеду будет чистая.
— Хорошо, что эти облака не нарисованные, а то бы из них шел цветной дождь, и нас бы окрасило в разные цвета,— говорит Петя.
Мы идем по лугу, мимо коров. Ветер, дождь, а коровы стоят, не шелохнутся, шевелят мягкими влажными губами, уминают траву. — Пусть бы они домой шли,— жалеет их Аня,— им же холодно стоять тут!
Винтообразный ветер вкручивает нас в свою воронку, гонит тяжелые тучи, с силой проталкивает их вперед, а легкого Петю он буквально на крыльях несет к лесу. Маленькая щуплая его фигурка, облепленная курткой, удаляется от нас, уменьшается на глазах и пропадает из виду.
— Мам, скорей, он потеряется,— тянет меня Аня за руку. Петя поджидает нас за высоким песчаным холмом. В лесу тихо, только дождь шипит в кронах высоких сосен, словно масло на раскаленной сковородке.
— Такой дождь, а птицы поют. Это, наверное, пеночки, — говорит Петя.
Дети молча слушают птиц. Как запечатлеть их в памяти, умытых дождем, запомнить навсегда, как стоят они, маленькие, средь высоких сосен: на Ане — серый плащик с капюшоном, на! Пете — куртка из болоньи, у обоих руки в карманах, головы запрокинуты к кронам сосен — обители поющих птиц. Видят ли птицы детей?
— И зачем люди ходят на концерты? — Петин голос в наступившей тишине звучит неестественно громко.— Шли бы лучше в лес. Никакой Гайдн не заменит пение птиц. Нет, все-таки Гайдн тоже неплохо,— заключает он после долгой паузы. — Наверное, когда он был маленький, он тоже слушал птиц. А я мам, знаешь, что думал, когда был маленький? Я думал, музыка происходит от дирижера — он своей палочкой как бы вытаскивает из инструментов звуки. Когда острая музыка дирижер как будто колет, а когда плавная — будто гладит ее палочкой.