Секрет покойника

Порфирий встает и подходит ко мне, чтобы лучше рассмотреть ожерелье.

— Знак напоминает мне императорскую монограмму. Но я не уверен.

Он прав. Монограмма Константина это буква Хи, наложенная на букву Ро: . Монограмма этого ожерелья немного не такая, здесь две буквы слиты воедино: — . Как я сам сразу этого не заметил.

— Ты не видел в библиотеке никого, кому оно могло бы принадлежать?

Порфирий качает головой. Симмах хмурится.

— Женщин в библиотеке не было, — говорит Порфирий.

— Но было много христиан. — Симмах стоит у черты, где солнце смыкается с тенью. Одна половина его лица светлая, как золото, вторая темная. — Евсевий из Никомедии. Софист Астерий. Какие-то священники и их прихлебатели.

— Мог ли христианин убить своего единоверца?

Я в первый раз слышу, как Симмах смеется. Звук не слишком приятный — как будто на каменоломне распиливают мрамор. Отсмеявшись, он отхаркивает из горла мокроту и произносит:

— Может ли сова ловить мышей? Философ Порфир очень точно сказал: «Христиане — это темная и злобная секта». Тридцать лет назад мы были готовы уничтожить их всех. Если бы я хотел убить Александра, то сделал бы это еще тогда, и меня назвали бы героем. Теперь же колесо истории повернулось. Они убили собственного бога — есть ли что-то такое, на что они не способны, лишь бы сохранить свои привилегии?

Еще один приступ смеха.

— Они же римляне.

Глава 7

Йорк, наши дни

Город стоял на горе в месте слияния двух рек. В самой высокой точке возвышаются квадратные башни кафедрального собора. Его окружают высокие стены. В свое время они встали мощным заслоном на пути пиктов, викингов, норманнов и шотландцев, но в наши дни не способны противостоять потоку уличного движения, что течет через городские ворота. На противоположном берегу, там, где когда-то были преуспевающие верфи и складские помещения, теперь тянутся ряды офисов и модных сетевых кафе и ресторанов.

Эбби сразу, как только сошла с поезда, прибывшего с вокзала Кингз-Кросс, почувствовала разительное отличие от Лондона. Лондон был теплым и тесным от постоянного соприкосновения десятка миллионов человек, живущих буквально бок о бок. Здесь же от холода у нее сразу раскраснелись щеки. Туман оставлял на лице капли влаги, а нависшие над головой облака обещали неминуемый ливень.

Она вышла из вокзала и под мелким дождем зашагала в город через проем в стене, пробитый для того, чтобы пропустить сквозь него участок объездной дороги. Снаружи притулились несколько надгробных памятников, словно пойманных в ловушку временем и кольцевой дорогой. Мост и гора привели Эбби к величественному памятнику Средневековья — кафедральному собору. Он был возведен для того, чтобы поражать воображение, и даже теперь возвышался над городом как некий гость из инопланетной цивилизации.

Туристический сезон уже заканчивался, но перед собором все равно толпилось немного зевак. Уличный музыкант играл на открытом пианино рэгтайм. Человек, одетый римским легионером, зазывал туристов, приглашая их сфотографироваться вместе с ним. Позади них, никем особо не замечаемый, задумчиво разглядывая сломанный меч, на троне восседал бронзовый император, слегка позеленевший от времени

Дождь тем временем усилился. Эбби вытерла капли со лба и с удивлением отметила, что волосы сильно намокли. Ее тело как губка впитывало падающую с небес влагу.

Позади собора раскинулся лабиринт мощенных брусчаткой улочек, переулков и тупичков, вдоль которых тесно лепились друг к другу высокие, узкие дома. Здания из коричневого кирпича, по всей видимости, были построены лет сорок назад, однако каким-то образом все еще подчинялись древней планировке улиц. Некоторые из них имели узкие, заостренные дверные проемы, над которыми нависали причудливые освинцованные козырьки. Эбби втиснулась в такой дверной проем дома под номером 36 и позвонила в звонок.

Дверь приоткрылась на несколько дюймов, насколько позволяла цепочка, и в щель выглянула невысокая женщина. Розовая кофта. Морщинистое лицо. Темные волосы с проседью собраны в свободный узел.

— Вы Дженни Рош? — спросила Эбби и вздохнула: — Вы сестра Майкла Ласкариса?

Женщине не нужно было ничего отвечать. Эбби поняла это по ее глазам, таким же ярким и живым, как у Майкла, правда, немного угасшим. Сказывались прожитые годы и недавняя потеря.

— Меня зовут Эбби Кормак. Я была с Майклом… Я знала его в Косово. Я была с ним, когда… Извините, что пришла, не позвонив заранее, но я не могла…

Женщина не слушала ее, даже не смотрела на незваную гостью. Взгляд ее был устремлен за плечо Эбби, на улицу и на дождь.

— Вы пришли одна?

— Да, но почему вы?..

— Будет лучше, если вы войдете.

Было трудно представить Дженни сестрой Майкла. Майкл был смелым, бесшабашным экстравертом. Дженни казалась хрупкой и удручающе серьезной. Если Майкл был неисправимо склонен к хаосу, то Дженни содержала свой дом в образцовом порядке. Эбби села на розовый диван, накрытый полиэтиленовой пленкой, и принялась отпивать чаи из тонкой фарфоровой чашки. Каждый квадратный сантиметр поверхности стен занимали фотографии в рамках. С них безмолвно смотрела целая конгрегация. Дети в шортах и цветастых платьицах, заснятые на летних каникулах. Патлатые подростки со смущенными улыбками. Гордые и счастливые взрослые с младенцами на руках. Интересно, кто это такие, подумала Эбби. В этом сверкающем чистотой доме ничто не говорило о присутствии детей, да и Майкл никогда не рассказывал ей о родственниках. Он всегда производил впечатление человека, привыкшего жить на широкую ногу, хотя, судя по этому скромному жилищу, в подобное было трудно поверить.

Несколько рамок были пусты, подобно темным окнам домов. Из них совсем недавно вынули фотографии. История переписана заново.

— Полицейские сообщили мне, что вы тоже были там, — сказала Дженни. — Я хотела связаться с вами, но не знала как. Меня не пустили к вам в больницу. — Заметив на лице Эбби растерянность, она пояснила: — В Черногории. Я поехала туда, чтобы забрать тело.

— Да-да, мне говорили.

— Меня заставили его опознать, — сказала Дженни и вздрогнула. Чай в чашке угрожающе качнулся, но так и не выплеснулся через край. — Мой вам совет: никогда не позволяйте им делать это с вами. Он пробыл в воде три дня, прежде чем его выловили. Ужас. Мне было страшно на него даже взглянуть, но я не хотела, чтобы они подумали, будто я отказываюсь выполнить свой долг. Меня едва не стошнило.

— Они что-нибудь сказали вам? У них есть какие-то соображения о том, кто это сделал?

Дженни поднесла руку к горлу. Длинные тонкие пальцы перебирали золотое сердечко на цепочке.

— Нет. Я думала, что вам что-то известно.

— Не совсем. — Эбби откусила от печенья, стараясь не рассыпать крошки. — Я слышала кое-что, так, слухи: мол, к этому делу причастна некая преступная группировка. Я не знаю, много ли вам известно о Косово и вообще о Балканах, но этот край — что-то вроде Дикого Запада в Штатах. Слабые правительства, не способные обуздать преступность. Такое ощущение, будто сами правительства — марионетки в руках преступников. Майкл работал на таможне. Вполне возможно, он нажил себе врагов, даже не осознавая этого.

— Он ничего не говорил вам? Перед тем, как…

— Вы же знаете, каким был Майкл. Ему все казалось пустяками.

Ее слова вызвали кривую улыбку хозяйки. Казалось, будто Дженни вот-вот расплачется.

— Он всегда во что-нибудь встревал. Даже меня, хотя я старшая сестра, он пытался втянуть в разные авантюры, а потом обвинял меня в том, что я не останавливала его, когда что-то шло не так. — Ее лицо исказила гримаса. — Всегда что-то шло не так.

Дрожащими руками Дженни налила в чашки свежего чая. Носик чайника стукнулся о фарфор.

— Я не удивилась, что все закончилось именно так. Он никогда не относился к числу тех, кто спасает мир, но всегда любил приключения.