Хроника несостоявшегося

– Уже сделано, советник…

* * *

Док ковырял землю на песчаном пригорке. Совочком, позаимствованным в попавшемся на пути детском садике. На недоумённые вопросы он тогда отвечал, что, дескать, пригодится. Вот, видимо, и пригодился. Может, замок построит… Дикая Шэрон метала кинжал в ствол тополя. Несмотря на суровое лицо дивчины, припанкованную причёску, татуху со змеёй, кожаный прикид (откуда только достала?) и пирсинг на правой брови, лезвие вонзалось в цель редко: в лучшем случае, через пять раз на шестой. Шэрон злилась и клеветала на солнце, ветер и древесину. Громила Билл прихлёбывал что-то из фляжки (по утверждению Дока, слабенький морс из остатков засахарившегося варенья, найденного их четвёркой пару суток назад на заброшенном хуторе), пьянея на глазах и отпуская по поводу экзерсисов Шэрон всё более вольные шуточки. Плацебо, чтоб его, раз уж настоящего спирта не достать, и самогипноз. Скользкий ни в коем случае не стал бы доставать женщину с острым ножом, но у всех свои правила жизни, и учить хорошему тону стокилограммового мужика под два метра ростом в его личные правила отнюдь не входило. Сам Арни вертел в руках Штуку, периодически подбрасывая её, от чего та отращивала лишние боковые грани. Сегодня Штука не напоминала ни скошенный цилиндр, как первоначально, ни снежный шар, ни игрушечного осьминога, но походила не египетскую пирамиду в миниатюре. Красная кнопка, как обычно, располагалась на самом почётном месте – на вершине – и тускло светилась багровым, напоминая о подразумевавшейся грозной сути. Почему-то Арни как изначально уверовал в глобальное значение Штуки, так и ни разу в том не усомнился. Если он нажмёт на кнопку, которая так и старалась подвернуться плоским затылком под указательный перст, то произойдёт нечто роковое. Может, инопланетяне исчезнут, будто фата-моргана. Может, человечество рассыплется в пыль, удобрив поверхность порядком уставшей от нахлебников Земли. А может, сама планета расколется на дольки, как гигантский апельсин, и её сожрёт ненасытное Солнце. Океаны вскипят, приготовив тонны рыбы-гриль... Горы обрушатся в долины, уравновесив пейзаж... Магнитные полюса поменяются местами… Семь казней египетских будут повторяться еженедельно… Короче, некий фактор изменится настолько, что привычное вялотекущее существование канет в Лету. Наверное, и неплохо бы...

Между тем, лес на горизонте шумел всё так же угрожающе, и скрытого им искомого зарубежья не было видно. Ибо над границей тучи шлялись хмуро, а предшествующую бору контрольно-следовую полосу заволокло туманом столь густым – хоть Шэроновым ножичком режь. Зато и из пришельцев никто не проползал вблизи, не проезжал мимо, не пролетал над головой. Кроме их четвёрки, разумной жизни вокруг не наблюдалось. Вообще с фауной тут было плоховато — одна флора, да и та чахлая. Если не брать в расчёт угрюмого леса.

– Хай, Громила, когда выходить-то будем? – поинтересовалась дама, устав уродовать зелёные насаждения.

– Подожди чуток, Дикая. Я думаю, как нейтрализовать служивых.

– Так нет же их. Ни наших, ни Чужих.

– Должны быть. Иначе через неохраняемую границу уже полстраны пешком бы утекло. Нафига здесь оставаться? Нет, есть тут кто-нибудь. Замаскированный. Или заминировано здесь. Иначе быть не может, поскольку по-другому и не бывает.

– Это вряд ли, джан, – вмешался в диалог Док. – Ты хоть один труп видишь? А идиоты, ара, найдутся всегда, и хоть кто-то должен был пройти через минное поле… но не до конца.

– Звери растащили, – неуверенно предположил Билл.

– Кости бы остались, дорогой. Или ты представляешь себе медведя? Так косолапый сам бы взорвался к своей мохнатой матери. Или это был крайне везучий мишка, ара? Так мыслишь?

– А я что? Я ничего. Пошли тогда. Но если рванёт – я вас предупреждал.

– Без меня, ара джан. Мне и здесь неплохо. Да и жена, знаешь, – не могу же я супругу бросить. Кто ей в старости стакан воды поднесёт?

– Кальмаряне, – сказал Арни, сжав в кулаке Штуку с такой силой, что та превратилась в некое подобие гантели, один из шаров которой был алым и чуть плосковатым, – у них семь рук, сгодится семерым прислуживать. И, кстати, три ноги, так что двигаются они в полтора раза быстрее тебя, Док.

– Кальмарян ты только что придумал. Кстати, не смешно – и даже обидно, джан.

– Да чтоб мне под землю провалиться – не придумывал, – возразил Скользкий. – Видел своими глазами.

И в самом деле, видел. В доисторические времена. В тупом комиксе отечественного производства. Назывался, помнится, «В жутких глубинах беспросветного Космоса». Или как-то вроде того. Знали бы авторы, что через пару лет произойдёт прямо среди родимых осин…

– Ладно. Всё равно не пойду.

– Тогда и я пас, – сказал Арни. – Я с Доком. Я с ним давно землю топчу. Привык.

– И какого же чёрта вы две недели сюда пёрлись? – удивился Билл. – Безо всяких подпространственных коридоров же, пешкодралом! Не врубаюсь.

– Ладно, – махнула рукой Дикая, от чего кинжал едва-едва вместо древесины не оприходовал её собственное бедро. – Пошли, Громила!

И она, попытавшись грациозно вскочить, плюхнулась на задницу. Не смутившись, поднялась снова, но уже опершись о поверхность планеты, как рядовые сапиенсы.

По мере приближения к стене тумана, маслом на бутерброде стелившегося над КСП, ноги парочки нарушителей государственной границы причудливым образом удлинялись, а верхние половины тел, напротив, ужимались и скручивались.

– Пошли, джан, – сказал Док. – На ближайшем привале мы их встретим. Чужие – не дураки. Если постановили, что прохода нет, то его и не будет. Ни по земле, ни по воде, ни по воздуху.

Он оказался прав лишь наполовину. Тем же вечером у костра появилась Шэрон – растерянная, взлохмаченная, в ещё более растрёпанных, чем причёска и одежда, чувствах. В тумане они с Громилой как-то разделились (хоть и по-детсадовски держались за руки, в чём Дикая призналась с явным смущением), и тот так и сгинул. Возможно, просто вышел где-то в другом месте… Док не стал спорить, но Арни видел его скептическую усмешку. Он в который раз подумал, что чёртов Харрисон обычно оказывается прав...

* * *

Беседа 13.

– Ну, досточтимый патриций, вы знаете, чего мы от вас ждём с нетерпением.

– Один день жизни. Опять. И долго мы будем этой бодягой заниматься? Когда я увижу, наконец, обещанное лекарство? Это уже отдаёт неуважением, всадник. Надо ли мне напоминать, что может последовать за обвинением в неуважении?..

– Поверьте, дорогой патриций, мы – и я, и мой ассистент, присутствующий здесь экзекутор Клебопег, и бригада лаборантов – трудимся, не зная устали. Порой и ночью… Но не стоит об этом. Проблема не так проста, как могло бы показаться человеку несведущему… менее чуткому к новым веяниям и образованному в вопросах медицины, чем вы, советник. Гипнос – бог могучий, и преодоление его козней требует времени и толики везения.

– Ладно. Я понял. Работайте. Но помните: я – лицо заинтересованное и слежу за вами в оба. Надеюсь на вашу репутацию и ответственность. Однако что же вам рассказать, не выдав государственных тайн? В последнее время мы занимались лишь делами сугубой важности. Преддверие Катастрофы, сами понимаете. Органы безопасности донесли, что вторжение бронированных ящериц с Ганимеда начнётся буквально вот-вот. В ближайшие месяц-два. Так что из текущих дел придётся выбрать наименее секретное.

– Не беспокойтесь, советник, наши уста замурованы клятвой Гиппократа.

– Да-да. Хорошо. Тогда вот: позавчера у нас прошли тестовые гонки на колесницах. В рамках общеимперских учений. Конные квадриги, сами понимаете. Стадион, толпы народа — патриции, естественно, и члены их семей. Конечно, содержанки в лучших нарядах, жёны тоже... неплохо одеты были... Ну, понятно, мальчики из гимнасия, как всегда, выстроились юцедом.