Купериада

Пока налив выдавал на-гора сей монолог, Лёва с опаской поглядывал на линию горизонта. Уже несколько минут над ней концентрировалась чёрная «шапка», заметно прибавлявшая в высоте.

– Что там такое? – наконец решился он обратить на странный феномен внимание собеседника.

– Где? Ах, это. Цунами, должно быть. Наверное, где-то на дне опять произошло ихтиотрясение. Вообще-то высоколобые гундели, что сейчас период стабильности и раньше, чем лет так через тысячу, никаких этих… какаклизмов не случится, но кто ж их прогнозам верит?! Из нормальной рыбы, понятно. Да ты не боись, братан, нам ничего не грозит. Мы ж водоплавающие, прикинь, что нам в океане сделается?!

– Но я-то нет!

– Ну, это твои проблемы, брат, сам понимаешь…

Лёва вскочил и с криком бросился по ускользающему мелководью прочь от нависающей суперволны. Однако цунами оказалось куда быстрее и уже облизывалось пенным языком над своей вопящей жертвой, когда мускулистая зелёная рука внезапно вырвала нашего героя из объятий коварной стихии и вознесла над ними. Лёвушка поднял глаза. На пороге открытой кабины туристического геликоптера-автомата, закинув ноги одна на другую (что странновато смотрелось при трёх-то нижних конечностях), восседал Конструктуарий Великолепный и гордо взирал на спасённого родственника.

– А ведь если бы я не поспел буквально в последнюю секунду, – загадочно произнёс он, – ближайшая история Универсума развивалась бы совсем по другому пути. Это к вопросу о роли личности в прогрессе цивилизации.

Он явно был настроен поговорить, однако висящему над котлом бурлящей воды Лёве было не до философских вопросов бытия. В данный момент он совершенно не готов был соотносить себя с остальной реальностью и жаждал лишь в ней остаться. По возможности – на максимально длительный срок.

* * *

– И как ко всему этому относятся остальные цивилизации Вселенной? – спросил (имея в виду некоторые специфические особенности ихтианского жизнеустройства) Лёва позже, на «Непобедимом», когда экипаж, как обычно, собрался перед стартом в кают-кампании.

– А никак, – ответствовал Куперовский-с-Веги, поправляя сиреневую пилотку а ля Джавахарлал Неру. – Внутреннее дело. Должны же быть у планет какие-то внутренние дела?! Вот это как раз оно. Мало ли кто кем питается?! У вас вон даже дельфинов едят. И обезьян, даром что они ваши родственники. А на Ихтию представители других рас прилетают в отпуск – рыбку половить. Удочкой или спиннингом. Она и на мотыля хорошо клюёт, и на опарышей. Однако особенно идёт на тринитротолуол. Ну этот, знаешь, шашечками. В любом охотничьем магазине можно достать. А что такого? С точки зрения их же жизненной философии всё нормально. И потом, жареный налив, да со сметанкой, да под лосьончик «Утренний» – это тебе не канась! Славно…

– Есть время собирать камни, есть время разбрасывать камни, а есть время закидывать эти чёртовы камни в мусорный грузовик. И вот оно-то тянется гораздо медленнее, – задумчиво, хотя и невпопад, произнёс компьютер.

* * *

– Сегодня мы посетим самое знаменитое место Вселенной! – провозгласил с утра Кон, вышедший к завтраку в берете с пером из павлиньего хвоста.

С момента пробуждения экипажа Арон был необычно сдержан, на запросы отвечал сухо, без эмоций, ровным «автоматическим» голосом, и потому у капитана было превосходное настроение.

– Межпланетная таверна «Форма Сущности»!!! Правда, сейчас не сезон, да и ждать до вечера у нас нет возможности, но даже побывать в этих стенах!,,

– А что за планета?

– Да неважно. Камень номер такой-то. Главное – Таверна!

Первым впечатлением от порта был облезлый двухэтажный космобус фирмы «Вольксфакен» устаревшей конструкции и пониженной комфортности. Возле него румяная двухголовая молодуха в золотисто-алом балахоне на голый скафандр вещала в хрипящий и подвывающий мегафон:

– Посетите планету русопятов! Вы нипочём себе не простите, если не сделаете этого! Не погостил у русопятов – считай, жизнь прошла мимо тебя!

– Что за планета такая? – спросил Лёва у Дяди. – Может, и нам следует там побывать? Ради дополнительной информации и новых впечатлений?

– Не стоит, – откликнулся Кон, увлекая Лёвушку прочь, к выходу в город. – Аборигены ужасно одеваются: сплошь мутно-серая гамма – мрачны, злобны, боязливы, неприветливы, терпеть не могут приезжих и прячутся от них в норах. Однако крайне нуждаются в деньгах богатых инопланетян и потому вынуждены их терпеть и даже зазывать к себе. Прочих побивают камнями и изгоняют. Никогда не знаешь, что у них на уме.. Не выносят чужого мнения, если оно отлично от их собственного, выстраданного в самых глухих отнорках. В случае возражений лезут в драку, пинаются задними лапами, царапаются передними, кусаются и плюются. При этом стараются попасть в глаза или на одежду. Однако, если им дают отпор, очень обижаются и даже плачут, после чего требуют защиты у местных властей.

– А почему они так называются?

– Да пятки у них поросли густой русой шерстью. Во многих научных справочниках их ещё сливянофилами зовут, потому что сливы очень любят. Кстати, сливы у них действительно невероятно вкусные. Особенно на юге. Хотя на экспорт в основном идёт продукция массового истребления.

Роботакси остановилось за два квартала до Таверны. Дальше было не проехать из-за привольно раскинувшейся ярмарки.

– Вот поэтому с утра и днём в Таверне маловато посетителей, – пояснил Кон. – К вечеру-то торговля сворачивается. Впрочем, здесь тоже попадается кое-что… любопытное.

На ярмарке действительно было на что посмотреть. Здесь было всё и даже сверх того.

Летающие паласы, съедобное невидимое нижнее бельё, дезодорант с запахом лимона и лимон со вкусом дезодоранта.

Ддетский строительный набор, собранные из которого здания, если их сбрызнуть водой, вырастают до величины небоскрёбов.

Игрушечная железная дорога, на которой работали и по которой путешествовали живые, хотя и крошечные создания, и потому можно было устраивать столкновения поездов, взрывы и крушения с настоящими жертвами.

Целые галактики, аккуратно упакованные в брелки для ключей.

Горячее, холодное, психическое и тектоническое оружие с тысячи планет.

Горячая и холодная еда оттуда же.

Горячая, тёплая и холодная дружба в тюбиках, таблетках и пульверизаторах.

Любовь, очень похожая на единственную.

Любовь, поразительно напоминающая настоящую: продавец утверждал, что лишь эксперт в состоянии отличить (ну, не знаю; Лёвушка, вроде бы, отличил – как он утверждает).

Настоящая любовь, но за большие деньги.

Настоящая ненависть, почти бесплатно.

Скорбное бесчувствие в аэрозолях.

Свобода в ампулах.

Счастье для всех, и чтобы никто не ушёл обиженным – угрюмого вида бронетранспортёр с параболической антенной на крыше; впрочем, был и дешёвый заменитель – в виде бурого порошка.

Целый ряд занимали средства для ухода за кожей: свежеватели, скальпировальные машины, дубильные составы, аппараты мгновенной сушки, наполнители чучел, наборчики «Гламурный таксидермист» и кремы, кремы, кремы… Даже, почти как в рассказе любимого Лёвой писателя, крем после битья, крем после нытья, крем после вытья.

В одном месте Дядя Кон чуть не приобрёл универсальный женозаменитель с ароматом семейного уюта, уже воскликнул хищно:

– А что у меня в карманцах?!

Однако в карманцах оказалось маловато, и раздосадованный Дядя ускоренно протащил Лёву мимо торговцев истинной радостью, неподдельным горем, частичным и полным бессмертием, неуязвимостью, беззащитностью, красотой, добротой, честью, совестью, смелостью, нугой и сахарной ватой прямо к внушительному зданию с распахнутыми двухстворчатыми дверями метров пяти в высоту и толщиной сантиметров в пятьдесят.