Страница 6 из 56
В это время митрополит вел отчаянную борьбу с ересью «жидовствующих», как называли последователей учения, проникшего на Русь из Европы, через Литву, где сильна была община «караимов» — иудейской секты, возникшей еще во времена «вавилонского пленения». Учение караимов широко распространилось на всем Ближнем Востоке, проникло на Северный Кавказ, в Крым, а оттуда в Великое княжество Литовское, простиравшееся тогда от Балтики почти до самого Черного моря. Толчком к возрастанию популярности этого религиозного течения послужили «несовпадения» дат
объявлявшегося несколько раз конца света, из-за чего лидеры «жидовствующих» — а это были люди, как правило, получившие хорошее образование — стали ставить под сомнение всю христианскую хронологию.
Проповедь «жидовствующих» составляла жгучую смесь еврейской религиозной литературы, астрологии, нумерологии, кабалистики и прочих «тайных наук». На Руси первым новое соблазнительное учение восприняло новгородское духовенство, сумевшее сохранить свое обращение в глубокой тайне. Случилось это около 1470 года, когда в Новгород, по старинному обычаю этого независимого тогда государства, призвали на княжение литовского князя Михаила Олельковича Слуцкого. Сам Михаил Олелькович был православным, но считался подданным католического польского короля Казимира ГУ. Князя призвали по предложению новгородского архиепископа Ионы, сторонника независимости Новгородской республики от Москвы, но к моменту приезда Михаила Олельковича архиепископ умер, его место должен был занять один из претендентов, избиравшихся жребием. Выбор был между ключником покойного, Пименом, которого поддерживали приверженцы союза с польским королем, и протодиаконом Феофилом, представителем партии сторонников союза с московским князем Иваном III. Жребий избрал Феофила, и призванный на княжение Михаил Олелькович оказался в крайне затруднительном положении, а потому, едва узнав о смерти своего брата в Киеве, уже в марте 1471 года, прокняжив всего несколько месяцев, навсегда покинул новгородскую землю. Однако за этот короткий срок случилось нечто очень важное для новгородцев, да и не только для них.
В ноябре 1470 года в свите князя Михаила из Киева в Новгород прибыло несколько купцов-евреев со своими товарами. После отъезда князя киевские гости остались в Новгороде. По обычаю той поры, городские храмы играли важную роль в торговле, являясь отчасти прообразами банков и страховых компаний. Русские города застраивались преимущественно деревянными домами, и только княжеские палаты — и то не везде — да немногие церкви возводили из камня. Подвалы каменных зданий использовали как надежные кладовые, в которых хранили самое ценное, рассчитывая уберечь от пожара и воров. В торговом городе Новгороде в амбары при
храмах «на ответственное хранение» сваливали привозимые купцами товары, в самих храмах хранили точные весы и меры, что являлось гарантией честных расчетов при заключении сделок. Наконец, среди церковного клира было больше грамотных, которые могли зафиксировать на письме условия при совершении торговых и заемных операций.
Таким образом, у приехавших из Киева еврейских купцов было множество поводов и возможностей познакомиться с новгородскими священниками, имея с ними чисто коммерческие дела, однако этим дело не ограничилось. Среди торговцев был некто Схария, по исповеданию принадлежавший к караимам. По разным свидетельствам, он был уроженцем Крыма, но в молодые годы переселился в Киев, где и обосновался весьма прочно.
История киевской еврейской общины началась еще в X веке; самым древним письменным документом, «имеющим киевское происхождение», является написанное на прекрасном иврите письмо киевского купца Якова бер-Ханнукка, отыскавшееся среди раритетов каирской «генизы» — хранилища свитков и книг с упоминанием Бога, обветшавших и вышедших из употребления, которые, однако, по иудейской традиции, нельзя уничтожать. Под письмом бер-Ханукка стояли подписи двенадцати человек, судя по именам — евреев киевской общины. В позднейших документах неоднократно упоминается Жидовский квартал и Жидовские ворота Киева; это говорит о том, что многочисленная иудейская община в городе была «исторически прописана» и занимала определенное место в общественной жизни. Киевские евреи славились своей «книжной ученостью», с ними не чурались водить знакомство аристократы лучших родов, а князья брали их на службу, поручая сборы податей, дипломатические миссии, а также лечение собственных персон и «предсказания будущности». Один из тех, кто был вхож в терема киевского князя и его ближних людей, был Схария.
Где и когда этот человек получил образование, точно не известно, но острый ум и недюжинные познания сделали его лидером киевской общины караимов. Схария прекрасно знал Ветхий и Новый Завет, изучал философские системы, занимался естественными науками и математикой, слыл незаурядным астрологом. Эти его увлечения пуще коммерче¬
ских вопросов сблизили его с новгородскими «книжниками», большей частью группировавшимися вокруг книгохранилища Софийского собора. Доверенному кружку «книжников», сложившемуся вокруг него в Новгороде, Схария и открыл основы учения, которое проповедовал.
Семя проповеди Схарии упало в хорошо унавоженную почву. В Новгороде, как и во всяком другом торговом городе, где во множестве бывали люди из разных стран света, изъяснявшиеся на многих языках, к вопросам веры относились достаточно либерально. Новгородцы по своим делам часто бывали в городах Ганзейского союза, где знакомились с учениями многих сект, которые в преддверии ожидавшегося светопреставления в изобилии плодились по всему христианскому миру.
Как водится в таких случаях, наставник-ересиарх вел своих подопечных от этапа к этапу, убедив их сначала в отрицании монашества и церковной иерархии, посеял сомнение в святости мощей праведников, силе и важности крестного знамения, после чего от почитания святых икон ученики уже отказывались совсем легко. Следующим шагом стало признание ненужности самих храмов, отказ от таинств церкви вообще, а в особенности от причастия. Так они подошли к отрицанию троичности Божества, божественности Христа, воплощения Бога и бессмертия души. Во главу угла своей веры Схария положил Моисеевы заповеди во всей их ветхозаветной чистоте, признав их альфой и омегой религии.
Первым учеником Схарии стал новгородский поп Дионисий, который привел к наставнику своего товарища, иерея Алексея, и уже на пару с ним они «склонили к жидовству» Алексеева зятя Ивана Максимова, его отца и многих других знакомых и родственников: священников, дьяконов, причетников и клиросных певчих. Обратили в ересь и такую важную для новгородцев фигуру, как протопоп Софийского собора Гавриил. Положение тайных еретиков из числа новгородского священства было чрезвычайно выгодно. Отпавшие от церкви продолжали служить в храмах и пользоваться их доходами, а вместе с тем искали возможных сторонников секты среди прихожан, выбирая из них тех, кого считали достойными. Наученные Схарией обращенные из православных священников, выступая в роли вербовщиков секты,
действовали очень осторожно. Прежде чем открыть перед кем-либо суть своего учения, долго к нему присматривались. С людьми, твердыми в вере, они держались как истинные православные. Тем, кто обличал еретиков, поддакивали и сами поддерживали их гневные речи. Но если примечали в человеке слабость и сомнение, то не упускали случая взять его в оборот.
Переметнувшиеся на сторону караимов новгородские попы, «внешне блюдя благочестие», в быту «держась иудейского закона»: в среду и пятницу ели скоромное «и иные еретические дела творяху, их же не мощно описанию придати». В частности, они служили литургию, прежде плотно позавтракав, что является страшным кощунством, так как по завершении таинства евхаристии священник должен оставшееся в чаше причастие употребить сам, а это делается строго натощак. На людях праздновали христианскую Пасху, а тайно, в своем кругу, справляли еврейский праздник Пейсах и, соблюдая правила «Кашрута», не ели «хамец» — хлеб, выпеченный из перебродившего теста, употребляя вместо него мацу.