Молитва Идиотов

Чесотка, вши и перхоть (где было бедному пьянице взять деньги на чудо-шампуни), конечно же, не джентльменский набор, да и ссадины и раны на теле не украшение рыцаря, ибо заработаны они были в основном по пьянке, когда «сердобольные» собутыльники помогали своему сварливому товарищу «почесать» когда руки, когда ноги, а чаще всего, морду - лицо об матушку - землю.

Я облегченно вздохнул: «Все это легко поправимо: были бы деньги. Деньги?!» - озабоченно почесал я, уже успокоившееся было, тело.

Дорогу к своему новому дому я знал и, как Тарзан, нагишом, и, прикрываясь биноклем, как фиговым листком, обречено направился легкой трусцой в лесную чащу.

Не райские это были кущи, скажу я вам, для босоногого человека, чьи конечности - быстро мы к хорошему привыкаем ­уже попривыкли к кожаной обуви ручной работы.

Но я не скулил, ибо рядом не было моей сердобольной, которая бы меня согрела и пожалела.

«А вот и моя обитель!» - обрадовался я концу своих блужданий по лесу. Но радоваться, сказать по правде, было не чему.

Некогда добротный не дом, а домище, напоминал теперь скорее медвежью берлогу.

Со двора и с дома, как я чуть попозже убедился, все что можно было снять, было снято и продано. Теперь уже шла заключительная фаза хозяйствования: подчистка территории, о чем свидетельствовала ручная тележка, нагруженная металлоломом и одиноко стоявшая посреди пустынного двора.

С полчаса я походил по дому, по двору.

«Боже, где мне спать?! Боже, что мне есть?!» почувствовал я себя снова человеком.

От царившего вокруг запустения у меня закружилась голова, и опустились руки, но бурчащий, пустой, а значит, и голодный желудок не дал нам всем умереть и взял командование на себя.

и покатилась, нагруженная всякими железяками, тележка к ближайшему пункту приема «чермета», всего-то за каких-то пару километров от лесной сторожки.

Пришлось попотеть и я не раз вытирал взмокревший лоб длинными рукавами егеровского пиджака. Слава богу, одежды от старшего егеря осталось много: хоть завались. Но мой предшественник, его сынок, то ли побрезговал папашкиными шмотками, то ли был «модник» и не мог носить одежду на пару размеров больше.

Я же такому обширному гардеробу искренне обрадовался: наконец-то нашлись чистые трусы. ( Большие конечно, но семейные трусы все такие: ниже колен.) А брюки, рубашку и пиджак можно подвернуть и закатить. В туфли же я обулся, предварительно одев на ноги по три носка, и они мне оказались в самыи раз. Так что слава «секонд хенду», подрубившего на корню некогда бойкую торговлю наших «блошинных» рынков.

Поздно вечером, я с трудом притащил ноги домой и свою кормилицу тележку, на дне которой лежал огромный пакет набитый дешевой, но калорийной и «полезной» пищей. Но, наевшись до отвала и хорошо выспавшись в поеденном мышами, но все также теплом спальном мешке, я проснулся утром бодрым и молодым.

- Насколько молодым? - было мне интересно, и я принялся искать «свои» документы.

(У же раскрутившись и имея весьма весомый ежегодный стабильный доход, я для солидности и имиджу купил себе пару престижных дипломов о высшем образовании. Много кое-чего было у меня в той жизни.)

Сергей Богатырев тоже оказался не лыком шитый, ибо, на что я первое наткнулся: это было его водительское удостоверение с ... открытыми всеми категориями. «Это ж, сколько кабанов и лосей поплатились жизнью за эти «корочки»? - присвистнул я удивленно.

А когда я нашел остальные документы, то обрадовался двум вещам: во-первых, тому, что мне всего на всего двадцать один год (я был моложе от себя прежнего на девять, а от Нины на шесть лет), а, во-вторых, техпаспорту на украинский «народный»[2] автомобиль «запорожец», ибо у меня была слабая надежда, что это наследство еще Серегой не пропито, о чем свидетельствовала запертая гаражная дверь, что моя зрительная память отметила еще вчера вечером.

Гараж для «запорожца» у бывшего старшего егеря был прочнее и надежнее, чем у меня для наших с Ниной не дешевых иномарок, заключил я после внимательного осмотра. «Не гараж, а дзот! - после тщетных попыток проникнуть внутрь с досадой подумал я. - Не удивительно, что этот орешек для ретивого наследника оказался не по зубам».

«Без родного ключа с этими воротами делать не чего», ­решил я немного поостыв. И оставив все на потом, отправился нагружать тележку очередной порцией металлолома.

Потом пришло через неделю, когда кончились запасы металла. На этот раз ключ я нашел быстро: психологически войдя в образ старшего егеря.

К моей радости «запорожец», хотя и покрытый в палец пылью, оказался на месте и в рабочем состоянии, но бензобак был сух и пуст.

Автомобиль был последнее «мое родовое» достояние, которое я мог продать и я, преодолевши соблазн, решил все же остановиться у последней черты и попытаться эти деньги заработать.

Благо, за неделю самолечения с минимум лекарственных средств (мой желудок не желал тратить деньги, зарабатываемые таким тяжелым трудом, на «косметику»), я достиг заметного прогресса и уже мог показаться на людях.

Вот только за вшей, которые к тому же оказались лобковыми, пришлось все вокруг выбрить, в том числе, и на голове, а мне бритоголовые никогда не нравились.

Я считал, что бритоголовые головы, как правило, пустоголовые и видимо был прав. Ибо, когда я побрив голову, задумался о дальнейшем пути добычи хлеба насущного, мне пришла, как тогда считал, хорошая мысль.

В нашей компании «Талисманы Украины» имелось одно узкое место: это ночная погрузка деревянных заготовок ­полуфабрикатов для наших немецких предприятий. Несмотря на высокую аккордную плату (сто гривен за двенадцать часов работы), в желающих работать грузчиками нынче всегда испытывался дефицит.

Когда мы в Лесногорске только разворачивали свое дело, люди толпами валили на любую работу, но плохое, как и хорошее, быстро забывается. Ведь в этом году, в здании некогда местной «Службы занятости», вновь открыл свою работу детский садик.

И квалифицированные, а значит, и хорошо зарабатывающие рабочие, ночами теперь дрыхли непробудным сном под теплыми бочками (сытая жизнь всех нас делает похожими на созвучный этому слову предмет) своих жен, и работать их в ночные смены не заманишь нынче не за какие коврижки.

И шли в грузчики, в основном, пьяницы и скандалисты. Заведовал складом полуфабриката и нанимал всю эту братию кладовщик по призванию и по рождению (сын раба может быть лишь рабом, а сын кладовщика ... ) некий Иван Семенович Кнурец.

Вот к нему я под вечер и направил свои стопы. Документов с меня никаких не потребовали, а выдали пару быушных хлопчатобумажных рабочих рукавиц и поставили с тремя, забулдыжнего вида, сотоварищами загружать автофургон немецкого дальнобойщика.

В глубине огромного ангара ждали своей очереди еще три фуры.

Под утро, закончив загрузку всех машин и валясь с ног от усталости, мы подошли к Иван Семеновичу за расчетом.

Стоя у «аквариума»: стеклянной конторки, Кнурец, держа в руках пухленькую пачку денег, выдавал шоферам ­дальнобойщикам: двум немцам и двоим нашим, дорожные «премиальные» для ускоренного прохождения таможенного досмотра. («Нововведение» нашей компании,» - мысленно возгордился я.)

Но тут же гордости и радости у меня поубавилось, ибо вместо причитающихся мне ста гривен, поделившись со мной по­братски, Иван Семенович сунул мне аж семьдесят, оставив себе меньшую половину моего заработка.

«Да это же наглый грабеж!» - Не смог я оценить такого великодушия и растерянно посмотрел на своих ночных партнеров. Те молча, как должное, восприняли происходящее и, бережно рассовав деньги по карманам и заначкам, спокойные и уставшие направились к выходу из ангара.

«Нет! Я этого так не оставлю, - плюнул я на все, закипая, и рывком снова развернулся лицом к Кнурцу.

Тот по-барски снисходительно - вопросительно взглянул на меня снизу вверх.

Я тоже улыбнулся в ответ многообещающе и выдал отличный хук в солнечное сплетение.

Оповещение сработало мгновенно, мне даже показалось, раньше, чем раздалось короткое: «Ох!» - Ивана Семеновича, и шестеро крепко сбитых молодцов со всех концов ангара поспешили к месту происшествия.