Страница 68 из 71
– А ты самая упрямая старая карга!
У входа в палатку кто-то прокашлялся, и все трое обернулись.
– Ты упрямый пердун, она упрямая карга, – согласился Рамон. – По-моему, вы просто созданы друг для друга.
Рэдфут приветственно кивнул. Он оставил на телефоне мальца сообщение, приглашая его принять участие в вечернем представлении, но Рамон не перезвонил, и Рэдфут сомневался, что он придет.
– Я бы этого хотел. Но твоя мать видит все иначе.
– Тебе-то откуда знать, что я вижу? – возмутилась Вероника.
– Сама сказала, – ответил Рэдфут.
– Это было на прошлой неделе. Женщина имеет право передумать.
– И передумала?
Поселившаяся в груди тяжесть начала ослабевать.
– Нам пора, – влез Рамон. – Можете обсудить свое будущее позже.
И под стук барабанов жестом позвал Мэтта за собой.
Рэдфут улыбнулся любимой:
– Да, обсудим все позже.
А проходя мимо, взял ее за руку и чуть сжал. Она не стала противиться, и внутри поселилась легкость. Затем Вероника еще и сладко улыбнулась, и по дороге из палатки Рэдфут мог думать только об одном: срочно надо забрать у Ская таблетки.
– Да где ты, черт возьми? – бормотала Шала, пытаясь через объектив камеры отыскать в толпе Ская.
Танцоры собрались на краю арены, но его там не было. Застучали барабаны, Рэдфут и старейшины направились в центр площадки.
– Кого-то потеряла? – раздался глубокий голос Ская, и его дыхание опалило шею.
Шала развернулась. На нем красовался костюм для пау-вау, разве что без головного убора. Взгляд скользнул по твердому мускулистому телу, но нигде толком не задержался, а сосредоточился на загипсованной руке.
– Это у тебя камера? – В глазах Ская вспыхнули насмешливые искорки.
– Я слышала, правила изменились, – заметила Шала.
– Ага. – Здоровой рукой он погладил ее по предплечью, и сердце болезненно екнуло. – В город явился голубоглазый ангел и все изменил.
Шала указала на гипс:
– Сломана?
Она поехала в больницу вместе со Скаем, но потом приперся Филлип и утащил ее, сопротивляющуюся и вопящую, в полицейский участок. Наверное, Скай его и попросил, помня, как она ненавидит больницы. Вот только он не знал, что находиться вдали от него куда страшнее любых воспоминаний о прошлом. Где-то час назад Филлип отпустил Шалу к Лукасу, а тот привез сюда, сказав, мол, Скай скоро появится.
– Угу, сломана.
Она слегка подалась вперед:
– Вот что выходит, когда пытаешься вести себя как голливудский коп.
– Эй, если моя девочка просит Голливуд, она его получает. – Он сжал руку Шалы в своей. – Пойдем куда-нибудь, где можно поговорить.
– А как же съемка?
– А что с ней?
Скай потянул ее за собой, и Шала не колебалась. «Я люблю тебя». Весь день она проигрывала в голове слова, которые он сказал, прежде чем выпрыгнуть из укрытия. И уже начинала бояться, что все себе придумала.
Хосе наблюдал за отцом, что величаво стоял среди старейшин и рассуждал о культуре и вере своего народа. В груди разгоралось изумление. Сколько раз он бывал на таких вот представлениях и слушал обращение отца к толпе? Почему прежде не испытывал такой гордости и чувства принадлежности?
Хосе до сих пор помнил день, когда он впервые отказался участвовать в церемониях. Отцу было больно, он разозлился и потребовал, чтобы Хосе переоделся и внес свой вклад. И лишь мать его поддержала, сказав, дескать, он должен найти собственный путь. Но теперь он засомневался, что выбранный путь оказался верным. Нет, Хосе не жалел о том, кем стал, что делал и во что верил, но сейчас он понял, что упустил нечто очень важное.
Старейшины двинулись прочь с арены, и Хосе повернулся к стоявшей рядом Марии. Проклятье! Ему дали одно паршивое задание на этот вечер: проследить, чтобы Мария увидела танец Мэтта. А она ушла. Хосе ринулся на поиски.
Общаясь по телефону с потенциальным клиентом, Мария присела у торговой палатки. Рэдфут рассердится, если узнает, что она протащила на пау-вау мобильник, но Мария не особо волновалась.
– Вот ты где!
Она услышала рев Хосе, и в ту же секунду он схватил ее за локоть и потянул в толпу зевак, явно над чем-то потешавшихся. Мария прикрыла трубку рукой:
– Стой. Это важный звонок.
Хосе поднял ладони, будто сдаваясь, а потом выхватил у нее мобильник, сбросил вызов и вновь потянул ее за собой.
– Шевелись!
Мария не успела даже подумать о том, как бы от него отделаться, когда до нее дошло: что-то не так. И только через минуту осознала, что дело в смехе зрителей. Пау-вау не славился веселыми номерами. И все же злость на грубость Хосе оказалась сильнее любопытства.
– На черта ты это сделал? – взвилась Мария.
– По-моему, весьма наглядное доказательство, а? – Он указал на арену.
– Доказательство чего?
– Что белые не умеют танцевать.
Мария повернулась и…
– Что, блин, он творит?
Мэтт. Это был Мэтт. Она смотрела, как его головной убор свалился, а когда горе-танцор наклонился, чтобы его поднять, набедренная повязка задралась, оголяя зад. Толпа вновь разразилась хохотом. Мария прикрыла рот, сдерживая смех.
Но стоило заметить в глазах Мэтта смущение, веселье испарилось.
– Зачем Рэдфут так поступил? – прошипела Мария.
– Это не Рэдфут. Мэтт сам захотел. Кажется, он готов на что угодно, лишь бы вернуть свою девушку.
Мэтт нашел ее взглядом, и она поняла, что Хосе говорит правду. Головной убор опять соскользнул – на сей раз на лицо танцора. Сердце Марии разрывалось.
– Останови это! – попросила она Хосе.
– Не могу. Но ты можешь. Вот только, если я правильно помню, когда женщина выходит на арену и уводит мужчину во время танца соблазнения родственной души, то это в некотором роде объявление о помолвке совету племени.
Повернувшись к Мэтту, Мария увидела, как головной убор опять летит на землю. Если он наклонится, то вновь сверкнет перед зрителями задом.
– Да чтоб вас всех!
Она перепрыгнула через ограждения и с высоко поднятой головой направилась прямо к центру арены. Затем схватила Мэтта за руку и потащила прочь, игнорируя разрывавшие толпу крики и свист.
– Куда мы идем? – поинтересовался Мэтт, когда шум немного стих.
Мария затолкнула его в женскую палатку и встала перед ним, уперев кулаки в бока.
– Зачем ты это сделал?
Мэтт скрестил руки на широкой груди. Несмотря на бледность кожи и нелепость наряда, выглядел он чертовски сексуально. Мария изо всех сил боролась с собой.
– А ты как думаешь? – Мэтт шагнул вперед. – Я люблю тебя.
Она сморгнула слезы и попыталась придумать, как бы упростить предстоящий разговор. Вот только способов не было. Придется просто поверить, что Мэтт действительно все поймет…
– Что, если я скажу… что, возможно, не смогу подарить тебе ребенка?
Он выглядел озадаченным.
– Ты к чему?
Вздохнув, Мария выпалила все сразу. О себе и Хосе, о ребенке, о словах врача после операции. На лице Мэтта отразилось потрясение.
– Прости, – вымолвила она.
Сердце Марии кричало, что он скажет, мол, это неважно. Но выражение его лица говорило о другом. Мэтту важно, еще как важно. Развернувшись, она пошла прочь.
Он схватил ее за руку, но Мария вырвалась.
– Не надо, Мэтт. Я знаю, ты отличный парень, но ты заслужи…
– Прекрати! – Мэтт прижал ладонь ко лбу. – Ты… ты не поняла. В шоке ли я? Да, черт возьми. Но больше я злюсь на тебя за то, что не рассказала о потере ребенка. Я не расстроен из-за твоей проблемы. Меня это не волнует. Но, блин, Мария… ты потеряла малыша – это же адски больно. Как можно скрывать подобное от того, кому ты дорога?
– Полагаю, так же, как скрывать наличие ребенка, м? – парировала Мария.