Айвенго

– Чем же он похож на нас? – спросил один из разбойников. – Желал бы я послушать, как это можно доказать!

– Глупый ты человек! – сказал атаман. – Да разве этот рыцарь не так же беден и обездолен, как мы? Разве он не добывает себе хлеб насущный острым мечом? Не он ли побил Фрон де Бефа и Мальвуазена так, как мы сами побили бы их, если б могли? И не он ли объявил вражду не на жизнь, а насмерть Бриану де Буагильберу, которого нам самим приходится бояться по множеству причин? Так неужели же у нас меньше совести, чем её оказалось у иудея?

– Нет, это было бы стыдно! – проворчал другой. – Однако, когда я был в шайке старого крепыша Ганделина, мы в такие тонкости не входили… А как же быть с этим наглецом? Так и отпустить его не проучивши?

– Попробуй-ка сам проучить его, – отвечал старший. – Эй, слушай! – продолжал он, обращаясь к Гурту. – Коли ты с такой охотой ухватился за дубину, может быть ты умеешь ею орудовать?

– Про то тебе лучше знать, – сказал Гурт.

– Да, признаться, ты знатно меня хватил, – сказал атаман. – Отколоти этого парня, тогда и ступай на все четыре стороны; а коли не сладишь с ним… Нечего делать, ты такой славный малый, что я, кажется, сам внесу за тебя выкуп. Ну-ка, Мельник, бери свою дубину и береги голову, а вы, ребята, отпустите пленника и дайте ему такую же дубину. Здесь теперь света довольно, и они смогут отлично оттузить друг друга.

Вооружённые одинаковыми дубинками, бойцы выступили на освещённую середину лужайки, а разбойники расположились вокруг.

Мельник, ухватив дубину по самой серёдке и быстро вертя ею над головой, тем способом, который французы называют faire le moulinet, хвастливо вызывал Гурта на поединок:

– Ну-ка, деревенщина, выходи! Только сунься, я тебе покажу, каково попадаться мне под руку!

– Коли ты и вправду мельник, – отвечал Гурт, с таким же проворством вертя своей дубинкой, – значит, ты вдвойне грабитель. А я честный человек и вызываю тебя на бой!

Обменявшись такими любезностями, противники сошлись и в течение нескольких минут с одинаковой силой и храбростью наносили друг другу удары и отражали их. Это делалось с такой ловкостью и быстротой, что по поляне шёл непрерывный стук и треск их дубинок и издали могло показаться, что здесь дерутся по крайней мере по шесть человек с каждой стороны. Менее упорные и менее опасные побоища не раз бывали описаны в звучных героических балладах. Но бой Мельника с Гуртом так и останется невоспетым за неимением поэта, который воздал бы им должное. Все же, хотя бой на дубинках уже вышел из моды, мы постараемся если не в стихах, то в прозе отдать дань справедливости этим отважным бойцам.

Долго они сражались с равным успехом. Наконец Мельник, встретив упорное сопротивление, которое сопровождали насмешки и хохот его товарищей, потерял всякое терпение. Такое состояние духа очень неблагоприятно для этой благородной забавы, где выигрывает наиболее хладнокровный. Это обстоятельство дало решительный перевес Гурту, который с редким мастерством сумел воспользоваться ошибками своего противника.

Мельник яростно наступал, нанося удары обоими концами своей дубины и стараясь подойти поближе. Гурт только защищался, вытянув руки и быстро вращая палкой. На этой оборонительной позиции он держался до тех пор, пока не заметил, что противник начинает выдыхаться. Тогда он наотмашь занёс дубину. Мельник только что собрался отпарировать этот удар, как Гурт проворно перехватил дубину в правую руку и изо всей силы треснул его по голове. Мельник тут же растянулся на траве.

– Молодец, честно побил! – закричали разбойники. – Многие лета доброй потехе и старой Англии! Сакс унесёт в целости и казну и свою собственную шкуру, а Мельник-то сплоховал перед ним.

– Ну, друг мой, можешь идти своей дорогой, – сказал Гурту предводитель разбойников, выражая общее мнение. – Я дам тебе в провожатые двух товарищей. Они тебя доведут кратчайшим путём до палатки твоего хозяина и в случае чего защитят от ночных бродяг, у которые совесть не такая чувствительная, как у нас. Нынешней ночью много их шатается по здешним местам. Берегись, однако, – прибавил он сурово. – Ты ведь не сказал нам своего имени, так и наших имён не спрашивай и не пытайся узнавать, кто мы и откуда. Если не послушаешься, пеняй на себя.

Гурт поблагодарил предводителя и обещал следовать его советам. Двое разбойников взяли свои дубины и повели Гурта окольной тропинкой через чащу вниз, к оврагу. На опушке им навстречу вышли двое людей. Они обменялись несколькими словами с проводниками и опять скрылись в глубине леса. Отсюда Гурт заключил, что шайка большая и сборное место охраняется зорко.

Выйдя на открытую равнину, поросшую вереском, Гурт не знал бы, куда ему направить свои шаги, если бы разбойники не повели его прямо на вершину холма. Оттуда были видны освещённые луной частокол, окружавший ристалище, шатры, раскинутые у обоих его концов, знамёна, развевавшиеся над ними. Гурт мог даже расслышать тихое пение, которым развлекалась ночная стража.

Разбойники остановились.

– Дальше мы не пойдём, – сказал один из них, – иначе нам самим несдобровать. Помни, что тебе сказано: помалкивай о том, что с тобой приключилось сегодня, и увидишь, что всё будет хорошо. Но, если позабудешь наши советы, от мщения не убережёшься, хотя бы ты и спрятался в Тауэре.

– Спокойной ночи, милостивые господа, – сказал Гурт, – я ваших приказаний не забуду и надеюсь, что вы не примете за обиду, коли я пожелаю вам заняться более безопасным и честным ремеслом.

На этом они расстались. Разбойники повернули обратно, а Гурт направился к шатру своего хозяина и, невзирая на только что выслушанные увещевания, не замедлил рассказать ему все свои приключения.

Рыцарь Лишённый Наследства был удивлён щедростью Ревекки, которой он, впрочем, решил не пользоваться, не менее, чем великодушием разбойников. Впрочем, он недолго размышлял об эти странных событиях, потому что хотел поскорее лечь спать. Ему было необходимо как следует отдохнуть, чтобы набраться сил для завтрашнего состязания.

Итак, рыцарь лёг на роскошную постель, приготовленную в его шатре, а верный Гурт растянулся на полу, покрытом вместо ковра медвежьими шкурами, у самого входа, чтобы никто не мог проникнуть к ним, не разбудив его.

Глава XII

Герольды уж не ездят взад-вперёд,

Гремит труба, и в бой рожок зовёт.

Вот в западной дружине и в восточной

Втыкаются древки в упоры прочно,

Вонзился шип преострый в конский бок.

Тут видно, кто боец и кто ездок.

О толстый щит ломается копьё,

Боец под грудью чует остриё.

На двадцать футов бьют обломки ввысь…

Вот, серебра светлей, мечи взвились,

Шишак в куски раздроблён и расшит,

Потоком красным грозно кровь бежит[14].

Настало безоблачное, великолепное утро. Солнце только что показалось на горизонте, и наиболее праздные – или самые ревностные – зрители уже потянулись с разных сторон по зелёному лугу к ристалищу, чтобы пораньше занять удобные места. Вслед за ними явились маршалы со своими прислужниками и герольды. Они должны были составить списки участников общего турнира; каждый рыцарь обязан был указать, на чьей стороне он собирается выступить. Подобная предосторожность была нужна для того, чтобы равномерно распределить сражающихся и не давать численного перевеса ни той, ни другой партии.

В соответствии с обычаями турниров рыцарь Лишённый Наследства был признан главой первой партии, Бриан де Буагильбер, как лучший после него боец предыдущего дня, назначен был главой второй. К нему примкнули, конечно, все зачинщики турнира, за исключением Ральфа де Випонта, который всё ещё не оправился после своего падения. С обеих сторон не было недостатка в доблестных и знатных рыцарях.

Несмотря на то, что общие турниры были гораздо опаснее одиночных состязаний, они всегда пользовались большим успехом среди рыцарей. Многие рыцари, которые не отваживались на единоборство с прославленными бойцами из числа зачинщиков, охотно выступали в общем турнире, где могли выбрать себе равного по силам противника. Так и на этот раз: в каждую партию записалось по пятидесяти рыцарей, и маршалы, к великой досаде опоздавших, объявили, что больше не могут принять.

14

Перевод О. Румера.