Семейный заговор

После прохладного ночного воздуха при входе в холл остро ощущался сладковатый густой аромат гиацинтов. Грэндисон стоял у низкого стола, сосредоточенно поправляя монокль. Его лицо не выдавало никаких эмоций — подобные причуды были ему не в новинку. Сэнгвил расположился у камина, под портретом королевы. За толстыми стеклами его очков можно было заметить едва различимое движение бледных бровей — усталый упрек папаши, привыкшего к шуткам шаловливого отпрыска.

Посетитель вытащил из кармана правую руку. Левая осталась в кармане, где, как догадался Буш, был пистолет.

— Вы опоздали ко Дню всех святых на несколько месяцев, — прокомментировал Грэндисон и ткнул указательным пальцем в сторону замшевого мешочка.

Не сказав ни слова, посетитель достал пистолет. Он аккуратно примостил оружие на краю чаши с гиацинтами, на четыре дюйма ближе к руке, чем если бы он просто положил его на стол.

Все было проделано настолько уверенно и четко, что ни один цветок даже не шелохнулся. Из-за густой зелени Буш не мог рассмотреть марку пистолета, и оставалось надеяться только на то, что его захватит одна из скрытых камер. Какое-то мгновение он боролся с желанием взглянуть на декорированный рельеф потолка.

Человек был в длинных черных хлопчатобумажных перчатках, заправленных в рукава плаща. Он взял мешочек, развязал его и высыпал содержимое на стол. Как и оговаривалось, камни были необработанными алмазами, совсем непримечательными на вид. Лишь после огранки и полировки они оживут и засверкают. В таком виде их можно продать, не привлекая внимания, на любом из многочисленных рынков. Посетитель раскатал камни по столу пальцем, выбрал один, слегка подбросил его на ладони и вернул на место. Затем он не спеша собрал все камни обратно в замшевый мешочек.

— Польщены вашим доверием, — произнес Грэндисон.

Со стороны посетителя никакой реакции не последовало. Все прекрасно знали, что он не проронит ни одного слова, так же, как и женщина до него. Ни единого «да», «нет» или «может быть», которые можно было бы записать на пленку для анализа, чтобы по особенностям речи попытаться определить национальность, классовую принадлежность и, если удастся, район, где проживает преступник. Эти данные, заложенные в компьютер Сэнгвила наряду с другими мелкими фактами, позволят выявить несколько сот человек, проверка которых, хотя это и маловероятно, могла бы вывести на того единственного, кто скоро беспрепятственно уйдет с драгоценностями. Нет шансов, что он заговорит и в вертолете. Как и женщина, которая приходила в прошлый раз, он будет писать инструкции печатными буквами карандашом в блокноте и показывать их пилоту, а по завершении полета заберет блокнот с собой. Неизвестный мог выдать себя только допустив оплошность. Но ошибок он не делал. Его безопасность была гарантирована властью над жизнью другого человека, где-то ожидавшего сейчас своего освобождения. Повода воспользоваться этой своей властью у него не будет. Так решили те, кому подчинялся Грэндисон.

Все было бы иначе, если бы решение принимал сам Грэндисон. Смерть других была для него обычным делом. Мысль о собственной смерти пугала его ничуть не больше. Она придет тогда, когда это предопределено судьбой. Буш хорошо знал тактику шефа: отвечать на угрозу ударом, а потом рассылать письма с соболезнованиями семьям невинно погибших. Любое общество лишается духовности и истинной безопасности, как только принимает тиранию в любой форме, в большом или в малом. Миру еще предстоит осознать тот факт, что смерть лучше, чем бесчестие, что от зла нельзя откупиться ни деньгами, ни молитвой. Иногда, только пожертвовав одной жизнью или жизнями, можно гарантировать безопасность других. А кому какая судьба выпадет — зависит исключительно от случая. Конечно, здесь масса противоречий с христианским учением, но и сам Грэндисон, и Сэнгвил, да и все остальные служащие департамента давно низвели христианство до уровня подстрочного примечания в пособии по основам боевой подготовки.

В современной жизни многое изменилось, и теперь от человека независимо от его желания требуется гораздо больше, чем умение сбивать с пальмы бананы. Постепенно мир превращается в джунгли другого типа.

Буш наблюдал, как замшевый мешочек исчез в правом кармане посетителя, а пистолет — в левом. Не обращая ни на кого внимания, человек в клоунской маске направился к выходу, открыл дверь и остановился, выжидая. Как и в первый раз, Буш прошел мимо него на улицу.

Они миновали освещенную прожекторами аллею и свернули на полутемную тропинку, расчерченную черными тенями стоящих по обе стороны безлистых кустов. Вскоре шедший впереди Буш вывел похитителя на футбольное поле, где в полной готовности его поджидал вертолет. Через несколько минут вертолет вздрогнул, заурчал и, пригибая траву мощными воздушными потоками от пропеллера, оторвался от земли, взяв курс на восток. Какое-то время он был виден в густой темноте, пока на высоте тысячи футов не отключил сигнальные огни.

Буш вернулся в холл. В его отсутствие туда принесли поднос с напитками, который теперь стоял на столе. Грэндисон сидел, развалившись, в черном кожаном кресле у камина. На столике перед ним стоял высокий стакан с неразбавленным виски. Казалось, он самозабвенно читал небольшую книжку в отделанном золотом кожаном переплете. Где бы шеф ни находился, в его кармане всегда лежала какая-нибудь книга. Сейчас он отключился от происходящего, потому что в ближайшие несколько часов делать было абсолютно нечего. Сэнгвил расположился за столом у входа и, потягивая виски с содовой, лениво переговаривался по телефону с дежурным на выезде из базы. Время от времени он тихонько ворчал и свободной рукой делал пометки в блокноте.

Буш тоже налил себе виски с содовой. Сэнгвил, должно быть, собирает сведения о водителе. На крыше машины была табличка «Агентство по прокату автомобилей Ривердейл». «Посетитель, — подумал Буш, — приехал прямо со станции или поймал машину на одном из перекрестков…». Дальше гадать не имело смысла. Сэнгвил узнает все детали, но и они не помогут. Буш уселся на стул, сделал большой глоток виски и, уставившись в потолок, начал обдумывать возможность третьего похищения. Он был добросовестен, честолюбив и быстро продвигался по службе. Каждый год он получал новое назначение с повышением.

Джордж Ламли стоял перед низким окном в спальне своего коттеджа и, слегка наклонившись, разглядывал происходящее на улице.

«Все то же, — размышлял он, — обычные мартовские передряги. Мерзость… Тощие прерывистые прутья дождя. Сумасшедший западный ветер в противоборстве с древними вязами по обе стороны проселочной дороги. Кучка грачей, вырванных ветром из гнезд и попавших в болтанку над деревьями. И все это перемешано с черными хлопьями жженой бумаги, разнесенной по всему небу. Очень поэтично!»

Несмотря на унылый пейзаж, им владело ощущение свежести и бодрости. Такое чувство приходило к нему всегда после утренних занятий сексом. Бланш — совсем другое дело. Она опять завалилась спать. Трижды глубоко вздохнула и отключилась еще на полчаса.

Обернувшись, он посмотрел в ее сторону. Надо бы купить кровать пошире — Бланш привыкла спать по диагонали. Подобрать на распродаже какое-нибудь широченное чудовище из красного дерева, в котором можно потеряться. Пусть тогда спит по диагонали, по вертикали, по горизонтали, как угодно, в любую сторону света. Проблема в том, что такую громадину не удастся затащить на второй этаж.

Все в облике Бланш дышало теплой ленью. Кроме ее ума. Уж в этом-то ей не откажешь. Он наклонился и поцеловал ее правую грудь, затем бережно убрал это мягкое сокровище под укрытие шелковой зеленой ночной сорочки. Она завозилась, заурчала, как котенок, и улыбнулась во сне.

Он начал спускаться по неудобным ступеням. Если появятся деньги, надо будет купить фуникулер. Альберт почивал внизу на подстилке. Когда Джордж перешагнул через это черно-белое бесформенное существо величиной с пивную кружку, никакой реакции не последовало. Надежный сторожевой пес Альберт! Грабителю нужно на него напасть, чтобы вызвать беспокойство. Великий хитрец Альберт! Проявит признаки жизни только тогда, когда услышит скрежет открываемой банки с собачьими консервами. Счастливчик Альберт! Стоит изредка вильнуть хвостом или лизнуть руку, и тебя кормят, дают ночлег и балуют. И так всю жизнь. Все как у него с Бланш. Только в его случае — временно. Все в жизни оказалось временным. Всегда. В этом-то и беда.