Ксанкина бригантинка

Вот уже Валерке стало хорошо видно мальчишек, освещенных ярким пламенем костра. Выйдя из-за большой мохнатой ели на поляну, Валерка вдруг испуганно попятился — над костром стоял огромный хмурый великан с дубиной. Он, видно, охранял тех, кто тут веселился в полночь. Но почему Валерка сразу его не заметил? Впрочем, сторожа всегда умеют подходить незаметно… Тут же Валерка понял, что великан — это дуб, а под ним сидят живые мальчишки, и снова вышел на поляну. Теперь чудо-великан, кажется, даже приподнял свой тяжелый кистень, замахнулся — ну-ка, мол, подойди кто посторонний к костру и посмей обидеть моих ребят!..

Стоя за ольховым кустом, Валерка принюхался, как голодный волчонок, к запахам, идущим от костра, «Картошку пекут, черти!» — Он глотнул слюну.

Когда опять запели, Валерка перешел под другую ель, поближе к аппетитному запаху. «Сожгли картошку, чудаки!» — с досадой отметил он. Под ногой Валерки вдруг хрустнула ветка, и песня оборвалась. Стало тихо. Только хворост потрескивал в костре.

— Эй, кто там? — раздался басовитый оклик от костра.

Кто-то явно подражал взрослому, хотя чувствовалось, что и сам боится.

знакомыми, немного перефразированными стихами спросил второй голос, повеселее.

— Ветка обломилась, — беспечно заявила девочка, сидевшая по другую сторону костра.

Волосы у нее были такие красные, что Валерка решил: это они от костра. Сами по себе волосы не бывают такими пламенными. Заметив девочку, Валерка удивился, что она попала в мальчишескую компанию, да еще в такую поздноту.

Девочка хлопнула в ладоши и звонким, требовательным голосом сказала:

— Слушаем следующий куплет! Атнер, поверни голову на сто восемьдесят градусов! А ты, Ванько, не мычи, а пой.

— Я ж не виноват, что у меня не поется, а только мычится!

В ответ на это брызнул смех, веселый, заливистый.

Когда немного успокоились, Ксанка опять начала командовать:

— Ванько, чего ты все в кусты смотришь!

— А вдруг там волк или еще какой зверь? — с тревогой ответил мальчишка. Он не отрывал глаз от елки, возле которой притаился беглец. И вдруг, выхватив из костра горящую головешку, запустил ею в чащобу.

— Лучше картошинку брось, чем головешку! — раздалось ему в ответ из-под елки.

Возле костра все вскочили. Их оказалось семеро с девчонкой.

— Кто там?

— Откуда ты?

— Чего тебе надо?

— Бросьте картошинку. Я сегодня не ел.

Услышав это, ребята с шумом, наперегонки, бросились на голос незнакомца.

— Ты заблудился? — спросил Валерку первым подбежавший мальчишка со светлыми девчачьими кудрями.

— Твой ранен? — почему-то спросил другой, черноголовый и очень смуглый, с узкими щелками карих добродушных глаз. — Ксанка! — крикнул он оставшейся у костра девочке. — Чего стоишь на свой места? Быстро аптечка давай!

— Да нет, я не ранен и не заблудился. — Валерка почувствовал себя неловко оттого, что ему оказывали так много внимания.

— Как тебя зовут? — спросил белоголовый и, не дожидаясь ответа, представился: — Атнер. Я из Чувашии. А это Ахмет, он из Казахстана, — кивнул он на сухого, юркого мальчишку, только что вызвавшего «скорую медицинскую помощь». — У нас есть буряты, латыши и даже один вьетнамчик.

Валерке страшно не хотелось больше носить фамилию своего отца. Да к тому же по фамилии его будут искать. Как же назваться? Раздумывать было некогда, и он назвал фамилию своего друга. Имени не стал менять, чтоб не сбиться с толку.

— А меня зовут Валерий Рыбаков, — ответил он и почувствовал, что с сердца свалился тяжелый камень.

Тут подбежала Ксанка. Она была, как и мальчишки, в черном спортивном костюме. На боку у нее висела белая санитарная сумка.

— Доктор! Обработай рану, перевяжи и отправь в госпиталь, — распорядился Атнер и добавил: — Усиленное питание и диета!

— Да я не больной! — отмахнулся было новоиспеченный Рыбаков.

Но красноволосая санитарочка уже протирала ему на лбу царапинку, которой он сам и не заметил. Запахло йодом. Царапину защипало. Валерка хотел отстраниться, но девочка крепко взяла его за плечо.

— Стой, Валерка, на фронте не такие раны получали, да терпели.

— Да я что, — смутился Валерка. — Мне не больно. Только лекарство зря расходуете, само бы зажило.

Теперь волосы Ксанки, свисавшие до плеч, были совсем рядом, и Валерка понял, что такие красные они от природы. И, видно, мягкие, как шерстка у котенка. Так и хотелось провести по ним рукой. А лицо у нее очень белое, с розовыми конопушками.

Ксанка бинтовала весь лоб. Делала она это так хорошо, пальцы у нее были такие ласковые, что Валерка готов был стоять хоть до утра. Но девочка оторвала бинт, завязала и объявила:

— Готово! Теперь в санчасть, к костру.

Валерка благодарно глянул ей в глаза. Цвета их он не уловил в тени, падавшей от челочки, нависшей над бровями, но показались они ему такими же добрыми, как у пионервожатой Тани Минаевой, и поэтому давным-давно знакомыми.

Это был единственный раз, когда он посмотрел Ксанке прямо в глаза. Больше у него никогда на это смелости не хватало. О чем-нибудь говорит с нею и только захочет хоть мельком глянуть ей в лицо, а его глаза тут же опустятся или свернут куда-нибудь в сторону.

Но это потом. А сейчас Ксанка вела его под руку, как всамделишного больного. Привела к костру и усадила на пенек. Чтобы хоть немного отвлечь от себя внимание, Валерка спросил, что они тут делают.

На этот вопрос ответил Ахмет:

— Костер зажигаем. Страшный истории рассказываем.

— Тут у вас интересно, как в заброшенной крепости, — осматриваясь вокруг, сказал Валерка. — Издали это дерево похоже на страшного великана.

— Это разбойник Чуркин из Жигулей! — уточнил Атнер, сел на огромную черную колоду и вынул свой ножичек — какую-то загогулинку, сделанную, видно, из серпа.

И только теперь Валерка увидел, что предводитель ночных весельчаков сидит на черном нильском крокодиле. Пасть этого страшилища так раскрыта, словно перед ним сидит птичка, которую он собирается проглотить.

— Здорово тут у вас, — еще раз сказал с восторгом Валерка.

— Да, будет нам за это «здорово», — почесывая затылок, пробасил Ванько.

— А почему? — насторожился Валерка.

— От Евки убежали, — ответил Атнер деловито и пояснил, кто такая Евка. — Вообще-то, она, может, и добрая, да только пасет нас, как наседка цыплят, и никому не верит ни капельки.

— У меня была точно такая бабушка. При ней не чихни, не закашляй. Сразу ах да ох, — вставила Ксанка, улыбаясь так, что на щеках ее появились большие и какие-то очень приветливые ямочки. Лицо ее, когда улыбнулась, вспыхнуло, а розовые веснушки, наоборот, поблекли, словно попрятались от смущения.

Валерка заметил, что Ксанку тут уважают: пока она говорила, никто ее не перебивал. И лишь когда умолкла, Атнер заключил:

— Это у нас третья вылазка за месяц.

— А вы что, в пионерлагере? — спросил Валерка, забыв, что еще не кончился учебный год и лагерная пора не наступила.

— Нет, в школе-интернате, — ответил Атнер. — А ты?

— Да я… иду на работу устраиваться.

Ребята недоуменно и как-то испуганно переглянулись.

— Ты учился? — спросил Валерку Атнер. — В каком классе?

— В шестом.

— Так мы все из шестого! — обрадовался Атнер. — Мы, все что здесь, решили стать геологами. Вот и привыкаем к походной жизни. А почему ты… школу бросил?

— Из дому убежал. Отец — дремучий пьяница. Стыдно с ним жить.

Все замолчали.

Ахмет почему-то сердито начал шуровать палкой в костре. Пламя осело, пошел дым.

— Ну чего ты костер портишь! — крикнул на него Атнер.

— Я бы не убежал от родной отец, — сердито блеснув глазами на Валерку, сказал Ахмет. — Пьяница всегда можно переделать…