Карта Талсы

Когда на экране вспыхнула надпись «Fine»[3], Эдриен встала первая; она дернула за веревочку рулонного экрана, наклонилась, на ней были отличные джинсы, подчеркивающие ее небольшую попку, как бы намекая; потом она распрямилась, окинула взглядом собравшихся и пошла к дальней стене, ее светлые локоны покачивались, как боа из перьев. А зрители зааплодировали. Когда включился свет, я с радостью рассмотрел Эдриен в цвете: серая футболка, руки розовые. Она хлопнула Чейза по ладони, а он схватил ее за руку и не отпускал, пока она не повернулась вокруг своей оси.

Эдит выставила меня вперед.

– Это Джим.

– Серьезный фильм, – прокомментировал я.

– Говно, а не фильм, – ответил Чейз. А Эдриен смотрела на меня. С каким-то странным напряжением во взгляде.

Кто-то рыгнул. Остальные повставали и стали ждать, когда представится возможность похвалить Эдриен за удачный выбор фильма. Все были возбуждены: по всей видимости, он был запрещен в США. Эдриен, которую в школе я ошибочно считал белой вороной, обходилась с толпой гостей как королева. Многим она лишь улыбалась. Я уже хотел было слинять из комнаты, но Эдит вынудила меня остаться. Наверное, она рассказала что-то Эдриен обо мне. Вскоре все засуетились. Чейз прошел, толкнув меня локтем, с пленками под мышкой.

– Почему ты выбрала этот фильм для дня рождения? – спросил у нее какой-то сонный на вид парнишка.

– Может, из протеста против дня рождения, – предположил я.

Но меня никто не услышал. Всем не терпелось поскорее выйти и забыть об этом кино. Толпа со свистом удалилась. В комнату заглянул высокий яйцеподобный мужчина.

– Тетя уходит. – Выразительно посмотрев на Эдриен, он исчез.

Она осталась одна – если не считать меня и Эдит.

– Напомни свое полное имя? – спросила она.

– Джим Прэйли.

– Хорошо. – Она взяла меня за руку. – Ты не против, если я его уведу?

Эдит махнула рукой так, словно только и мечтала от меня отделаться.

– Итак, Джим Прэйли. Весело ли тебе на моем дне рождения?

– Ну, я вообще-то еще ничего не выпил.

На это Эдриен не ответила.

– Мне очень нравятся эти твои коридоры, – добавил я.

– Они не мои.

– А, да.

– И что же тебе в них нравится?

– Они кажутся такими абстрактными.

– Хм. Давай-ка поподробнее.

– Думаю, это из-за того, что стены однотонные, и ковер такой… как будто их нарисовали на компьютере, а потом размножили до бесконечности.

– И тебе такое нравится.

– Да. Создается ощущение, что это все сделано в твоей голове.

Она поджала губы.

– Конкретно в моей?

– А у тебя нет ощущения, что я иду по коридору в твоей голове?

Эдриен прислушалась к своим ощущениям.

– Да. Возможно.

– Вот это, наверное, мне и нравится.

Выражение лица у нее стало озабоченным, она приложила руку к макушке.

– Куда мы идем? – поинтересовался я.

– Мне надо с тетей попрощаться. А ты будешь обязан меня от нее спасти, – Эдриен посмотрела на меня. – Просто ты учишься в том же колледже, куда ходила Лидия.

Эта самая Лидия лишь иронично взглянула на мой пиджак, после чего перестала меня замечать. Она смотрела только на племянницу, улыбаясь. Женщина среднего возраста, густые волосы обрамляют голову, губы сложены в довольную улыбку.

– Было так весело!

– Да, точно, – ответила Эдриен. – Почти все в жизни весело.

– Ладно, – тетя проглотила ее слова. Она собиралась уходить. Ее водитель уже даже мотор завел. – Мы друг друга не убили!

– Да.

– Мы идем на сближение.

– Идем на сближение.

Лидия скрестила пальцы и потрясла в воздухе рукой, а потом залезла на заднее сиденье своего таун-кара.

– Хорошо прошло, – прокомментировала Эдриен, когда машина выехала. – Совсем не как раньше.

– Вы ссорились?

– Ну, Чейз всегда настаивает на том, чтобы мы были приветливы друг с другом. На подобных сборищах. – Эдриен посмотрела на собственные ноги. – Ну что, вернемся на вечеринку?

Взрослых в доме становилось все меньше. Многие пришли только на ужин, который устроили миссис Фитцпатрик и некто по имени Альберт Дуни – как раз тот самый яйцеобразный мужчина, который секунду назад вызвал Эдриен; это, как я вскоре узнаю, крупный местный импресарио. Специализировался он на молодежи, но мог развлечь и взрослых. Через дверь, которая вела в столовую, я мельком увидел стол, на котором в беспорядке стояли коробки с заказанными тортами на салфеточках, бокалы с вином – некоторые даже еще полные. Но в основном в тот вечер пили из пластиковых стаканчиков.

Эдриен в свете люстр продолжала управляться с нескончаемой вереницей желающих ее поздравить. В основном вся тусовка вращалась вокруг нее, цепляясь, как цепь за ступицу. По моим ощущениям, она не особо близко знала собравшихся – такого неуемного чувства стадной принадлежности, как у Эдит, у нее не было. Наоборот, Эдриен отличалась даром, который я научился видеть в колледже у лучших, еще не выпустившихся политиков: превращать каждый разговор в некую проверку, задавать вопросы каждому интервьюируемому сверху вниз. А себя она никак не выдавала – и изящно завершала разговор, когда удобно ей. Общаться подобным образом со сверстниками очень трудно. Я предположил, что не всем ребятам это, наверное, нравится. Но Эдриен при этом пользуется уважением.

Я взял на себя обязанности бармена и за последующий час, разливая напитки, побеседовал с полдюжиной практически не знающих друг друга ребят. «Не понимаю, как открыть эту бутылку», – дурашливо говорил я. Алкоголь сделал меня очень любезным, и я с радостью стал главным возле бочонка, подавая незнакомцам стаканы, в которых плескалось пиво, – Эдриен попрощалась со мной взглядом. Парнишка с вытатуированными крестами на запястьях показал мне, как управляться с неоткрытыми бочонками, и я начал разливать. В течение некоторого времени я и сам был пьян. Люди подходили и снова уходили, я спрашивал, что они будут заказывать, словно я тут в доску свой или вообще владею заведением. «Что будешь?» К моему облегчению, ко мне подошел парень, которого я помнил со школы, но едва-едва, а я обрадовался ему, как старому другу. Он вообще не понял, кто я такой, но тоже был весьма рад, я энергично пожал ему руку, он удовлетворил мое внезапное любопытство на тему, как его зовут и в каком классе он учился.

Эдит я нашел наверху, она сидела на скамье в эркере, и вся гостиная была у ее ног. Я ввалился в комнату, забыв, что это Эдит меня сюда пригласила и что я ей за это обязан. Я растянулся рядом с ней и рассказал, что делал.

– Не знаю, понимал ли я это в школе, – сообщил я, – но Эдриен Букер впечатляет, – я принялся водить пальцем по занавеске с философским видом.

Эдит показала мне язык.

– Некоторые ребята считают ее… надменной.

– Я тоже надменен. – Я махнул рукой в сторону окна, за которым уже стояла тьма. Меня заполнила какая-то восхитительная пустота. – Но у нее это лучше получается. Ей как-то больше идет.

– А как Лидия?

Вскинув брови, я обнял Эдит за талию. А голову положил на плечо.

– Да. Когда увижу ее в следующий раз, попрошу у нее руки ее племянницы.

Эдит оттолкнула бутылку водки, которую, как дружелюбный слоник, протянула ей Кэм, полусидевшая, полулежавшая рядом с нами, предварительно постучав меня по ноге. Но я поднялся и вместо водки взял гавайский пунш.

– Тут можно прямо почувствовать молекулы «Нутрасвита», они перекатываются во рту, как ягоды ежевики.

– Там внизу и другие девушки есть, – сказала Эдит.

– Да, но они неглубокие, а Эдриен совершенно другого уровня.

– Тебе, похоже, больше подружка нужна.

Я закатил глаза.

– Куда уж больше? Что, чем меньше она будет как Эдриен, тем больше годится в подружки? Мне кажется, Эдриен довольно хороша. – Я вспомнил о том, что я – единственный мужчина в комнате, и закрыл лицо подушкой. – Извините, я себя таким минотавром чувствую, мне надо пойти в другую комнату.

3

«Конец» (ит.).