Страница 25 из 60
– Теперь ты увидела всю историю жизни какао Теоброма от начала до конца.
– Теоброма? – Спросила я.
– Я сказал тебе фамильное имя, – уточнил Тео. Он продолжил объяснять, что его назвали в честь родового имени какао-дерева, оно было греческим, данное каким-то шведом, вдохновленным майя и французами. – Так вот, ты видишь моё имя повсюду.
– Какое красивое имя...
– Но немного женственное, ты не находишь?
– Там, откуда я родом, как только узнали бы о твоем имени, то решили бы что ты преступник, – сказала я не подумав.
– Да... Я часто удивлялся, почему девушка из страны, где какао не произрастает и где это вещество запрещено, может быть заинтересована в продукции, чтобы остаться в Чьяпасе. Как ты заинтересовалась какао, Аня?
Я почувствовала как мы ступили на опасную почву и залилась румянцем.
– Ну, мой отец умер, а шоколад был у него в чести.
– Да, это имеет смысл. – Тео кивнул. – Си,си. Но что ты будешь делать с этими знаниями, когда вернешься домой в Нью-Йорк?
Домой? Когда я вернусь домой? Было почти восемьдесят градусов и я почувствовала как шоколад тает в моей руке.
– Быть может... свяжусь с движением легализации какао? Или... – Я хотела бы рассказать ему обо мне всё, но не могла. – Я еще не решила, Тео.
– Сердце привело тебя в Мексику. Временами так бывает. Мы делаем такие вещи, не зная зачем, просто потому что нам велит сердце.
Тео понял больше, чем я в своё время.
– Пойдем, Аня, нам нужно поспеть домой. В ночь после сбора урожая мои бабушки всегда готовят моле. Его готовят весь день, и это mucho большое дело, мы не можем опаздывать.
Я спросила у него, что такое моле.
– Никогда не пробовала моле? Тогда я могу тебе посочувствовать. Ты столького лишена, – сказал Тео.
Моле оказалось действительно большим делом, и фермеры были приглашены на трапезу равно как и все соседи. Даже Кастилио пришел домой из семинарии. Около пятидесяти человек столпились у длинного обеденного стола Маркесов. Я сидела рядом с Кастилио и Луной, они были единственными англоговорящими, кроме Тео и его матери. После благословления Кастилио все принялись есть. Оказалось, что моле – рагу из индейки – было основным блюдом мексиканской культуры. Оно было пряным, насыщенным и восхитительно вкусным. Я умяла его за секунду с хвостиком.
– Тебе нравится, – сказала прабабушка с щербатой улыбкой, накладывая мне очередную порцию.
Я кивнула.
– Что в нём ? – Я представила удивление мой семьи, если я брошу свой обычный репертуар из макарон и сыра.
– Secreto de familia, – сказала она и добавила ещё что-то на испанском, что было выше моего понимания.
Кастилио перевёл:
– Она говорит, что она сказала бы, что в нём, но не может. Она не верит в рецепты, особенно в случае с моле. Каждый раз он разный.
– Но, – настаивала я, – должны же быть общие правила. Я хочу сказать, что делает соус таким пряным?
– Шоколад, конечно! Разве ты не подумала, почему мои бабушки делают его после сбора урожая?
Индейка с шоколадным соусом? Никогда о таком не слышала.
– Там, откуда я родом, его готовить нельзя, – сказала я Кастилио.
– Вот почему я не хочу уезжать в Америку, – заявил он мне, прикончив очередную порцию.
Я посмеялась над ним.
– У тебя на лице соус, – сказал Кастилио.
– Ой! – я взяла салфетку и вытерла уголки рта.
– Дай я, – сказал Кастилио, схватил салфетку и окунул её в стакан с водой.
– Этот бизнес серьезнее, чем ты думаешь. – Он грубовато вытер мне лицо, будто я дитя малое.
После десерта, представляющего собой торт «три молока» – бисквит, пропитанный тремя разными кремами, один из фермеров притащил свою гитару и гости начали танцевать. Тео танцевал с каждой присутствующей здесь девушкой, включая своих сестёр, мать и обеих бабушек. Я одиноко сидела в углу, ощущая тяжесть и довольствие и вяло размышляла о всех проблемах и людях, которых я оставила. Нынешняя ночь подошла к концу. Луз, мать Тео, собрала оставшийся моле в контейнеры и раздавала всем его, называя «segunda cena» или второй ужин.
Когда гости разошлись, я начала переставлять стулья на свои места.
– Нет, Аня, нет, – сказала Луз и похлопала меня по руке, – мы это сделаем завтра.
– Как-то нехорошо – оставлять вещи.
– И всё же, оставь. Пойдем на кухню. Mi madre делает для семьи шоколад.
Под шоколадом она подразумевала напиток, который мне подали в мое первое здесь утро, поэтому я загорелась желание сходить и попытаться выяснить, что в нём было. Тео, Луна и Кастилио уже расселись вокруг кухонного стола; прабабушка, наверное, уже легла спать. Барная стойка была завалена горшками и кастрюлями, тарелками и объедками. Ближе к бабушке лежал перец чили, апельсиновые корки и пластмассовый медведь, наполовину заполненный мёдом, и что-то похожее на измельченные лепестки красной розы.
– Нет, нет, нет. – Сказала бабушка, увидев меня, и прикрыла стойку руками. Могу сказать, что это подразумевалось как шутка, поэтому не обиделась.
– Не смотрю, – пообещала я.
Затем, как это часто бывало, бабушка что-то сказала на испанском и я разобрала своё имя. ( Она произнесла что-то похожее на ая-яй.) Секундой позже Тео выбежал.
– Тео, – заорала Луз. – Вернись, сынок! Бабушка просто пошутила! – Луз повернулась к своей матери. – Мама, тебе не стоит дразнить его этим!
– Что? – спросила я. – Что случилось?
– No es nada/ ничего, Аня. Ба немного позабавилась с Тео, – объяснила Луна.
– Я услышала своё имя, – воспротивилась я.
Кастилио вздохнул.
– Бабушка сказала, что Аня получит рецепт, только если станет членом семьи.
Я уставилась на бабушку. Она пожала плечами, как бы говоря «Ну и что с того?» Затем она принялась яростно взбивать всё, что лежало в горшке. Я сказала всем, что хочу с ним поговорить.
Я вышла в гостиную. Его там не было, поэтому я взяла фонарик и вышла в сад, излюбленное место Тео. Хотя было темно, я знала, что он где-то там, с мачете в руке, проверял деревья какао на признаки грибка.
– Тео, – позвала его я.
– Только потому что сезон в основном закончился, ты не увидишь посев, Аня. Посвети фонариком.
Я направила на него свет.
– Смотри, вот здесь монилия. Невероятно! – Тео срезал малюсенький стручок. Порез не был чистым. Если бы он был моим, Тео его бы переделал.
– Здесь, – сказала я и забрала у него мачете. – Дай я. – Я взмахнула им.
– Неплохо, – признал Тео.
– Тео, – начала я, но он меня прервал.
– Послушай, Аня, они ошибаются. Я тебя не люблю. – Он помолчал. – Я просто их ненавижу.
Я спросила, кого это – их.
– Мою семью, – сказал он. Всех их.
Я спросила, как он мог их ненавидеть. Они же бли такими замечательными и добры по отношению ко мне.
– Это пытка – жить в одном доме с женщинами! Сборище глупых старых сплетниц. Но я не могу от них сбежать. С моего рождения они ожидают, когда я стану здесь всем заправлять. Даже моё имя, Аня. Они ожидают что я буду всё это делать, но никто меня не спрашивал. Никто не спрашивал. Я не люблю тебя, нет.
– Как скажешь, – пошутила я.
– Нет-нет, ты мне очень нравишься. Но с тех пор, как ты сюда приехала... Я тебе завидую! Я хочу увидеть ещё что-нибудь, кроме фермы в Чьяпасе, фабрики в Оахаке и Табаско. Я хочу походить на тебя и не знать, что делать дальше.
– Тео, мне здесь очень нравится.
– Тебе находиться здесь в удовольствие, потому что не нужно находиться тут вечность. Видеть уже не могу одних и тех же людей день за днем до конца всей своей жизни. Они думают, что я в тебя влюблен, в некотором роде даже так и есть. Я рад встретить такого человека как ты. Я рад знать, что кто-то считает меня умным, и кто не говорит как я, и кто не знает меня с пеленок. И может быть, я в тебя влюблен – если любовь означает, что я боюсь того дня, когда мы расстанемся. Я знаю, мой мир снова уменьшится.
– Тео, мне здесь очень нравится. И это место, и твоя семья, они невероятно добры ко мне. Там, откуда прибыла... Всё не так, как ты думаешь. У меня не было выбора. И я ушла.