Соль чужбины

— В прессе промелькнуло сообщение о второй тайной квартире Кутепова, в Двенадцатом округе Парижа. И о запросе одного из левых депутатов министру внутренних дел, после которого генералу пришлось высказаться. Кутепов заявил: он-де «работает» там. Получает советские газеты и книги, делает выписки и тому подобная чепуха! Была ваша шифровка, но хотелось бы подробнее, Альберт Николаевич. О роли конспиративной квартиры.

— Это штабная квартира РОВСа, товарищ Артузов. Там удалось побывать и мне. Правда, только однажды и короткое время.

— Охраняется?

— Да: весь дом — и весьма искусно.

— Так что вы там увидели?

— Типичная школа «активистов». Для наиболее проверенных руководителей. Избранных. Они действительно читают советские газеты, изучают структуру наших учреждений, пути сообщения. Упражняются в подготовке диверсий, приготовлении взрывчатых снарядов. Кутепов лично участвует в разработке маршрутов боевых пятерок. Обеспечение курьерской связи, изготовление документов, кодовых таблиц, паролей, путей отхода. Ну, и тому подобное. Генерал пошел на самые тесные и даже неравноправные контакты с разведслужбами Франции, Англии, Польши, Америки.

— И Германии?

— Да, ведь там очень быстро восстанавливается разведка и контрразведка.

— Есть прямые данные о связях с разведслужбами?

— Пока только косвенные. Кутепов разъезжает в автомобилях. Его жена появляется в соборе на рю Дарю в мехах и модных туалетах. У него и у Союза появились деньги — без сомнения.

— Когда вы в последний раз видели его? Не считая Финляндии.

— Монкевиц представлял меня ему в Париже месяц назад. В русском ресторане.

— Впечатления?

— Ничего ему не делается. Снял, правда, форму, разгуливает в твидовом костюме, котелке и с зонтиком или тростью — типичный рантье. Его охраняют? — Артузов посмотрел напряженно, пристально.

— Один человек всегда при нем. Сравнительно молод, несомненно военный, гордящийся своей миссией. Среднего роста, набриолиненные очень черные волосы с прямым пробором, темные живые глаза, длинные руки. Вот все, пожалуй. Кутепов в пиджачке — лишь витрина. С другой стороны — боевики, курсы генштабистов Головина. Начата организация во Франции школ, готовящих унтер-офицеров.

— И полицейские курсы, — напомнил Артузов. Широкие брови поднялись. — Кадровая политика. Организация политического и уголовного розыска, техника допроса, ход следствия, сбор информации.

— РОВС призывает на курсы всех желающих, чтобы, как писалось в приказе, «умело, организованно и систематически вести антикоммунистическую работу». Кутепов торгует русскими офицерами в розницу и получает с головы. Кто из разведок больше платит — неизвестно. Говорят, Дефензива, а у Александра Павловича широкая душа. Он не торгуется.

— Каковы отношения с «Внутренней линией»? — напористо продолжал спрашивать Артузов.

— Ее задачи и возможности несколько сужены Кутеповым. Как и аппарат и его функции. Задача — поддерживать авторитет начальников, потерявших карательную власть; вторая — осведомление о настроениях эмиграции; третья — борьба с большевистской агентурой. Есть закрытый фонд — увеличение ежемесячных ассигнований на «почтовые» расходы.

— Интересно. Появились ли у вас новые знакомые, коллеги?

— Капитан Каржевский. Настроен на возвращение домой, в Смоленск.

— Ну, право на возвращение еще надо заслужить. Любого подбирать не станем: времена не те... Подведем некоторые итоги — для вашей ориентировки, Альберт Николаевич. К своим успехам можем отнести: «проводку» по России Шульгина, дело таких матерых волков, как Сидней Рейли и Савинков, которых мы «переиграли». Это факты, но не по вашему, мы вели с двадцать второго по двадцать седьмой год и добились многого. Есть и проколы. Вот почему считаю долгом остановиться на «Тресте». На ошибках учимся, как призывал Феликс Эдмундович. Тем более — это в значительной степени моя ошибка. Она связана с Опперпутом. Вам известна эта фамилия?

— Из эмигрантских газет.

— Начинал он в конце двадцатого года в Смоленске, в должности помначкомвойсками Западного фронта, хотя мы знали его некоторые антикоммунистические связи. Привлекателен, молод. Страшно тщеславный, изворотливый, готовый к авантюрам. Твердых политических убеждений не имел, медленная карьера в Красной Армии его не устраивала. Через некоего Заржевского был завербован савинковцами, стал заметной фигурой в их антисоветском подполье. К этому времени он — начальник Минского укрепрайона, что, естественно, повышало его акции. Опперпут четыре раза нелегально переходил границу. Встречался с Савинковым, получал деньги, инструкции, прокламации. Им заинтересовалась французская разведка. И мы тоже «повели» его.

На западной границе образовалась целая антисоветская компания: командир запасного батальона Щерба, уездный военрук Максимов, комендант Гомеля Чнбирь, военспец Корсунский. Мы их взялн сразу, одним махом. И сразу я выделил Опперпута. Почему? Нужен был адъютант из офицеров — главное. По происхождению из крестьян, Опперпут, хоть и нарушил наши законы, помог следствию, хотел искупит} вину. Под фамилией демобилизованного Эдуарда Оттовича Стауница мы поселили его в Москве, внедрили в «Трест», а для страховки «укрепили» через второй отдел польской разведки под фамилией «Денисов». Ему поручали проводку людей через «окна». Через него и Якушева шла дезинформация, которую покупали поляки, перепродавая подороже французам и англичанам...

Стауниц сначала работал пристойно, но позднее стал вилять. Я вызвал его на беседу. Он показался мне чрезвычайно нервным, издерганным. Курил одну папиросу за другой, говорил слишком много. Но он клялся, что хорошо выполняет все поручения, обещал верно служить и никогда не отступать от своего обещания. Я сказал: не хочу вас обидеть, но легковерие мне не свойственно. Он ответил, что чужд вероломству и хотя его прошлое дает основание для подозрений, он вновь готов доказать преданность. Я полагал, у Опперпута нет пути назад.

И ошибся. С появлением Марии Захарченко и других доверенных Кутепова Стауниц, связавшись с ними, стал заниматься валютными махинациями, а затем, переправляя в очередной раз Захарченко через «окно», удрал с ней. «Переправщик» счел себя не в праве задерживать его. Через «Трест» мы объявили Стауница провокатором, пустив в обращение записку, оставленную им жене. Там были такие слова: «Ты услышишь обо мне как о международном авантюристе».

Пришлось принимать срочные меры, чтобы полностью нейтрализовать его. Ряд эмигрантских газет сообщил: «Опперпут — чекист, он вводил РОВС в заблуждение, поставляя ложные сведения и имитируя теракты». Опперпут оказался между двух огней. Первое, что ему пришлось делать за рубежом, — доказывать, что он не агент ОГПУ. Он ответил всем сомневающимся через рижскую газету «Сегодня». Клялся в лояльности, выражал готовность к любой проверке, обещал даже взорвать в Москве здание, где работают главные советские чекисты. По старому знакомству за него поручилась Захарченко. С ней и бывшим офицером Вознесенским они снова перешли через финское «окно», добрались до Москвы.

Артузов налил себе холодного чая, выпил залпом. Встал, подошел к простенку, открыл карту Москвы — коренастый, крупноголовый, широкоплечий, с широкими скулами, темно-серыми выразительными глазами. Показал карандашом на карте:

— Малая Лубянка — вот. А тут, в бывшей гостинице «Бристоль», общежитие чекистов. Теракт психологический в первую очередь — взорвать общежитие, хотя и человеческих жертв было бы предостаточно. Под самым-де носом ОГПУ.

Захарченко и Вознесенский прикрывали. Стауниц проник в здание, заложил мощный мелинитовый заряд и шашки. Но взрыва не произошло: проснулось несколько человек и с риском для жизни обезвредили устройство. Террористов погнали к западной границе. Первым, отказавшись сдаться, был застрелен Стауниц-Опперпут. Ну, а позднее — остальные. Пришло время закрывать «Трест». — Артузов, заложив кулаки под мышки, твердо прошелся по одной половице. Подумал, остановившись возле окна, и, глядя через занавеску на московские крыши, сказал: — Хорошо поработали. Но ошибки были. Недооценили противника — это тоже факт. О своей ошибке я докладывал Коллегии: никуда не денешься, провел меня Опперпут. — И тут же, повернув крепкую шею и словно оттолкнувшись от окна, пошел к креслу, говоря с улыбкой: — А знаете, кто нам с МОЦРом[59] помог бороться? Бурцев! Великий разоблачитель! Шерлок Холмс и Нат Пинкертон российской журналистики — дома и в эмиграции. Нюх у него был, он и подсказал нам, чем мы должны заниматься. Читали? Он опубликовал все.