Месть

Он не мог понять, как моряки, патрулировавшие в Персидском заливе до войны, могли обходиться без кондиционеров. Его рубашка была мокрой насквозь, и капли пота текли по щекам, как слезы. Нужно принять ванну и лечь в постель, как только черномазый уберется.

Они обменялись вежливыми словами прощания. Пока иранец поднимался по лестнице в вертолет, Огилви повернулся лицом к корме. Потрясающая панорама огромного корабля была хорошей наградой за прогулку по палубе. Могучая надстройка «Левиафана» внушала благоговение, трубы поднимались к небу, как опоры гигантского подвесного моста.

— Капитан!

— Да?

Огилви поднял глаза. Иранец открыл окно и высунул голову.

— Вертолет, заметивший Хардена, потерял его в шквале.

— Могу ли я быть уверен, что вы схватите его до завтрашнего вечера?

Иранец неожиданно усмехнулся:

— Наверняка схватим. Можете плыть дальше.

Огилви промолчал. Ответив, он бы признал, что «Левиафан» продолжает плавание по воле иранцев. Винты машины завертелись. Огилви постучал ладонью по борту вертолета. Иранец высунулся в окно. Винты остановились.

— В чем дело, капитан?

— Скажите вашим людям, чтобы искали Хардена на Большой Жемчужной банке. Он будет прятаться среди рифов.

— Я учту ваши пожелания, капитан. Хорошая идея.

— Скажите мне... — произнес Огилви, не обращая внимания на слова иранца — тот явно хотел, чтобы его оставили в покое. — Вы передадите его американцам или будете судить сами?

Он видел в очках иранца свое отражение.

Ответ был уклончивым.

— Видите ли, если бы мы знали наверняка, что он американец, мы могли бы выдать его соотечественникам. Но, конечно, его паспорт может пропасть во время захвата, и в этом случае им займется САВАК.

— САВАК? — спросил Огилви, чувствуя, как у него по спине пробежал холодок. — Едва ли этим делом должна заниматься секретная полиция.

— Мы сами разберемся со своими проблемами, — ответил иранец. — Производителям нефти нет нужды ни о чем беспокоиться. И капитанам тоже.

Глава 26

Стрелка компаса безумно вертелась, неумолимо показывая на юг, когда «Лебедь» поворачивался кормой к ветру. Шквал много часов гнал яхту к югу.

К югу — а Халул был на западе. К югу, на Большую Жемчужную банку. К югу, пока Харден не перестал понимать, где он находится.

Не обращая внимания на бурные волны, он попытался развернуться и направиться в бейдевинд к ревущему и воющему северо-западному ветру. Крутые волны били яхту по носу, останавливая ее и отгоняя назад. Харден поправил штормовой стаксель, еще сильнее зарифил грот — благодаря дополнительным штормовым рифштертам, пришитым парусным мастером из Фоуэя, — и попытался осуществить задуманное, найдя компромисс между давлением ветра на яхту и волнами, мешающими плыть вперед.

Через нос перехлестывали тучи брызг. На бак обрушились зеленые волны, заливая палубу до мачты. Вода смывала град, который молотил по рубке и покрыл дюймовым слоем пол кокпита. Лицо Хардена там, где его не защищала борода, было исхлестано до крови.

Компас застыл на отметке 285 — пятнадцать градусов к северо-западу, — и тогда наконец «Лебедь» начал медленно двигаться вперед, к Халулу, все дальше удаляясь от места, где яхту нашел вертолет.

Харден плыл курсом 285 в течение часа. Затем ветер задул с северо-востока, и он смог направить яхту прямо на север. «Лебедь» рассекал мутные поперечные волны, наверстывая потерянное расстояние. Потом Харден поднял большой стаксель.

Его настроение улучшилось. После бесконечных дней одуряющей жары «Лебедь» летел, как птица в холодном ветре. Установив автопилот, Харден спустился вниз, чтобы проверить течь. В трюме плескалось небольшое количество воды. Заплата держалась.

Небо постепенно светлело. В «Указаниях к мореплаванию» говорилось, что большая часть штормов в Персидском заливе продолжается недолго, и, видимо, этот шквал уже умирал; ветер слегка ослабел, хотя волны с виду были такими же высокими, как раньше.

Вой ветра и грохот волн, бьющихся о яхту, перекрыл новый звук — приглушенный рокот впереди, не похожий на шум катера или самолета. Его можно было принять за прибой, но Харден находился по крайней мере в шестидесяти милях от побережья Катара и в тридцати от Джазират-Халула.

Не понимая, что это значит, Харден прошел на бак и встал на носу, одной рукой вцепившись в штаг, а другой прикрывая глаза от дождя и брызг. Затем с запозданием он прицепил страховочный линь к штагу, разозлясь на себя за то, что странный звук отвлек его внимание. Он вгляделся в штормовой мрак. Вдруг из него вынырнуло что-то белое, и у Хардена по коже побежали мурашки.

Он бросился к штурвалу.

В двухстах ярдах впереди на свинцовой воде сверкала белая полоса. Волны разбивались о риф. Его занесло на Большую Жемчужную банку.

«Лебедь» стремительно мчался к смертоносному камню. Положив руки на штурвал, Харден колебался. Скалы и коралловые рифы могли скрываться под водой со всех сторон. Он повернул в крутой бейдевинд, чтобы увести яхту в сторону. Иначе она пропорет себе брюхо, налетев на риф со скоростью пять с половиной узлов.

Риф был от него так близко, что он мог разглядеть трещины в кораллах, по которым вода стекала назад в море. Харден направил яхту носом к самым большим волнам, чтобы быстрее остановить судно. Потом он встал на носу, который раскачивался и нырял, как раненая акула, и попытался оценить размеры рифа.

В ясный день, как говорилось в «Указаниях к мореплаванию», рифы были хорошо видны под водой. Но сейчас ни темное небо, ни мутная вода не позволяли ему разглядеть подводную часть камня, облепленного кораллами, который встал на его пути.

«Лебедь», подставив нос волнам, медленно дрейфовал назад. Харден вспомнил предупреждение, выделенное в «Указаниях к мореплаванию» жирным шрифтом: «Плыть после темноты рядом с рифами небезопасно». Через два часа наступит ночь.

Харден ругал себя за то, что не понял сразу смысла чрезвычайной крутизны волн: он оказался на мелководье. Подумав об этом, Харден вздрогнул. Он находится на банке уже довольно много времени — ведь риф был с севера от него. Как ему удалось не сесть на мель?