Бешеный прапорщик

На дворе - весна, солнце светит вовсю, скоро уже зелень молодая пробиваться будет... А на душе - поздняя осень. Низкое свинцовое небо, противный моросящий дождь. И кошки скребут. Всеми четырьмя лапами... Потому, что сегодня в последний раз увижу Дашу... Пока лежал в госпитале, привык к тому, что ОНА всегда рядом, что можно быть счастливым оттого, что увидел ЕЁ, поговорил с НЕЙ...

Вчера было наше второе и прощальное свидание. Мы снова сходили в город, в "нашу" кондитерскую. Лейба принял нас как самых дорогих гостей, но весело не было. Не помогли даже свежайшие "вкусняшки" и кофе, заваренный хозяином по "фирменному" рецепту. Ел сладкое, а во рту ощущалась горечь. Даша была молчалива, серьезна и немного рассеяна...

Когда подошел к буфетной стойке, Лейба осторожно спросил:

- Таки у меня что-то со зрением, или у господина офицера и молодой дамы плохое настроение?

- Ты прав, хозяин. Настроение - хуже некуда... Завтра выписывают из госпиталя, и я уезжаю...

Лейба наклонил голову, мол, понимаю, помолчал, и вдруг спросил:

- Могу я сделать один маленький подарок господину офицеру и молодой даме? Это займет совсем немного времени...

Он открыл дверь на кухню и что-то крикнул на "идиш". Тотчас же появился мелкий чернявый поваренок, которому была дана инструкция на том же языке. Поваренок метнулся на выход, а я подошел к столику и сел напротив Даши.

- Денис, можно я буду называть Вас так? И Вы называйте меня - Даша. Денис, скажите, то место, где Вы будете служить далеко отсюда?

- Нет, недалеко... И при любой возможности я буду приезжать, чтобы увидеть Вас... Если Вы это позволите...

Я взял Дашину руку, медленно поднес к губам и поцеловал... Ее рука дрогнула, но осталась в моей и мы сидели и молча смотрели друг другу в глаза... Раздался стук входной двери. Повернув голову, увидел вошедших еврейских юношу и девушку лет 14-ти. Поздоровавшись, парень достал из футляра, который принес с собой, скрипку, приложил к щеке и поднес смычок. А девчушка запела... Она пела на своем языке, слова были непонятны, но звонкий голос, поддержанный скрипкой, завораживал и околдовывал. Мелодия была грустной, но одновременно была слышна светлая печаль и обещание чего-то хорошего ...

"И не важно, что дорога длинна и тяжела, что над головой серые тучи, что дождь промочил тебя до последней нитки, а ветер норовит сбить с ног...

Если ты знаешь куда идти, если тебя там ждет та, которую ты любишь и которой ты дорог, ты дойдешь, ты обязательно найдешь свой путь в самой непроглядной тьме, ты преодолеешь все трудности и невзгоды. Ты дойдешь, и на пороге дома наградой будет тебе счастливое сияние любимых глаз..."

Даша смотрела на меня не отрываясь, по ее щекам катились две маленькие слезинки, а в глазах была и грусть и обещание новой встречи... и что-то, что я не мог еще понять... Понимал только, что теперь все будет хорошо. И у меня, и у нее... Точнее - у НАС...

Девочка закончила петь, а скрипач все еще продолжал мелодию. Он импровизировал, скрипка в перестала плакать, мелодия превратилась из грустно-печальной в светло-торжественную... Последний звук затих, в кондитерской стояла мертвая тишина...

- Денис, я буду ждать Вас... И молиться за Вас... Только Вы возвращайтесь...

... И сейчас я стоял на пороге госпитального корпуса, все вещи были давно собраны и уложены в вещмешок, уже попрощался с Дольским, с Михаилом Николаевичем, который в очередной раз прочитал мини-лекцию о сохранении здоровья... Не было видно только Даши. Спрашивать, где она не решался, поэтому стоял возле крыльца и пытался прикурить очередную папиросу. И что за дрянь эти спички! Вместо того, чтобы зажигаться, только ломаются...

Проходившая мимо "медсестра" из старших, внимательно посмотрев на меня, подошла и негромко сказала:

- Прапорщик, не уходите... Ждите здесь...

Прошла целая вечность, мимо меня сновали санитары, таская носилки с вновь прибывшими ранеными, переругивались возницы, царила обычная для госпиталя суета. Я бросил окурок в бочку с водой, повернулся и сделал несколько шагов в сторону выхода... И непроизвольно обернулся... Даша с чуть-чуть растрепавшейся прической, с припухшими глазами сбежала с крыльца.

- Денис... Я Вас провожу немножко... Хорошо?

Она взяла меня под руку и мы медленно пошли к выходу, провожаемые множеством взглядов, которые явственно ощущались спиной. Даша шла молча, сосредоточено глядя под ноги. Я не мог выдавить из себя ни одного слова, язык словно прилип к гортани. Мы прошли уже метров сто, когда Даша остановилась и посмотрела мне в глаза.

- Я не хочу, чтобы Вы уезжали... Будь проклята эта война... Я знаю, что Ваш долг - быть там... Очень Вас прошу - останьтесь в живых... И возвращайтесь!.. Вы подарили мне защитника, я тоже хочу сделать Вам подарок, - она протянула мне небольшой сверток, - только, откройте его, когда будете уже в пути...

- Спасибо, - Мой голос был сиплым и надтреснутым, - Я обязательно останусь в живых, и обязательно вернусь... вернусь к Вам, Даша... Потому, что Вы теперь - смысл всей моей жизни...

Я хотел взять ее руку, но она порывисто обняла меня ... Потом повернулась и медленно пошла обратно. В глазах потемнело, я кинулся за ней...

- Даша!.. Дашенька!.. Я хотел Вам сказать... Я люблю Вас, Даша!..

Она провела рукой по моей щеке, обняла за шею и наши губы встретились... И не расставались долго - долго... Затем Даша сделала шаг назад, перекрестила меня и тихонько сказала:

- Иди, Денис...

... Я отошел на пару десятков метров, обернулся и смотрел на удаляющуюся тоненькую фигурку, пока она не исчезла в воротах госпиталя. Потом медленно развернул сверточек, подаренный мне на прощание... Внутри лежала куколка в форме сестры милосердия, очень похожая на Дашу... Та самая куколка, которую я не успел купить в магазине Аарона ...

А вкус поцелуя я чувствовал всю дорогу...

***

В штаб армии я попал уже ближе к вечеру. У ворот меня тормознул часовой и, осведомившись о причине появления, вызвал унтера, который проводил к дежурному. Улучив момент, представился поручику, "воевавшему" сразу по трем телефонам, и предъявил предписание, которое капитан Бойко передал в госпиталь. Самого Валерия Антоновича на месте не оказалось, но дежурный сказал, что тот обязательно должен вернуться к вечернему совещанию и попросил подождать во дворе. Ну, что ж, солдат спит, а служба идет. Устроился на скамейке, видимо специально поставленной для посетителей, и стал наблюдать за тяжелой боевой службой штабных. Ну, если не ёрничать, все бегали, как наскипидаренные. Штаб напоминал большой муравейник, только муравьи в нем были цвета "хаки". Все куда-то спешили, несли бумаги, отдавали распоряжения... Спокойными были только радист в своем фургоне, охраняемый отдельным часовым, и казаки конвойной сотни, сидевшие возле коновязи и разговаривавшие о чем-то своем, станичном. Недалеко от крыльца водитель, или как в это время их называли - "шоффер", который открыл капот своего "пепелаца" и, не торопясь, копался внутри. Меня вдруг разобрало любопытство: чем отличается сей агрегат от, скажем "Жигуля", и я подошел познакомиться с последними достижениями "Автопрома". Водитель сначала косился на меня, но распознав после пары вопросов во мне человека, знакомого с техникой, стал разговорчивей. Мы с ним проболтали довольно долго, пока наконец-то не появился мой новый начальник. Валерий Антонович прискакал с тройкой казаков, спешился, кинул поводья коноводу. Заметив меня, улыбнулся и подошел. Поздоровавшись, мы прошли в штаб и зашли в большую комнату без таблички на дверях. Внутри обстановка была почти спартанской. Слева от входа стояла вешалка, рядом с ней шкаф с филенчатыми дверками. В дальнем глухом углу притаился массивный, скорее всего несгораемый сейф, рядом на стене висела зашторенная карта. Остальное место занимали три разнокалиберных письменных стола. За одним сидел, закопавшись в бумаги, поручик и что-то быстро писал, сверяясь со своими многочисленными листками.