Страница 16 из 20
Берта Ионовна сегодня приехала из Новосибирска. Она ездила туда для того, чтобы оформиться на работе. Окончательно уедет в начале мая. <…>
Я работаю по-старому, с той лишь разницей, что в последнее время стал больше крутиться среди областного начальства. В ближайшее время обещают перевод. В субботу в обл. тубдиспансере мне сделали интересное предложение перейти на работу в оргметодотдел. Знающие люди говорят, что это просто счастье. Работа эта ни в коей мере не означает отрыва от практической медицины. Наоборот, нужно быть в курсе всего нового, участвовать в конференциях, консультироваться в институте <…>.
Если я соглашусь, то сначала меня на несколько месяцев пошлют на рабочее место в Институт для повышения квалификации <…>.
Засиделся я уже в этой богоугодной здравнице Подмосковья. Сезонка моя кончается, надо кончать и работу здесь. Очень уж противно вокруг страшное жулье. Этот вид воровства (у больных людей) мне совершенно омерзителен. Когда мы встретимся, я тебе порасскажу об этом.
В последние дни случился какой-то проблеск в моих литературных деяниях. Удалось установить контакт с ростовским журналом «Дон». Это новый солидный и толстый орган. Недавно послал туда свой рассказ «Механик с „Гамлета“». Герой рассказа немец, участвовал в 41 году в блокаде Ленинграда. Через 14 лет он попадает сюда в качестве механика торгового судна. Его неудержимо влечет в Петергоф, с которым связаны страшные воспоминания его молодости. В общем, произведение проникнуто антивоенным пафосом. Но есть в нем уязвимое место – немец вспоминает о любви к русской девушке, которая родилась (любовь) на развалинах Петергофа. Именно по этому месту, как я и предполагал, ударили товарищи из «Дона». Они написали, что рассказ произвел на них хорошее впечатление, но что я напрасно поэтизирую любовь советской девушки к солдату вражеской армии, что это порочит советских девушек. Они предложили мне что-нибудь изменить и снова прислать рассказ в исправленном виде. Просили присылать и другие вещи. Вообще, тон письма был деловой и благожелательный. Я еще ни разу таких писем из редакций не получал. Признаюсь, что благородного негодования я не испытал, а, напротив, испытал воодушевление и смело решил кастрировать свой рассказик, если он в этом виде подойдет для «Дона».
Вообще, оживляются мои литературные поползновения.
К сожалению, очень мало остается у меня времени для писаний. Я не могу писать, где придется, мне нужно настроиться на нужный тон и не отвлекаться. Кроме того, существенным препятствием является отсутствие пишущей машинки. У нас есть очень хорошая немецкая портативная машинка, но с латинским шрифтом. Ее можно перековать на русский шрифт, но это стоит примерно 200 рублей, а выкроить эту сумму из своего бюджета мы не можем. Если у тебя есть возможность, мамочка, ассигнуй мне такую сумму, я буду тебе очень благодарен.
23.04. Мамочка! Сегодня Берта Ионовна узнала, что кто-то продает половину дома за 60 т. Считаю, что тебе нужно приехать и самой включиться.
Жду. Целую. Привет от Б. И. и Б. П. Поцелуй от Киры.
Как здоровье Антона Яковлевича?
Твой Васока.
Поздравляем вас всех с 1 мая.
Евгения Гинзбург – Василию Аксенову
Львов. 23 апреля 1958 г.
Что-то, милые Кира и Вася, не балуете вы меня своим вниманием. Письмецо от Вас получить не так-то просто. Для этого требуется, по меньшей мере, двунадесятый праздник. Вот и сейчас жду, авось первого мая получу.
На мое последнее письмо ответа нет. А я очень беспокоюсь все время за твое здоровье, Вася. Проверяешься ли ты, не инфицировался ли? Какие перспективы на перемену работы? Кроме того, сейчас очень меня беспокоит, как изменилась ваша жизнь в связи с отъездом Берты Ионовны, если он состоялся. А может быть, к счастью, что-либо в этом направлении изменилось?
Как твои попытки насчет участка в Ильинском? Как Кирина учеба? Как здоровье Беллы Павловны?
У нас с квартирой по-прежнему полная безнадежность, хоть мы и имеем это «особое» постановление. Теперь я окончательно убедилась, что оно является лишь бюрократической отпиской и страховкой для чиновников от обвинений в бездеятельности. Мои московские друзья один за другим получают квартиры в новых комфортабельных домах. Я только за последнее время получила два таких известия и послала два поздравления с новосельем. Такая уж у меня судьба – всю жизнь плясать на чужих свадьбах.
Жизнь течет довольно уныло. Делю свое время между хождением в жилищные органы с высиживанием очередей и хозяйственными делами. Только вечер отводится для чтения и писанины. Недавно получила от магаданского радио письмо с просьбой не забывать их, посылать материалы, интересующие их. С великим удовольствием сделала бы это, но категорически не нахожу здесь материалов, которые могли бы интересовать Магадан.
Здесь в Союзе писателей, оказывается, есть русская секция. Хочу свои воспоминания о рабфаке[90] дать туда на рецензию. Мой предполагаемый московский рецензент Злобин[91] уехал во Францию, так что это дело отложилось на три месяца.
Пишешь ли ты, Вася, что-нибудь и почему не делаешь попыток печатать? Живя в Москве и имея родственников в лит. кругах, ты должен проявлять в этом отношении гораздо большую активность.
<…>
Прочла «Дорогу в никуда», которая понравилась мне меньше, чем «Клубок змей».
Сейчас читаю очерки С. Цвейга о Верхарне, Бальзаке и др.
Наверно, это показатель моего возраста, но я сейчас явно предпочитаю мемуарный жанр, публицистику, лит. критику – самой беллетристике, тем более, что так редко попадается что-либо настоящее.
Вася! Я тебя очень прошу быть поаккуратнее в переписке и не заставлять меня тревожиться зря.
Как живет Майка? Передай ей от меня привет и поцелуй. Целую вас обоих.
Привет Белле Павловне, а, если не уехала Берта Ионовна, то и ей.
Мама.
А. Я. и Тоня кланяются.
Евгения Гинзбург – Василию Аксенову
Львов. 17 июня 1958 г.
Дорогой Васенька!
Наконец-то получила твое письмо. Ты пишешь, что от меня долго ничего не было. Это неверно. Я написала сразу, дней через пять, после возвращения. Наташе я, действительно, долго не писала, т. к. при таком настроении нет никакого желания действовать на нервы другим.
А вот от тебя долго не было ответа на мое письмо, и я уже сильно волновалась, как там с твоим переходом на другую работу и с дачными делами. Очень рада, что ты, наконец, развязался с этой работой. Она меня очень угнетала постоянным страхом перед возможностью инфекции. Рада я и тому, что тебе дали эти три месяца усовершенствования. Это во всех отношениях хорошо. И, конечно, надо держать линию на аспирантуру. Литературным занятиям это ничуть не помешает, наоборот, будет давать необходимый жизненный материал.
Наши дела все в том же плачевном состоянии. Все чиновники, ведающие этим делом, категорически заверяют, что мы имеем право, получим и. т. д. и т. п., но дело за малым – в данный момент ничего нет. Все это надоело настолько, что просто жизнь не мила. Ведь каждый день начинается с хождений по этим местам и с унизительных разговоров. <…>
Ты спрашиваешь о планах. Так или иначе, но в начале июля я приеду. Чувствую себя настолько плохо, что отдохнуть обязательно надо, иначе свалюсь!
У меня развилась страшная бессонница. От нее я страдаю, старею, извелась совсем. Как поступить с квартирой, с Тонькой – все это придется решить в последний момент. Послезавтра она должна сдавать экзамен в музыкальную школу. От исхода будет зависеть, как с ней поступить на лето. Везти ее, во всяком случае, никуда не придется, т. к. скоро начнутся, для переэкзаменовочных, занятия в школе. В лучшем случае, может быть, удастся на одну смену в пионерлагерь. <… > Очень прошу тебя – держи меня в курсе всех дел, пиши чаще.