Убить отступника

…Внезапно в воздухе появился светящийся шар. Он вращался и пускал в разные стороны серебристые лучики. Лошади испуганно шарахнулись, некоторые встали на дыбы и заржали. Все открыли рот от изумления и стали усердно креститься.

Знамение?!

Чудо?!

Шаровая молния?!

Сатана?! Что это?!

Кто-то бросил лопату и упал на землю, прикрывая голову руками. Кто-то встал на колени и молился. Дершау открыл в ужасе рот, глаза его широко округлились. Раздался сдавленный крик. Хотел осенить себя крестным знамением, но рука застыла в воздухе. Дубов схватился за сердце и повалился на землю. К министру кинулся поручик. Он первым очнулся от ступора.

– Немедленно, сию минуту лекаря сюда! – крикнул Макаров. – Ну, живо! Что стоите, ротозеи?! У его сиятельства удар! Спасайте его! Что же вы?! Лекарь! Где же он? Ну! Не стойте истуканами, живее!..

А Дубов уже закатывал глаза: он умирал от сердечного приступа. Все кинулись искать врача. Еле отыскали. Бедняга лекарь забился под телегу и трясся от страха: так его напугала шаровая молния. Врача взяли под белы рученьки и подвели к графу.

– Ну, давай, давай же! Что ты медлишь, братец, спасай его сиятельство! – прикрикнул на врача Макаров.

Эскулап упал на колени, расстегнул верхние пуговицы министерского мундира…

– Сейчас, сейчас, господин офицер, я уже осматриваю больного…

Снова уставившись на шар, побледневший эскулап машинально нащупал пульс у его сиятельства. Пульс еле бился. Сердце министра все слабее и слабее качало кровь, хлипкие его толчки постепенно затихали. Человеческий двигатель ломался на глазах, душа постепенно покидала тело. А шар все выше и выше поднимался в небо. Наконец остановившись в одной точке, он на секунду ярко блеснул и мгновенно исчез, словно его и не было.

– Все кончено, господа! – громко сказал врач и встал с колен. – К глубочайшему сожалению, его сиятельство, Петр Каземирович Дубов, скончался.

Все охнули. Теперь внимание всех присутствующих устремилось на неподвижно лежащего министра. Кто-то снял головной убор и скорбно склонил голову, кто-то уронил слезу, кто-то перекрестился.

– Какое несчастье! – воскликнул Дершау. – Как же так? О боже!

– Не может быть! – чуть не заплакал Макаров.

Адъютант никак не хотел верить в скоропостижную смерть его сиятельства. Он до последнего надеялся, что шеф все-таки оживет. И чудо свершилось! Когда шефа переносили в карету, сердце министра неожиданно затрепыхалось. Дубов открыл глаза и застонал. Значит, приступ не до конца сразил генерала. Его сиятельство переборол смерть!

Все вновь были потрясены, но теперь уже этим происшествием, и даже на какой-то миг забыли о зловещем шаре…

Дубова в сопровождении жандармов, казаков и лекарей срочно повезли домой. Вскоре карета министра, не сбавляя скорости, миновала будку на Тучковом мосту. Приблизительно через полчаса мимо поста проследовал тарантас с солдатами, а еще через десять минут к будке прибыли две телеги: одна пустая – с унтер-офицером Дубинкиным, другая – с его сослуживцами. Богданов по поручению Дершау заплатил мяснику деньги и разрешил забрать свою повозку. Торговец удивленно взглянул на унтера: вояка заметно поседел.

– Вот беда! Беда-то какая! Страху видимо натерпелись, господин офицер? – взволновано заговорил торгаш. – Аж поседели как лунь. Мертвецы всегда жуткое зрелище. Вот беда…

Подавленный унтер молча кивнул, потрогал свои волосы. Движения его были замедленными, механическими. Человек явно пребывал в шоковом состоянии. Даже стал немного заикаться.

– Пос-се-дел… гов-в-воришь?..

– Да, засеребрился весь… Хорошо, что меня туда не отправили, насмотрелся бы всякой жути, опосля ночами не спал, кошмары бы мучили. Все мы там будем. Нам ли, людям смертным, переживать об том. Все равно никто живой из этой жизни не вышел. То-то. Но-о!.. – философски изрек торговец и подстегнул лошадь.

Колеса натужно заскрипели, и телега, покачиваясь и громыхая, покатилась прочь от сторожевой будки. Мясник был несказанно рад, что так удачно от всего этого отделался: во-первых, не участвовал в жутком спектакле под названием «погребение заговорщиков», а во-вторых, еще и деньги получил.

– Прощевайте, люди добрые! Не поминайте лихом! – крикнул напоследок торгаш и снова подстегнул лошадь.

Животина пошла шибче.

Унтер ничего не ответил. Перед глазами как наяву все стоял и стоял этот загадочный серебряный шар. Даже смерть министра не так взволновала унтера, как это необычайное явление. Но что же это? Чертовщина какая-то? Или Божий знак? А может, знамение? Так или иначе, Дубинкин до конца жизни будет помнить об этой дьявольщине. Если конечно проживет эту жизнь, жизнь хорошую, долгую. Да чтобы он еще раз согласился присутствовать на казни или похоронах жмуриков такого разряда – да ни за что на свете! Нет, нет и еще раз нет! И пусть за неповиновение сошлют в Сибирь или на Кавказ. Пусть отходят шпицрутенами по спине, пусть прогонят сквозь строй! Любое наказание приемлет. Пусть! Но не будет Дубинкин участвовать в таких делах, не будет! И все тут! Хоть режь его!

Дубинкин с благоговейным страхом посмотрел на небо.

«Не к добру сей шар! Предзнаменование, что ли? Неужто сызнова какой-нибудь Наполеон Бонапарт объявится? Тогда перед началом войны люди огненную комету в небе видели. То было настоящее знамение. И оно же сбылось! И шар оный – тоже знамение? Пожалуй, так. Представляю, каково будет тем казачкам служивым, что остались у страшной могилы. Вот страху натерпятся! Я бы ни за что там не остался – хоть стреляй! И так побелел как снег. Хватит с меня чудес чудных!»

Надо на время забыться, избавиться от этих ужасных впечатлений – иначе с ума можно сойти. Придя домой, квартальный надзиратель сразу же достал штоф с водкой. Выпив стакана три, Дубинкин упал на кровать и моментально отключился.

А у безымянной могилы декабристов на острове Голодай еще четыре месяца стоял караул. А пока стоял, мистические явления продолжались. Пару раз появлялся серебряный шар, раза три – призрак в военном мундире, а однажды воющий бестелесный дух. За это время от увиденного двое солдат точно с ума сошли, трое поседели навсегда, остальные пережили сильнейший эмоциональный стресс, который потом лечили ударной дозой спиртного. И когда похоронный пикет оттуда сняли, солдаты караульной службы вздохнули с огромным облегчением.

А что потом на этом месте происходило, уже никто не видел. И никто не мог поведать об этом. Лишь только небо, солнце и река, как вечные и немые свидетели всех без исключения исторических событий, происходящих на Земле, могли поведать, но не хотели. Природа умеет хранить чужие тайны, умеет и скрывать следы человеческих преступлений. Пройдет время – и она с помощью ветра, дождя и песка сравняет безымянную могилу с землей и навсегда скроет от человечества ее точное местонахождение.

Глава 1

Конец лета в Енисейской губернии выдался на редкость дождливым и холодным. Вот и сегодня, 13-го августа 1831 года, в уездном городе Белояре к вечеру поднялся порывистый ветер, налетели свинцовые тучи, громыхнул раскатистый гром, серебристые молнии кривыми клинками разрезали непроницаемую темень – и над избами пронесся косой и шумный ливень.

Ближе к ночи дождь сбавил свой натиск и нудно забарабанил. По крышам, по крылечкам, по ставням, по окнам. Батюшка-Енисей, осыпаемый дождевой дробью, рокотал и катился вдоль черных утесов, играя, как малое дитя, вихрастыми волнами…

Бывший казачий острог, убаюканный монотонным дождиком, плавно растворился в мирном покойном сне. В изголовье город бросил антрацитовое небо, вместо перины – мягкую песчаную площадь, а вместо одеяла – ночной покров. Глаза-ставни, бесчисленные и разноцветные, прикрыл до самого рассвета. Город заснул сном праведника…

В одном из бревенчатых домов, что находился на краю города, бодрствовал постоялец. Он сидел за круглым столом в комнате, служившей ему одновременно кухней, обеденным залом и гостиной, и что-то увлеченно сочинял. В соседней комнате спали жена и полуторагодовалый сын. Свеча на столе догорала. В доме царила мирная тишина, был слышен лишь торопливый скрип гусиного пера и шелест бумаги.